На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— И как же с ним бороться? — поинтересовался Ганский. — Мои люди с ног сбивались, а не могли догнать лисовчиков, те просто вездесущи, словно осы. Нападают роем, их саблей рубить бесполезно, жалят со всех сторон.

— Нужно вывесить кусок пожирнее, чтобы привлёк их, — усмехнулся Ломницкий, — и поймать на него как можно больше ос.

Теперь в фуражирские рейды набирали только охотников из шляхты, которым платили вдовое больше обычного. Вишневецкий, как бы ни был богат, скрипел зубами, когда узнавал, во сколько обойдётся фураж, однако выбора у него не оставалось. Он сам предложил кандидатуру Ломницкого, ему и платить, а потому выдавал расписки, которые охотно купят у шляхтичей пархатые ростовщики, чтобы после предъявить его управляющему в Вишневце. Однако хорошо мотивированные шляхтичи-ополченцы куда лучше исполняли службу, хотя всё равно с ними часто отправляли сильные отряды панцирных казаков. Одним только шляхтичам Жолкевский предпочитал не доверять.

— И что за кусок вы хотите вывесить, чтобы приманить лисовчиков в достаточном количестве? — задал следующий, вполне закономерный вопрос, Ганский.

— Что ж лучше приманит этих ос, — подкрутил короткие усики Ломницкий, — нежели золото. Они, конечно, не пчёлы, но на этакий медок полетят со всей округи.

— Может быть приманка и получше, — заметил Ганский, — правда, для неё придётся переговорить с гетманами. Без их согласия вряд ли что-то получится.

Ломницкому не по душе пришлось, что кто-то предлагает свой план взамен его, однако самодуром поручик не был, и всегда был готов выслушать любого. Знал за собой Ломницкий, что хотя рубака он отчаянный и на саблях с ним мало кто потягаться может, в тактике, увы, слабоват. Прежде ему с разбойными черкасами да татарами воевать доводилось, а там всё просто — настиг да порубал. Ну или удирать приходится, ежели врага слишком много оказалось или же фортуна военная отвернулась, так тоже бывает. Ловушки и засады в окрестностях Дикого поля, где прежде проходила служба Ломницкого, устраивали самые примитивные, а какого бы мнения ни был поручик о лисовчиках, те превосходили татар и разбойных черкасов в организации, и вполне могли на простенькую приманку и не купиться.

Однако выслушав Ганского, Ломницкий только кивнул одобрительно. Ведь план прежнего командира разведчиков лишь дополнял его идею с золотой приманкой, делая наживку куда более жирной. На такую может попасться и сам Лисовский. Дело за малым, переговорить с гетманами и заручиться не только их одобрением. Для исполнения совместного замысла Ломницкого с Ганским требовалось ещё и их самое деятельное участие. Без него волчьей стае, что постоянно кусала бока отступающего дракона коронного войска, клыков не вырвать.

[1]Загон (пол. Zagon wojska) — термин, описывающий метод ведения боя, чаще всего кавалерии, в глубине территории противника. Так назывался набег на чужую территорию с целью захвата добычи, пленных или дезорганизации обороны и отвлечения внимания от действий своих основных сил. Этот термин часто используется в контексте методов ведения боя, применявшихся лисовчиками. Термин «загон» также использовался для обозначения подразделения, осуществляющего деятельность такого типа.

[2]Малопольская провинция (пол. Prowincja małopolska) — административно-территориальная единица (провинция) Королевства Польского и Короны Польской в Речи Посполитой. Всего было три провинции — Великопольская, Малопольская и Литва. Провинция существовала с XIV века. Возникла на основе Малопольского княжества со столицей в Кракове. Провинция объединяла территории Малой Польши, Руси, а также земли Войска Запорожского, Севежского княжества и Спишского комитата. До 1667 года состояла из 11 воеводств. Главный город — Краков, резиденция генерального старосты Малой Польши

[3]Герилья (исп. guerra — «война») — партизанская война в тылу противника

Пётр Веселовский, несмотря на фамилию, выглядел отнюдь не весело. Он не просто руководил обороной Гродно до нашего подхода, но и во время боя постоянно находился там, где жарче всего, с саблей в руках и с отрядом верных драбантов затыкая дыры буквально собой. В итоге драбанты его полегли все, а сам он получил несколько ранений и теперь не мог подняться с койки, куда его смогли уложить лишь вести об отступлении коронной армии от города.

— Вы славно потрудились ради нашего общего дела, пан Веселовский, — поблагодарил его я.

Первым делом, едва придя в себя и сумев хоть как-то встать на ноги, а после сесть в седло, я отправился проверять войска и город, который нам удалось отстоять. Веселовского по моему приказу разместили в Баториевом замке, уложив в гостевых покоях. Сам я, конечно же, поселился в тех, что занимал сам бывший трансильванский князь, сумевший взобраться на польский престол. Конечно же, первым я отправился именно к Веселовскому, почтив его как героя обороны.

Мне самому собственный визит неприятно напомнил посещение царём Василием моего двора в Москве, когда я прикидывался тяжко больным, чтобы скрыть неготовность нашу к царскому визиту. Но теперь-то передо мной был не мнимый больной да и сам я с трудом держался на ногах.

— Какой награды вы бы хотели за свой подвиг? — поинтересовался я, понимая, что одних лишь слов благодарности будет мало, к ним обязательно нужно добавить нечто материальное и, скорее всего, довольно существенное.

Но теперь пускай сам Веселовский решает что просить. Манипуляция в общем-то простая, но всегда рабочая. Теперь он будет бороться с собственной жадностью и желанием захапать побольше, получив материальную выгоду от подвига, и пониманием, что если запросит слишком много, то прослывёт жадным хапугой, кто сражается не за Отчизну или какие-то идеалы, но лишь ради собственного обогащения. Конечно, так оно и есть на самом деле, идейных борцов против польского ига среди мятежников нет ни наверху ни внизу, однако какие-то рамки приличия все предпочитают соблюдать и делают вид, что сражаются за идеалы, а не только ради наполнения собственного кармана или прирастания землёй и кметами.

— Отдай мне, княже, те земли, что защищал я кровью своей, — голос Веселовского был слаб, однако была ли эта слабость наигранной я не знал, да и не задавался этим вопросом.

— Ты заслужил стать воеводой трокским, — кивнул я, — и Белосток отныне входит это воеводство.

Насколько же проще было до этого раздавать подарки — кому коня, кому гусарский доспех, кому саблю, а кому пару пистолетов в ольстрах. Большим я, как воевода, не располагал, отдавая порой свою часть военной добычи особо отличившимся в бою дворянам или их семьям, как это было с Болшевым после Клушина. Теперь же я распоряжался куда большим, к примеру, целыми воеводствами и городами, передавал из рук в руки и кроил вместе с остальными лидерами литовского мятежа. Взять то же воеводство Трокское, где воеводой был не кто иной как старший брат Яна Кароля Ходкевича — Александр. Он наш мятеж не поддержал, хотя ему и отправили письмо, а когда начался сбор войск, предпочёл распустить свои надворные хоругви и покинуть Литву. А всё потому, что у него с младшим братом был давний конфликт и тяжба из-за отцовского наследства, в которой ни один из братьев не мог взять верха над другим, чему способствовал и король, не желавший чрезмерного усиления одного из видных литовских магнатов. А видными были оба брата, что Ян Кароль, что Александр. Не желали такого усиления великого гетмана и остальные участники нашего заговора, а потому Трокское воеводство на какое-то время осталось без управления. И вот теперь я передал его герою гродненской обороны, чем заслужил его благодарность. Ходкевичу, конечно, это не понравится, однако и спорить гетман не станет, понимая, что решение это не только моё, если что и Радзивиллы сразу против него выступят. Да и прослыть сутяжником, желающим земли у героя, награждённого ими великим князем Литовским, отнять, Ходкевич уж точно не хотел бы.

В таких вот манёврах и вечном лавировании между Сапегой, Радзивиллами и Ходкевичем и проходили мои дни, а порой и ночи.