На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Воодушевлённые победой выбранцы под громкие крики и отборную ругань унтеров забрались на валы и пальнули в спину отступавшим ландскнехтам. Туда же выкатили лёгкие полевые орудия, с такими легко и пара человек управится, и пушкари принялись стрелять по сохранившим порядок кучкам вражеской пехоты. Они, понятное дело, отступали куда медленнее бегущих и мишень представляли собой почти идеальную. Тут даже не слишком опытные пушкари попадали не со второго-третьего, так с пятого раза.

Король на удивление остался спокоен. Александр Ходкевич ожидал от него чего угодно, но только не ледяного спокойствия. Его величество опустил зрительную трубу и сам отдал команду.

— Открыть огонь по валам и шанцам из всех орудий, — сказал он.

Ходкевич, быть может, и хотел бы возразить, но не стал. Много что мог сказать королю гетман польный, хотя бы и то, что наёмники после такого разорвут договор с его величеством, а пешие казаки, пускай из конфедератских хоругвей попросту разбегутся. После того, как по ним откроют огонь из пушек, все дружно позабудут по присяге на верность королю, которую давали, подписывая договор или вступая в хоругвь «народного авторамента».[1] За верность королю, тот платит собственной верностью, а какая уж тут верность, когда по тебе из пушек палят. Вот только понимал Ходкевич, несмотря на всё внешнее ледяное спокойствие, внутри его величество просто кипит от злости. И ему нужен лишь повод, чтобы сорвать её на ком бы то ни было.

Взревели пушки, обрушив на валы и шанцы настоящий ливень свинца. Сразу им ответили орудия мятежников. Началась перестрелка, как в самом начале дня. Столь же бесполезная, потому что тяжёлых пушек не было ни с одной ни с другой стороны, а из лёгких повредить валам и шанцам можно лишь про большой удаче.

Но хуже всего для коронного войска было то, что никто больше не следил за флангом, где ещё недавно татары угодили в ловушку со стальными рогульками. По самой бровке его, там где почти не было тех самых рогулек, одинаково страшных в не особо примятой траве и людям, и коням, двигались колонной в одного всадника шириной мятежные литовские конные хоругви. И возглавляли их вовсе не гусары, тех пока держали в резерве. Нет, впереди шли те, кого даже в самой Польше звали лёгкой гусарией, одетые в панцири, вооружённые татарскими луками, щитами, саблями и пиками, которые были немного короче и легче гусарских, либо рогатинами. Это были уроженцы Кавказских гор и предгорий. Пятигорцы. Давние союзники Литвы пришли на помощь поднявшему мятеж княжеству.

[1] Авторамент или Ауторамент (пол. Autorament, от лат. Auctoramentum — оплата фехтовальная) — вид найма войска в Речи Посполитой. В народный авторамент, то есть войска местной военной традиции, набирали по принципу товариществ. Завербованный товарищ приводил с собой почёт (почт, похолков, пахоликов), коней и челядь. Тактической единицей была хоругвь, которой командовал ротмистр и поручик, а товарищи выполняли роль подофицеров. Вооружение и одежда должно было отвечать требованиям, содержащимся в рекрутских письмах. В народный авторамент входили — гусария, панцерные, казацкая кавалерия, лисовчики, польские рейтары и драгуны, литовские татары и пятигорцы, польские, литовские и венгерские гайдуки и выбранцы.

Когда они появились под Вильно, причём сразу несколькими хоругвями, заняв серьёзный угол Заречья, нам едва не пришлось поднимать по тревоге всех людей каштеляна Иеронима Ходкевича. А с ними ещё пару надворных хоругвей Радзивиллов и Острожского — самых боеспособных в нашем войске. Однако вскоре выяснилось, что это не панцирные казаки, невесть как появившиеся в литовской столице, но пятигорцы, откликнувшиеся на наш призыв.

Они были не сильно лучше татар, говорили на своём наречии, и судя по всему не одном. Потому что зачастую пятигорцы и сами не понимали друг друга и искали среди своих того, кто помог бы им объясниться. Лишь военачальники и знать их умели говорить на понятном мне языке. Они и прибыли ко мне на Московский двор, дело было незадолго до сейма, когда я ещё не перебрался в княжеский дворец.

— Мы принесли присягу великому князю литовскому, — проговорил, конечно, с акцентом, но вполне разборчиво их предводитель, князь Куденет Тамбиев. — Жигимонт отверг этот титул и мы не откликнулись на его зов. Мы пришли к тебе, потому что пятигорцы всегда были союзниками Литвы. Литвы — не Польши!

Я принял их, накормил и одарил: саблями, луками, конями, чтобы все военачальники, прибывшие ко мне на Московский двор, ушли довольные. И вот теперь пятигорцы обрушились прямо на фланг окончательно расстроенной коронной пехоты.

Король Сигизмунд, можно сказать, спас наёмников, приказав стрелять изо всех пушек по валам и шанцам. Он не оставил нам шанса вывести свою пехоту в поле, чтобы окончательно добить врага, не дав ему собраться для нового удара. Но на это я не особо и рассчитывал, потому и приказал пятигорцам атаковать. Лишь эти непревзойдённые всадники, которые лучше всех в литовском, да и в коронном войске умели чувствовать своих коней, смогли провести их по самому краю густо засеянной железными рогульками ровной земли. Собрались для атаки и без команды обрушились на фланг коронной армии. С гиканьем и залихватским свистом.

Они стреляли из луков на скаку, кое-кто выхватывал пистолеты, чтобы пальнуть прямо в чьё-нибудь лицо — иначе вряд ли попадёшь. Но важнее всего сейчас были их копья. Не такие длинные и тяжёлые, как у гусар, однако для того, что нужно было проделать сейчас, именно такие подходили идеально. Пятигорцы-копейщики врезались в отступающих наёмников, не давая тем снова сбиваться в тесные группки, чтобы вместе дать отбой. Ландскнехты-пикинеры давно побросали свои пики: бежать с ней неудобно, и теперь отбиваться могли так же как мушкетёры тяжёлыми пехотными шпагами. Не лучшее оружие против одетого в стальной панцирь и вооружённого копьём пятигорца.

— Перенести огонь, — велел король, однако прежде чем пахолик отправился к пушкарям, чтобы передать его, в уздечку его коня вцепился стальной хваткой гетман Александр Ходкевич.

— Ваше величество, — вежливо, почти с мольбой в голосе произнёс он, — не делайте этого. Вы погубите солдат.

— Бежавших с поля боя трусов, — решительно возразил ему Сигизмунд, однако на приказе настаивать не стал.

— Солдат, которые обошлись казне очень дорого, — заявил Ходкевич. — Сейчас их избивают пятигорцы, но вы можете спасти их. Расстреляете из пушек, и лишитесь всех наёмников, что ещё готовы были бы пойти к вам на службу. Пойдёт слух, что вы расстреливаете солдат, чтобы не платить им, а как оно было на самом деле, никого волновать не будет. Ваше величество, отдайте приказ атаковать гусарам или панцирным казакам. Они справятся с пятигорцами и спасут наёмников.

— Пусть так, — кивнул король, не желавший принимать возражений Ходкевича. Однако как человек умный, король понимал, раз гетман польный просит его так страстно, значит, он прав. — Отдавайте приказ панцирным казакам и шляхетскому ополчению. Пускай эти предатели узнают цену своей измены.

Ходкевич только кивнул пахоликам, и те помчались к конным хоругвям панцирных казаков и шляхтичей.

Коронные конные хоругви ударили прямо через бегущую пехоту. Кому из ландскнехтов не повезло, того стоптали, иных плетьми побивали, чтоб под ногами у коней не путались. И как только началась схватка, что-то понять, глядя на неё с того расстояния, на котором стоял король со свитой, стало решительно невозможно. Вооружены и те и другие были примерно одинаково и оставалось только гадать, как они отличают своего от чужого в безумии конной схватки. Сверкали сабельные клинки, били копья, изредка то тут, то там показывалось облачко порохового дыма. Кто-то успевал буквально чудом перезарядиться или же приберегал оружие для верного выстрела в упор. Такого, что вполне может жизнь спасти.

Закрутилась безумная карусель конной рукопашной, и кто кого — понять было решительно невозможно.