Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

испугаюсь, а от мысли до чувства – рукой подать. К тому же происходило нечто странное. Земля вдруг вновь пошла под уклон, в то время как нам полагалось, напротив, спускаться, если только мы не заблудились окончательно. Темнеет в октябре рано, так что уже вскоре сгустились сумерки. С некоторым облегчением я вспомнил, что сегодня полнолуние, а значит, после заката взойдет яркая луна. Становилось все холоднее, и скоро мы шли уже не под дождем, а под снегом.

Дела наши были из рук вон плохи, однако внезапно слева послышался шум далекой реки, и я воспрял духом. Правда, реке полагалось быть прямо впереди, а значит, мы на милю отклонились от нужного направления, и все же блужданиям настал конец – у нас появился ориентир. Я повернул налево, но не успел пройти и нескольких шагов, как позади раздался сдавленный крик.

Оглянувшись, я увидел, как Сэнди отчаянно убегает, словно от погони. В следующее мгновение он скрылся в тумане, и тщетно я звал – ответом мне был лишь топот ног по камням.

Не знаю, что напугало Сэнди, тем не менее с его исчезновением прошел и заразительный страх, поэтому я продолжил путь почти с радостью. Внезапно впереди показалось темное пятно, и, не успев опомниться, я уже взбирался, спотыкаясь, по крутому травянистому склону.

Ветер усилился, снег больно жалил лицо, однако меня утешала мысль, что ветер рассеет туман и я спокойно дойду до дома при свете луны. Остановившись на склоне, я заметил, что до темного пятна рукой подать и оно закрывает меня от снега, а потому поспешил забраться под его кров, показавшийся мне гостеприимным. Вершину холма венчала стена высотой около двенадцати футов, и я очутился прямо у проделанного в ней отверстия, сквозь которое виднелся слабый свет. Заинтригованный, я шагнул внутрь, пригнувшись под очень низким потолком, и вскоре вышел на другой стороне. В это мгновение небо посветлело, и, хотя луна еще скрывалась за быстро бегущими облаками, света стало достаточно, чтобы осмотреться.

Я находился внутри круга. Над головой у меня, футах в четырех от земли, из стены торчали сломанные каменные балки, когда‐то, должно быть, поддерживавшие потолок. И тут весь ужас последних девяти месяцев вернулся ко мне: я узнал свое видение, и взгляд мой выхватил из полумрака крадущуюся фигуру ростом не больше трех футов и шести дюймов. Человек споткнулся о камень, в нос ударил невыносимый запах скверны, и я почувствовал, что сейчас умру от тошноты. Тщетно я пытался закричать или пошевелиться. Человек подкрадывался все ближе.

Наконец ужас, парализовавший меня, достиг такой силы, что, напротив, придал мне ускорение. С криком я, спотыкаясь, бросился через проход, одним прыжком спрыгнул с холма и помчался так, как, надеюсь, никогда больше не придется. Я бежал, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого места, но удача сопутствовала мне, и уже вскоре я очутился на тропинке рядом с рекой, а через час добрался до дома.

На следующий день у меня поднялся жар, и я, как вы знаете, на шесть недель слег с пневмонией.

Вот и вся история. Ей может быть много объяснений. Возможно, я заснул на лужайке и вспомнил тот кошмар, когда в тяжелых обстоятельствах очутился в старом замке пиктов, где меня напугала прячущаяся от грозы овца или коза. Словом, можно придумать сотню объяснений. Однако совпадение странное, и те, кто верит в ясновидение, найдут в моей истории интересный его образчик.

– И все? – спросил я.

– Да. Я и это‐то едва пережил!.. По-моему, звонили к ужину.

За дверью

Почти вся небольшая компания, гостившая у моего друга Джеффри Олдвича в очаровательном старинном доме, который тот недавно приобрел в деревушке к северу от Шерингема на побережье Норфолка, вскоре после ужина разошлась – кто в бильярдную, кто за карточные столы. В гостиной остались лишь мы с миссис Олдвич – друг напротив друга за маленьким круглым столом, который мы очень терпеливо, но безуспешно пытались заставить вертеться. Давление, физическое и психическое, которое мы в самой дружеской и поощрительной манере оказывали на этот столик, не помогало преодолеть ту малую, казалось бы, инерцию, какой может обладать столь небольшой предмет, и он оставался неподвижен, как самые постоянные из звезд. Ни разу не дрогнули его тонкие ножки-веретенца. После весьма продолжительных и терпеливых стараний мы наконец предоставили ему отдыхать в деревянном одиночестве, а сами завязали теоретическую беседу о сверхъестественном – чтоб никакой дурацкий столик не противоречил нашим идеям, добавил я, раздосадованный неудачей. Ведь если мы не в силах стронуть с места столь незначительный предмет, не стоит и мечтать о перемещении чего бы то ни было в принципе. Едва я произнес эти слова, как покинутый столик напомнил о себе властным стуком – внезапным и громким.

– Что это? – встрепенулся я.

– Всего лишь стук, – ответила миссис Олдвич. – Я ждала чего‐нибудь подобного.

– И вы действительно полагаете, что стучал дух?

– Бог мой, нет, конечно. Вряд ли духи имеют к этому отношение.

– Уж скорее чрезвычайно засушливое лето. Мебель часто трещит в такую погоду, – предположил я, не убедив даже самого себя. Ни летом, ни зимой мебель не трещала так, как этот столик. Раздавшийся звук ни в коей мере не напоминал хриплый треск рассохшегося дерева, а был похож на резкий удар одного твердого предмета о другой.

– Не думаю, что это связано с сухой погодой, – улыбнулась миссис Олдвич. – Если хотите знать, я считаю, что это непосредственный результат наших попыток вертеть столик. Звучит глупо?

– Пока что да, хотя не сомневаюсь, что при желании вы могли бы сформулировать ваше предположение весьма убедительно – у вас есть талант придавать правдоподобие всему, о чем вы говорите.

– Вы переходите на личности, – заметила она.

– С благой целью побудить вас к более подробному пояснению. Прошу, продолжайте.

– Тогда давайте прогуляемся и посидим в саду, если мои правдоподобные теории и впрямь привлекают вас больше, чем бридж. Вечер восхитительно теплый, а…

– А рассуждениям о сверхъестественном более приличествует темнота, как на спиритическом сеансе, – подхватил я.

– О, в моей теории нет ничего сверхъестественного, – возразила миссис Олдвич. – Я полагаю, эти явления имеют исключительно физическое обоснование.

Мы вышли навстречу прозрачному полусвету мириад звезд. Последнее алое перо заката, долго реявшее на западе, сдул своим дыханием ночной ветерок, а луна еще не прорезалась на туманном горизонте моря, чья грудь едва заметно вздымалась во сне с тихим шепотом волн. По темному бархату коротко стриженного газона гулял легкий бриз, пахнущий солью, ночной свежестью и, временами, нежным, едва различимым ароматом дремлющих цветочных клумб, над которыми порхали белые мотыльки в поисках ночного нектара. Дом с двумя высокими зубчатыми башнями елизаветинской эпохи сиял огнями, поэтому мы удалились в тень садового лабиринта самых причудливых форм и