Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

– Итак, мы в крайне убедительной обстановке, – проговорил я. – Будьте добры изложить свою теорию во всех подробностях и, если возможно, со столь же подробной иллюстрацией.

– Под каковой вы имеете в виду историю о привидениях или что‐нибудь в таком роде? – уточнила миссис Олдвич.

– Именно! И, хотя не берусь настаивать, по возможности из личного опыта.

– Как ни странно, я могу предоставить как раз такую иллюстрацию. Тогда сначала я изложу вам мою общую теорию, а затем подкреплю ее подходящей, как мне кажется, историей, которая произошла со мной здесь.

– Уверен, она подойдет.

Миссис Олдвич подождала, пока я зажгу сигарету, и заговорила своим приятным, кристально чистым голосом. Чище голоса я не знаю, и в полной темноте ее слова, не замутненные иными впечатлениями, звучали для меня воплощением ясности.

– Мы лишь начинаем догадываться о том, насколько неразрывно взаимосвязаны сознание, душа, жизнь – называйте как хотите – и чисто материальная составляющая тварного мира. То, что подобная взаимосвязь существует, разумеется, было известно веками. Например, врачи знали, что бодрость духа пациента способствует его выздоровлению; что страх, всего лишь чувство, определенно влияет на биение сердца; что гнев вызывает химические изменения крови; что тревога ведет к несварению желудка; что под воздействием сильных страстей человек может совершать то, на что физически неспособен в обычной жизни. Итак, сознание самым естественным образом вызывает изменения в чисто материальных тканях. Если немного расширить эту мысль, можно предположить, что сознание способно воздействовать не только на живые ткани, но и на неодушевленные предметы, скажем на куски дерева или металла. Во всяком случае, не вижу, почему дело могло бы обстоять иначе.

– Отсюда, например, столоверчение? – спросил я.

– Это один из примеров того, как некая сила из бесчисленного множества загадочных скрытых сил, которыми вооружен человек, может сообщаться и регулярно сообщается материальным предметам. Каким законам подчиняется такое сообщение, нам неизвестно. Порой нам хочется воздействовать на предмет, однако ничего не выходит. Сейчас, например, когда мы с вами пытались вертеть столик, на пути нашей силы возникло некое препятствие, хотя я считаю последовавший затем стук результатом наших усилий. Так или иначе, я нахожу совершенно естественным, что эти силы могут воздействовать на неодушевленные предметы. О том, как это происходит, мы знаем не больше, чем о том, как страх ускоряет биение сердца, и все же, как изобретенное Маркони радиосообщение переносится по воздуху без видимого или осязаемого средства передачи, так и эти силы некими неочевидными телесными путями могут переходить из цитадели духа на материальные предметы, будь то наши живые ткани или неодушевленная природа.

Помолчав, миссис Олдвич продолжала:

– При определенных обстоятельствах сила, переходящая от нас к неодушевленным предметам, может в них проявляться. Так, сила, перешедшая на столик, может проявиться в движении или постукивании, поскольку столик был заряжен физической энергией. Очень часто столы и стулья двигаются будто бы по своей воле, но лишь тогда, когда на них воздействует некая сила – животный магнетизм, если угодно. Похожее явление, на мой взгляд, наблюдается в так называемых домах с привидениями. Обычно это дома, где произошло некое преступление или деяние, совершенное в накале чувств или страстей, а теперь время от времени видится или слышится тень произошедшего или его повторение. Скажем, в комнате убили человека, и ее посещает призрак убитого или, реже, убийцы, который видят особо чувствительные натуры, и слышатся крики или шаги. Произошедшее каким‐то образом зарядило обстановку и теперь воспроизводится, целиком или частично, по неизвестным нам законам, как фонограф при правильном обращении воспроизводит сказанное.

– Все это теория, – заметил я.

– Тем не менее она, как мне кажется, объясняет ряд любопытных фактов – что и требуется от теории. Иначе мы должны откровенно признаться, что не верим в существование привидений, или предположить, что дух несчастного убитого при определенных обстоятельствах обречен воспроизводить трагедию, постигшую его тело. Мало того что убито тело, душа вынуждена возвращаться и проживать пережитое с такой силой, что ее страдания становятся видны или слышны чувствительным натурам. Это для меня немыслимо, а вот моя теория – очень даже. Понятно ли я объяснила?

– Довольно понятно, но хотелось бы получить полноценный пример, иллюстрирующий сказанное.

– Я ведь обещала вам историю о привидениях из собственного опыта.

Немного помолчав, миссис Олдвич начала рассказ.

– Этот дом Джек купил всего год назад у старой миссис Денисон. Мы оба слышали, что здесь якобы обитают призраки, однако не знали подробностей. Месяц назад я слышала, полагаю, призрака. Когда на прошлой неделе у нас гостила миссис Денисон, я расспросила ее об истории дома, и ее рассказ полностью совпал с тем, что я пережила. Сначала опишу вам то, чему была свидетелем, а затем перескажу ее слова о местном призраке.

Месяц назад Джек уезжал на несколько дней, и я оставалась здесь одна. Как‐то вечером, находясь, насколько сама могу судить, в обычном для меня состоянии здоровья и духа, то есть в превосходном и безмятежном, я около одиннадцати часов отправилась спать. Моя комната находится на втором этаже у основания лестницы, ведущей на третий этаж. В моем коридоре расположены еще четыре комнаты, которые в тот вечер пустовали. Дверь в дальнем конце коридора ведет на верхнюю площадку парадной лестницы. С другой стороны, как вам известно, расположено еще несколько спален, которые в тот вечер тоже были свободны. Словом, на втором этаже спала только я.

Моя кровать находится рядом с дверью, и над ней висит электрический светильник с выключателем в изголовье. Там же имеется второй выключатель, управляющий светильником в коридоре возле комнаты. Это придумал Джек: если понадобится выйти, когда в доме темно, можно перед выходом включить свет в коридоре, а не шарить в поисках выключателя снаружи.

Обычно я сплю крепко и лишь в исключительно редких случаях просыпаюсь до утреннего прихода слуги. Такой редкий случай и произошел той ночью. Еще необычнее то, что я проснулась, дрожа от безотчетного страха, который тщетно пыталась сдержать и развеять логическими рассуждениями. Дикий страх перед чем‐то неизвестным овладел всем моим существом. Не видя смысла дрожать в темноте, я зажгла лампу и принялась читать книгу в надежде одолеть таким образом этот непонятный страх. Казалось бы, для успокоения встревоженных нервов не найти книги лучше, чем «Зеленая гвоздика»[32]. Тем не менее она справлялась с моим страхом не более успешно, чем логические рассуждения, и через несколько страниц, когда стало очевидно, что сердце по-прежнему колотится в горле от ужаса, я выключила свет и снова легла, взглянув перед этим на часы. Было без десяти два.

В темноте лучше не стало – меня не отпускал чудовищный страх, чья природа постепенно прояснилась: ужас перед