На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

На Литовской земле

Пролог

Они собрались тайно, и не исходи приглашение от самого великого канцлера литовского пожалуй встречи этой не было бы вовсе. Даже отправь всем письма великий гетман Ян Кароль Ходкевич. Отчего так? Оттого, что политический вес Лев Сапега на литовской земле имел повыше гетманского. Стар был уже гетман Ян Кароль, да и видели в нём литовские магнаты королевскую руку и око, ведь кем иным был великий гетман литовский, как не прямым проводником королевской власти в Великом герцогстве. Но, конечно же, Лев Сапега пригласил и его, нельзя было устраивать подобную встречу в тайне от великого гетмана. Если после тайна сия будет раскрыта, последствия не мог точно просчитать даже такой прожжённый интриган, как канцлер.

Кроме великого гетмана Сапега собрал у себя в виленском имении, что в Заречье, отделённом от Вильно рекой, опального великого подчашия[1] литовского Януша Радзивилла и молодого брата его Христофора, который предпочитал именоваться на польский манер Кшиштофом. Хотел было отправить приглашение ещё одному из великих магнатов, князю Янушу Острожскому, да только тот сейчас пребывал в Кракове, где отправлял должность каштеляна,[2] и потому доверять ему Лев Сапега в полной мере не мог. Да и ждать его прибытия из Кракова слишком уж долго. Также не позвал он и ещё одного Радзивилла, виленского воеводу Николая Христофора, прозванного Сироткой. Стар тот и слишком уж крепко связан с Короной Польской. Придётся пока обходиться без них, что быть может и не к лучшему, однако выбора нет.

— Панове, — обратился сразу ко всем троим гостям Сапега, когда они отдали должное лёгкому обеду и итальянскому вину, — я собрал вас у себя в гостях не просто так. К нам едет московитский князь из Шуйских. С предложением мира.

— Который из них? — приподнял бровь Ходкевич.

— Самый молодой, — ответил Сапега. — Скопин-Шуйский, тот, кто побил нашего короля и прославленного Жолкевского трижды. При Клушине, под Смоленском и под Москвой.

— Широко шагает сей вьюнош, да только рано или поздно споткнётся и разобьёт лоб, — заметил Ходкевич.

— Сейчас это не важно, — отмахнулся Сапега. — Куда важнее для нас, что мы можем заключить с Москвой мир, который выгоден нам.

— После Люблина Литва даже вального сейма лишена, — пожал плечами Януш Радзивилл, — а ехать с этим предложением в Варшаву и там пытаться собрать сейм, идея гиблая. После поражения наш добрый rex Sigismundus жаждет новой войны, он никогда не допустит подобной initium.[3]

— В том и дело, что наш король бредит новой войной, — кивнул Сапега. — Он требует от сената принять новые налоги, на которые наймёт больше войск и двинет их на Москву, чтобы попытаться посадить на трон королевича Владислава. А быть может и самому примерить золотую шапку московского государя. — Он сделал эффектную паузу, дожидаясь, чтобы все собеседники поняли его, и проникновенным тоном задал им вопрос, ради которого собрал их в своём заречном имении: — А надо ли это нам, панове?

— Я был против прошлой войны, — кивнул Ходкевич, — и новую в сенате не поддержу. Все эти фокусы с поддельными царями слишком дорого обходятся Литве. Литве — не Короне. Их давно пора прекратить.

— Но его величество бредит войной, — повторил Сапега. — Всеми правдами и неправдами он протащит налоги через сенат. Тем более что в коронных войсках одна за другой начинаются конфедерации. Они пришлют своих представителей в сенат и те примутся там бренчать саблями и демонстрировать всем раны, полученные в войне с Москвой. Это на руку его величеству и он станет принимать их ласково, звать на обеды и ужины прямо во дворец, тем самым прикармливает мелкую шляхту против магнатов. У нас просто не остается выбора, кроме liberum veto,[4] но тогда король попросту натравит всю эту мелкую шляхту на нас. И чем всё закончится…

Он только руками развёл. Все и так понимали — ничем хорошим.

— Тогда что же вы предлагаете, пан Сапега? — спросил у него Януш Радзивилл. Младший брат его в силу возраста предпочитал помалкивать и больше слушать, что говорят другие.

— Заключить мир с Москвой, — твёрдо произнёс Сапега. — Мир между Литвой и Москвой. Его величество пускай воюет сам, без нас. Как верно высказался великий гетман, с Литвы войны довольно.

— В чём это должно проявиться? — осторожно поинтересовался Януш Радзивилл.

— В новый поход пускай отправляются волонтёры, — начал перечислять Сапега. — Литва не отправит туда свои хоругви. И, конечно, его величество и ломанного гроша не получит с литовских земель.

Молодой Радзивилл уставился на канцлера так, будто невесть что увидал. Однако его более разумный старший брат осторожно произнёс:

— Ваши слова, пан великий канцлер, опасно похожи на рокош.

— Пока по всей Короне Польской гремят конфедерации из-за невыплаченных за московский поход денег, — усмехнулся Сапега, — на ещё одну никто внимания не обратит.

— Но это не просто конфедерация, пан Лев, — покачал головой Ходкевич, — это рокош, и его будут усмирять. Вы желаете новой войны между Польшей и Литвой, как при Витовте и Ягайле?

— А есть ли силы у его величества, чтобы сделать это? — спросил в ответ, хотя это и не слишком прилично Сапега. — У него нет денег, чтобы платить шляхте и солдатам за прошедшую кампанию. Откуда он возьмёт их для усмирения Литвы? Да и сейчас не времена Витовта и Ягайлы, не многие шляхтичи согласятся идти замирять Литву. Ему придётся договариваться с нами.

— Желаете пересмотреть результаты сейма в Люблине, — догадался Януш Радзивилл. В голосе его не было ни малейших вопросительных интонаций.

— В политической части, — кивнул Сапега. — Вернуть Литве былые вольности.

— И универсал Сигизмунда Августа отменить? — с немалой долей иронии поинтересовался князь Януш.

— Увы, — развёл руками Сапега, — тем самым мы обрушим на себя гнев слишком многих коронных магнатов, и тогда они точно решат замирить Литву силой.

Януш Радзивилл лишь усмехнулся в ответ. Конечно, Сапеги после Люблинского сейма неплохо увеличили свои владения. В том числе и за счёт отнятых у Радзивилла Рыжего земель. Однако в слух ничего говорить не стал. Для всяких слов есть своё время, и для этих оно ещё не пришло.

— Но если всё же будет война, — решился вмешаться его младший брат, — Литве в ней не победить. Коронное войско сильнее нашего даже сейчас. Королю хватит, возможно, одних кварцяных[5] хоругвей.

— На них тоже деньги нужны, — напомнил ему Ходкевич, — а вот с финансами у нашего величества сейчас беда.

— У нас не сильно лучше, — заметил Радзивилл. — Соберётся ли конфедерация ещё неизвестно. Отстаивать свои права на сейме шляхта готова, бряцать саблями в Варшаве тоже, даже драться на её улицах, особенно если это будет щедро оплачено. А вот снова собираться в хоругви и идти всерьёз воевать за эти вольности, уже вряд ли. Посполитое рушение ради войны с королём…

Он с сомнением покачал головой.

— Да ваши слова, панове, — вспылил его младший брат, — это же измена!

— Не измена, Кшиштоф, — ответил ему старший брат, — а рокош, на который имеет право всякий шляхтич в Речи Посполитой. Мы не собираемся бунтовать против короля, но лишь требовать возвращения вольностей, что были отняты у нас в Люблине. Или ты забыл, как унизили там нашего деда на сейме, как заставили просить, чтобы нам, князьям, оставили хоть сколько-то земель! Ты не помнишь деда, а я хоть и мал был, да видел его своими глазами. Он никогда не забывал позора Люблинского сейма и всем потомкам своим завещал бороться за литовские вольности. Отец пренебрёг этим заветом, решив сохранить что осталось и преумножить его, служа королям польским. Но подумай сам, кто они были, брат? Сигизмунд Август был последним из Ягеллонов, после него кого сейм выбирал королём? Кому мы, Радзивиллы, потомки Наримунта и Гедимина, вынуждены были кланяться? Французскому принцу, который сбежал меньше через месяц сбежал? Мелкому трансильванскому князьку? А кому завтра? Герасимовичу или какому-нибудь Пегласевичу из Песьей Воли?