На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Места мало, — посетовал Ян Потоцкий. — Некуда гусарами ударить. А так бы давно уже рассеяли всех этих пятигорцев.

Братья Потоцкие вместе с молодым Станиславом, конечно же, находились при короле. Они привели свои хоругви конницы и пехоты, существенно пополнившие коронное войско, поэтому Яну Потоцкому его величество поручил командовать гусарами. Вот только, как справедливо заметил он сам, места для таранной атаки гусарии здесь не было. Московитский князь умело выбрал поле боя, ничего не скажешь.

И самое неприятное, что сюрпризы, которые он подготовил для коронного войска, ещё не закончились.

— Алла! Алла! — раздался знакомый всем в Диком поле и его окрестностях боевой клич. Липки, как все татары, буквально росли вместе со своими конями, для них пройти по бровке шириной в лошадиный круп — раз плюнуть, они и не такое вытворяют. Их спустили с поводка, словно свору диких псов, отдали приказ: «Рвать!», а они и рады стараться. Под зычные выкрики: «Алла! Алла!» и волчий вой, липки охватили с флангов пехоту и рубившихся с пятигорцами панцирных казаков вместе со шляхетским ополчением, и бешенная рубка завертелась с новой силой. Вот только теперь перевес в ней уже точно был на стороне мятежников.

— Шлите людей к Кантемиру, — тут же обернулся к Александру Ходкевичу король, как только услышал знакомые крики. — Пускай решит вопрос с этими предателями!

Ходкевич в этот раз сам не поехал. Опытный военачальник, он понимал, что татары служат лишь для отвода глаз, настоящий удар московитский князь ещё не нанёс. И каков он будет — пока непонятно, однако реагировать на него придётся быстро, а сделать это, находясь среди татар мурзы Кантемира гетман не сумеет.

— Пан Ян, — обратился он к Потоцкому, — ступайте к татарскому мурзе, пускай выполнит приказ короля. — И уже тише, так чтобы слышал лишь одни Потоцкий, добавил: — И пускай гусары ваши сидят в сёдлах. Что-то мне подсказывает — они очень скоро нам понадобятся.

Потоцкий не слишком любил татар, его земли находились близко от Дикого поля, и с ними он был знаком с юности и не понаслышке. Однако отказывать гетману польному не стал. Да и татары Кантемира, хотя и пострадали от рогулек и выстрелов литовских выбранцов, всё ещё представляли собой серьёзную силу.

— Мы напоим свои сабли их кровью! — пообещал сам мурза, который горел гневом и желанием оправдаться перед самим собой за позор бегства от жалких выбранцов.

Татары не заставили себя ждать. В третий раз над полем боя разнёсся их клич: «Алла! Алла!». Чамбулы Кан-Тимура ударили на липков, но те выдержали, и грандиозная кавалерийская рубка продолжилась. Достигнуть в ней решающего перевеса пока не удавалось ни одной стороне. Гибли люди, с криками падали кони. Ломались пятигорские копья, татарские булавы мозжили вражьи головы, сабли скрежетали по панцирям, звенели о шлемы, но куда чаще их клинки находили живую плоть и пускали кровь. Грандиозная, безумная конная схватка, из которой, казалось, живым не выйти никому. Люди и кони сталкивались, убивали друг друга, валили наземь, и всё лишь для того, чтоб спустя краткий миг схватиться снова. А потом и ещё раз, и ещё, и ещё… И так, пока смерть не настигнет тебя самого. Сабельным клинком, наконечником копья, булавой с ослиной челюстью или же редким пистолетным выстрелом прямо в лицо, от которого спасенья нет.

По весеннему времени пыли почти не было, и легко можно рассмотреть что там творится. Потому его величество не отрывался от зрительной трубы, наслаждаясь зрелищем конной рубки.

— Всё же сарматы, — проговорил он, не опуская трубу, — сарматы вы, никак иначе. Не в пешем строю, но только верхом победы добываете!

Сигизмунд верил, что победа будет за коронным войском. Верил всем сердцем. И вера его имела под собой веские основания. Коронные всадники и впрямь начали теснить мятежников прямо к опасно ровному куску земли, засеянному «чесноком».

— Сейчас, — приговаривал король. — Вот сейчас московитский мальчишка угодит в собственную западню. Он уже однажды недооценил польскую кавалерию, и теперь повторяет ошибку.

Вот только гетман польный Александр Ходкевич не был согласен с королём, хотя и помалкивал. Московитский князь не производил впечатление человека, который повторяет собственные ошибки. Потому и сидели в сёдлах гусары, готовые по первому же приказу ринуться в атаку.

И очень скоро возникла надобность именно в этом приказе.

В лагере мятежников запели трубы, забили барабаны. Да так громко, что слышно было даже сквозь грохот конной схватки, всё ещё кипевшей на фланге. Король тут же обернулся туда, и увидел, как из шанцев, через валы идёт масса пехоты. И это были вовсе не выбранцы. С отменной слаженностью шагали одетые в заграничные колеты ландскнехты и разноплемённые наёмники надворных хоругвей мятежных магнатов. Московский князь вытащил из рукава и разыграл ещё один козырь. И был это уж точно козырной туз.

— Проклятье! — выпалил Ходкевич. — Да это прусские ландскнехты! Ваше величество, посмотрите на знамёна. Это наёмники курфюрста, не иначе.

Вряд ли без ведома курфюрста Бранденбургского, регента Пруссии, к мятежникам на службу пошли бы наёмники. Тем более что сам ленник Речи Посполитой набирал войско, чтобы ударить по Литве, и тут вдруг такой поворот.

— Курфюрст предал нас, — мрачно заявил король. — Переметнулся на сторону мятежников, открыто принял их сторону. Эти люди там, — он махнул рукой на поле боя, которое медленно, но верно, словно отлично смазанная и отлаженная машина занимали наёмные полки, — вызов нашей власти над Пруссией и Бранденбургом. Пан гетман, — обратился к Ходкевичу король, — велите атаковать гусарам. Пан Ян, — теперь уже Потоцкому, — пришёл час вашей славы. Покарайте этих изменников.

Ян Потоцкий, хотя и немолод давно уже, и прошёл тяжкий, бесславный Московский поход, а всё равно рад был тряхнуть стариной, и сам, вместе с братом повёл в атаку гусарские хоругви.

— Я соберу пехоту, — успел сказать ему перед тем, как Потоцкий отправился к гусарам, гетман, — всех, кого смогу. Они поддержат вашу атаку.

— Благодарю, пан гетман, — кивнул тот, однако в душе был уверен, поддержка его гусарам не понадобится. Кто сможет остановить их?

Сотни лучших всадников Европы, если не всего мира, двинулись в атаку на ровные квадраты вражеской пехоты. Ландскнехты не дрогнули при их появлении на поле боя. Подчиняясь командам офицеров и унтеров, они продолжали мерно шагать. У мушкетёров горели огоньки на фитилях, лишь прикажи — и тут же сотни мушкетов плюнут во врага свинцом. Расчёты катили лёгкие пушки прямо между ротами пикинеров, чтобы выдвинуть их на позиции, быстро зарядить и пальнуть прямо по скачущим всадникам. Даже лёгонькое полуфунтовое ядро может натворить много бед в плотном строю конницы. А гусары скачут колено к колену, между всадниками негде ладонь просунуть. Они ударят как единое целое, общей массой людей и коней. И выдержать их таранный удар сможет далеко не всякийполк даже самых опытных наёмников.

Легко обойдя конную рубку, кипевшую на фланге, гусарские хоругви по команде перешли на галоп. Опустились длинные, украшенные флажками пики, сверкнули на солнце клинки концежей. Перья загудели, пугая неопытных, ещё ни разу не ведавших гусарской атаки, солдат. Вот только таких среди наёмников не нашлось.

Если гусарский натиск был диким порывом, скачкой сотен коней, то ему противостояла настоящая военная машина. Всё в пехотном строю делалось по команде. Стоило гусарам пустить коней в галоп, как тут же пешие полки остановились, однако никто не спешил упирать пики в землю, выставляя их под углом, так что наконечник оказывался почти напротив конской груди. Перед пикинерами с флангов бегом выбежали мушкетёры, стремительно выстроившись в три шеренги. Унтерам, казалось, даже командовать не было нужды. Все и без их команд знали, что им надо делать.

Залп! И полетели на землю гусары, сражённые тяжёлыми мушкетными пулями. Валятся через голову кони, роняя всадников. Однако строй настолько плотный, что потери почти незаметны, да и не так уж много гусар гибнет. На раны же ни люди, ни скакуны не обращают внимания. Мушкетёры первой шеренги поспешили убраться прочь, уступая товарищам.