На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Ставлю дукат против ломанного медяка, — провожая их взглядом, заявил король, — что до исхода часа, бой будет идти уже в шанцах и на валах. А до заката мы возьмём и сам этот жалкий городишко.

Ходкевич пари не принял, несмотря на то, что были у него серьёзные сомнения в том, что король прав в своих хвастливых и чересчур оптимистичных утверждениях.

— Смотрите же, пан Александр, — решительно заявил король, прикладывая окуляр к глазу. — Смотрите. Сейчас будет на что поглядеть.

И тут его величество оказался прав.

Много доводилось мне слышать залпов, однако ни один из нынешнего века и близко не походил на те, что однажды услышали мы в двадцать первом, когда наша артиллерия отрабатывала по вражеским позициям. Тогда нас везли на учебный полигон, и, как я сейчас понимаю, водитель специально решил проехаться поближе к батарее стапятидесятидвухмиллиметровых «Гиацинтов», как раз когда те открыли залповый огонь по врагу. Тогда мне казалось, что голова лопнет, а из лёгких, после каждого выстрела орудий, запросто выбьет воздух. Водитель, наверное, только посмеивался в кабине. Он-то, видимо, был человек тёртый и для него вся эта канонада была не в новинку, не то что нам, вчерашним штатским, мобилизованным — лановой пехоте двадцать первого века.

Но сегодня, когда разом плюнули во врага, лезущего на валы и в шанцы, несколько сотен орудий, а к ним присоединились затинщики со своими тяжёлыми пищалями, чьи пули отрывали руки-ноги-головы, пробивали в телах дыры такого размера, что в них кулак просунуть можно, я едва с коня не свалился, так живо напомнило мне это тот самый залп «Гиацинтов» в двадцать первом веке. Что же творилось сейчас на валах и в шанцах, затянутых настоящим облаком порохового дыма, я даже думать не хотел. Это, наверное, самая настоящая кровавая вакханалия, иного слова не подберёшь.

Унтера, командовавшие пехотой, были людьми действительно со стальными яйцами. Они не терялись в этом кровавом пороховом кошмаре, и продолжали командовать, заставляя выбранцов следовать примеру более опытных наёмных мушкетёров, переданных мне курфюрстом. Пришло время им сыграть свою роль.

Унтера орали команды, помогали самым нерасторопным, ставя их в общий строй. Позади шеренг опытных наёмников выбранцы с пищалями, которых сумели собрать после отступления, спешно заряжали их, готовясь дать ещё один залп. Но пока дело за немецкими мушкетёрами. И они отработали, что называется, на все деньги. Каждый потраченный на них курфюрстом медяк отработали, ничего не скажешь. За пушечным залпом, поддержанным пищальниками, выстрелили шеренги наёмных мушкетёров. Словно здоровенный кусок грубой дерюги рванули со всей силы, от души.

Даже там, где стояли мы с князем и гетманом, окружённые пахоликами, готовыми в любой момент сорваться с поручением, стало тяжеловато дышать от пороховой гари. Что же творилось сейчас на валах и в шанцах, куда несмотря на самый настоящий расстрел продолжали наступать коронные наёмники, такие же немцы, как те, кто сейчас оборонял их, представлять не хотелось.

Благодаря жесточайшей муштре выбранцы не слишком уступили наёмникам, когда дошло до перестроения, и по команде дали ещё один залп. Прямо в лица лезущим на валы врагам. Успевшие перезарядить свои пищали затинщики ждали пушкарей, чтобы снова выстрелить вместе с ними. Это усилит сокрушительную мощь общего залпа. Выбранцы же тем временем снова перестраивались, вперёд выходили ландскнехты с уже готовыми к стрельбе мушкетами.

Третий залп оказался самым сильным. Пушки, затинные пищали и мушкеты — смертоносное трио войны семнадцатого столетья пропели в унисон. Картечь и тяжёлые пули просто смели забравшихся на валы и лезущих в шанцы коронных ландскнехтов. Сколько их полегло в единый миг — бог весть. Но именно это сломило врага. Приступ захлебнулся, и вражеская пехота покатилась прочь от валов. Почти без порядка. Иные сбивались в кучки, отступали плечом к плечу, спиной вперёд, но куда больше было таких, кто бросал оружие и спешил покинуть поле боя до следующего залпа. А уж он-то не заставил себя ждать.

Воодушевлённые победой выбранцы под громкие крики и отборную ругань унтеров забрались на валы и пальнули в спину отступавшим ландскнехтам. Туда же выкатили лёгкие полевые орудия, с такими легко и пара человек управится, и пушкари принялись стрелять по сохранившим порядок кучкам вражеской пехоты. Они, понятное дело, отступали куда медленнее бегущих и мишень представляли собой почти идеальную. Тут даже не слишком опытные пушкари попадали не со второго-третьего, так с пятого раза.

Много доводилось мне слышать залпов, однако ни один из нынешнего века и близко не походил на те, что однажды услышали мы в двадцать первом, когда наша артиллерия отрабатывала по вражеским позициям. Тогда нас везли на учебный полигон, и, как я сейчас понимаю, водитель специально решил проехаться поближе к батарее стапятидесятидвухмиллиметровых «Гиацинтов», как раз когда те открыли залповый огонь по врагу. Тогда мне казалось, что голова лопнет, а из лёгких, после каждого выстрела орудий, запросто выбьет воздух. Водитель, наверное, только посмеивался в кабине. Он-то, видимо, был человек тёртый и для него вся эта канонада была не в новинку, не то что нам, вчерашним штатским, мобилизованным — лановой пехоте двадцать первого века.

Но сегодня, когда разом плюнули во врага, лезущего на валы и в шанцы, несколько сотен орудий, а к ним присоединились затинщики со своими тяжёлыми пищалями, чьи пули отрывали руки-ноги-головы, пробивали в телах дыры такого размера, что в них кулак просунуть можно, я едва с коня не свалился, так живо напомнило мне это тот самый залп «Гиацинтов» в двадцать первом веке. Что же творилось сейчас на валах и в шанцах, затянутых настоящим облаком порохового дыма, я даже думать не хотел. Это, наверное, самая настоящая кровавая вакханалия, иного слова не подберёшь.

Унтера, командовавшие пехотой, были людьми действительно со стальными яйцами. Они не терялись в этом кровавом пороховом кошмаре, и продолжали командовать, заставляя выбранцов следовать примеру более опытных наёмных мушкетёров, переданных мне курфюрстом. Пришло время им сыграть свою роль.

Унтера орали команды, помогали самым нерасторопным, ставя их в общий строй. Позади шеренг опытных наёмников выбранцы с пищалями, которых сумели собрать после отступления, спешно заряжали их, готовясь дать ещё один залп. Но пока дело за немецкими мушкетёрами. И они отработали, что называется, на все деньги. Каждый потраченный на них курфюрстом медяк отработали, ничего не скажешь. За пушечным залпом, поддержанным пищальниками, выстрелили шеренги наёмных мушкетёров. Словно здоровенный кусок грубой дерюги рванули со всей силы, от души.

Даже там, где стояли мы с князем и гетманом, окружённые пахоликами, готовыми в любой момент сорваться с поручением, стало тяжеловато дышать от пороховой гари. Что же творилось сейчас на валах и в шанцах, куда несмотря на самый настоящий расстрел продолжали наступать коронные наёмники, такие же немцы, как те, кто сейчас оборонял их, представлять не хотелось.

Благодаря жесточайшей муштре выбранцы не слишком уступили наёмникам, когда дошло до перестроения, и по команде дали ещё один залп. Прямо в лица лезущим на валы врагам. Успевшие перезарядить свои пищали затинщики ждали пушкарей, чтобы снова выстрелить вместе с ними. Это усилит сокрушительную мощь общего залпа. Выбранцы же тем временем снова перестраивались, вперёд выходили ландскнехты с уже готовыми к стрельбе мушкетами.

Третий залп оказался самым сильным. Пушки, затинные пищали и мушкеты — смертоносное трио войны семнадцатого столетья пропели в унисон. Картечь и тяжёлые пули просто смели забравшихся на валы и лезущих в шанцы коронных ландскнехтов. Сколько их полегло в единый миг — бог весть. Но именно это сломило врага. Приступ захлебнулся, и вражеская пехота покатилась прочь от валов. Почти без порядка. Иные сбивались в кучки, отступали плечом к плечу, спиной вперёд, но куда больше было таких, кто бросал оружие и спешил покинуть поле боя до следующего залпа. А уж он-то не заставил себя ждать.