Сожженные приношения - Роберт Мараско

– Наша матушка?.. – спросил брат, протягивая руку мисс Аллардайс.

– …будет в полном порядке, брат.

Она обнадеживающе погладила его по руке, а Уокер, не дожидаясь, пока на него рявкнут, отправился к машине – готовить ее для поездки, совершаемой раз в два года.

Глава 5

Через несколько дней они получили два составленных от руки экземпляра договора за подписью «Арнольд Аллардайс», с пустым местом для подписи Бена. Рольфы соглашались арендовать помещения по адресу: Шор-роуд, 17, с первого июля до Дня труда и освободить их третьего сентября. Чек на четыреста пятьдесят долларов следует приложить к подписанному экземпляру; еще четыреста пятьдесят вручаются непосредственно Арнольду Аллардайсу третьего сентября. Бен снял деньги со сберегательного счета (так что теперь в их распоряжении осталось чуть больше семи сотен) и отправил письмо с договором и чеком по адресу: почтовое отделение 121, Мохонксон, Нью-Йорк.

Ответное письмо и накорябанная расписка о получении денег убедили Мэриан в реальности происходящего: дом и все в нем на два месяца в их распоряжении, и вдобавок угодья, бассейн, пляж, частный причал… пусть от него никакого толку, но все равно приятно. Ее интуиция верно служила ей с того самого момента, как она обвела объявление в газете и позвонила мисс Аллардайс. Судьба, решила она, не иначе. Когда она поделилась этим с Беном, тот ответил:

– Ну конечно, судьба. Просто ты избалованная соплячка, а я слабовольный подкаблучник.

И все же в этом действительно чувствовалась рука судьбы, так же как во встрече с Беном десять лет назад. Всего лишь дом, и только на пару месяцев, не на всю жизнь, но глубина ее переживаний удивляла саму Мэриан, когда она размышляла об этом, а размышляла она часто. Ей всегда казалось, что сама судьба свела их с Беном, что этого просто не могло не произойти; точно так же было и с домом. Ее настроение – черное, чернее не бывало, насколько она помнила, – когда он решил, что дом им не подходит, не объяснялось ни банальным капризом, ни обидой избалованного ребенка. Дом был абсолютно необходим, он стал ее жизненно важной частью, она сразу это ощутила.

Она не могла понять этого и продолжала смутно анализировать свои сложные чувства. Следовало признать: дом воплощал все, о чем она когда-либо мечтала, он был, как Бен и Дэвид, отражением того, чем была она или чем могла бы быть в своей лучшей ипостаси. И время от времени твердя про себя: «Да господи, это всего лишь дом», она либо отрицала правду, либо – это откровение снизошло на нее в момент особенно глубокого погружения в себя – пыталась подавить в зародыше какой-то страх, таившийся в самом далеком углу ее сознания. Откуда вообще взялось слово «страх»? Почему не заменить его более уместным «беспокойством»? В конце-то концов, чего греха таить, и дом громадный, и за старушку придется нести ответственность.

Если бы не Бен и его беспочвенные подозрения, то это чувство, наверно, и вовсе не появилось бы и ей то и дело не вспоминались бы голоса хозяев, их сбивающие с толку взгляды. Когда такое случалось, она напоминала себе, что Аллардайсы – люди дряхлые, возможно в старческом маразме или близки к нему, явно диковатые, но – безвредные. Кроме того, как она неустанно талдычила Бену, и дом, и лето будут полностью свободны от хозяев.

Да, все-таки, пожалуй, беспокойство, причем совершенно естественное.

Ничего из этого она не упоминала в разговорах с Беном. Он не поймет, а если поймет, то посмеется или, хуже того, будет утверждать, что его интуиция вернее, чем ее. А это не так. В любом случае не его это дело. Они сняли дом на лето, а все остальное – чисто личные заметки на полях.

Редко, отметила Мэриан, доводилось ей проводить столько времени внутри себя.

* * *

Пересмотрев свое расписание, тетя Элизабет решила, что с удовольствием скоротает с ними лето или по крайней мере добрую его часть. Но точно ли они хотят, чтобы некая пожилая леди все время торчала у них перед глазами? В ответ Бен в голос расхохотался, и тете Элизабет оставалось только гадать, что такого смешного она сказала.

Учебный год закончился в середине июня, Бен провел еще неделю в школе, расчищая рабочий стол и обсуждая с коллегами расписание и планы на осень. Он сцепился со слабоумной мисс Маккензи из-за учебного плана для десятиклассников и выслушал от директора Байрона наставление насчет того, что пора бы наконец взяться за диссертацию; в его словах смутно угадывалась угроза. Приходя в квартиру после всех этих свар, Бен был раздражен и рассеян, и постепенно уединенный дом, суливший два месяца спокойного чтения под деревом или у бассейна, стал казаться ему все более привлекательным.

Они договорились с местным почтовым отделением, что их письма будут храниться там, пока не появится адрес, куда их перенаправлять, и после долгого обсуждения решили, что для друзей они «за городом, далеко за городом» на все лето. Пусть это эгоистично, но им хватит забот и без того, чтобы обрекать себя на еженедельное нашествие гостей. Упомянуть бассейн и пляж в разговорах им не хватило духу, и дом превратился в небольшой коттедж в лесу, где Бен мог спокойно поработать над своими курсами. Все понимающе кивали, ну а с учетом того, что с ними отправлялась еще и тетя Элизабет, Рольфы на два грядущих месяца фактически исчезали с горизонта.

Мэриан, как с удивлением обнаружили они оба, не испытывала ни малейшего беспокойства по поводу оставляемой без присмотра квартиры и с такой любовью подобранной обстановки. Пыль она теперь вытирала через день, а пылесосила всего дважды в неделю. Окна, пожалуй, можно помыть потом, когда они вернутся в сентябре, да и полы подождут. В ее сознании городская квартира вдруг стала перевалочным пунктом.

* * *

Первого июля в восемь утра они заехали за тетей Элизабет. Бен повоевал с вещами в маленьком багажнике «камаро» и в конце концов втиснул туда чемодан тетушки. Он успел уже закрепить на крыше машины решетку, заставить ее пожитками, обвязать все веревками и укрыть брезентом, так что теперь ему пришлось потратить полчаса, чтобы запихать под брезент тетушкин мольберт, а саму