Последний Герой. Том 7 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Нашли злосчастное колесо метрах в двадцати, прикатили обратно, снова поддомкратили, на этот раз тянули гайки так, что чуть ключ не сломали.

Когда закончили, все стояли в пыли, в поту и с одинаковым выражением лица: смесь усталости, злости и тихого облегчения.

Тронулись. Дорога вилась между холмами, сумерки быстро сгущались.

Но спокойствие не длилось долго. Через некоторое время двигатель стал глохнуть.

— Наверное, свечи, — предположил Михалыч. — Давно пора было поменять.

Остановились, открыли капот. Двигатель чадил, пахло гарью. Добрались до свечей, почистили, поставили обратно — не заводится.

— А масло-то ты давно проверял? — вдруг осенило Коляна.

Проверили. А масла — нет. Совсем. Полезли уже в темноте смотреть, посветили фонариком — на картере дыра, пробоина. Выходит, мы не заметили, как под днищем что-то зацепили, когда колесо слетело. Удар, скрежет — никто внимания не обратил тогда. Картер пробили, и масло начало потихоньку утекать — и вот вытекло до донышка.

— Ну, хоть масло с собой есть, — вздохнул Михалыч.

Нашли канистру, заткнули дыру тряпкой, залили масло, завели. Двигатель заурчал. Поехали дальше.

Минут через двадцать Михалыч снова остановился.

— Проверим, — сказал он.

— Давайте заменим тряпку на чопик, — предложил Коля. — А то ведь вытечет опять.

Михалыч кивнул, вытащил промасленную тряпку, небрежно бросил за сиденье. Тронулись. Никто не заметил, как тряпка отлетела и упала прямо на аккумулятор, одну из клемм которого давно уже нехило искрило.

Прошло несколько минут. В салоне запахло горелым. Потом — вспышка.

— Ой, ё… — только и успел сказать Михалыч, выскакивая первым. Он-то прекрасно знал, что огнетушителя с собой у него отродясь не бывало.

Мы выскочили почти на ходу.

Стояли втроём на обочине, как заворожённые, глядя на разгорающийся огонь. Понимали — это закономерный итог всех сегодняшних приключений.

Когда объятая пламенем «буханка» покатилась вниз, к фермерскому полю, никто уже не удивился. Просто день такой.

Вдали, за холмами, в ночи виднелись огни города. Камнегорск.

— Добрались-таки, — выдохнул Коля.

— Ага, — кивнул я, любуясь тем, как горящая «буханка» катится вниз, озаряя тьму оранжевым светом.

Глава 18

До города добрались пешком. Михалычу, как потерпевшему и лишившемуся машины, мы сунули немного денег — на пожрать, на автобус домой и на номер в гостинице переночевать. Получив купюры, он сразу же забыл про свою «буханку», будто и не горел у него под задницей этот несчастный УАЗ. Весёлый, как ребёнок, он махнул нам рукой и бодро забурился в первую попавшуюся ночную пивнушку на углу.

Мы с Колей остались на улице. Ночь уже сгустилась. Попробовали вызвать такси — бесполезно. Машин в округе как будто не было вовсе. Маленький городок, провинция, здесь в такой час всё ещё по старинке — если хочешь куда-то попасть, иди ногами.

Мы забили в навигатор ближайшую гостиницу, тот показал маршрут, и мы двинули пешком. Минут через двадцать дошли. Уставшая, немного облезлая, единственная в городе гостиница стояла на тихой улочке, освещённая тусклым фонарём.

Выглядела она так, как и должна выглядеть подобная дыра: крыльцо щербатое, перила ржавые, стеклянные двери все исцарапанные, с облупившимися ручками и наклейкой «free Wi-Fi», которая, очевидно, врала. Внутри тускло горел свет, и за мутным стеклом стойки виднелась дежурная.

— Слушай, Макс, — сказал Коля, — давай снимем нормальную хату. Ну её к чёрту, эту гостиницу.

— Где ты сейчас ее будешь искать? — ответил я. — Переночуем здесь, а там видно будет. Тем более, хата нам не оплачивается, а гостиница — да.

— Ой, да ладно, — махнул он рукой. — Я оплачу.

— Нет уж, Колян, — сказал я. — Никогда я не был нахлебником.

— Ну я же по-дружески, — возразил Шульгин.

— По-дружески! Вон, пивком меня потом угостишь.

Пока мы спорили, к гостинице подкатил чёрный внедорожник — чистый, дорогой, но явно из местных. Фары ослепили нас на секунду, мотор смолк.

А с переднего пассажирского сиденья вывалилась длинноногая девица в такой короткой юбке, что казалось — это не юбка, а широкий пояс. Возраст — выпускница ПТУ, не больше. Накрашена, как витрина: ресницы веером, губы надутые, глянцевые, глаза блестят без мысли, но с претензией к рутине этого мира.

Из водительского сиденья вылез короткий толстячок в костюме и белой рубашке. Видно было — форма это его рабочая, привычная, а не для показухи. Сразу заметно, местный высокопоставленный тип. И явно подшофе — щеки пунцовые, глаза мутные, галстук набок.

— Глянь, — сказал Шульгин, кивая на толстячка. — Бухой за рулём ездит. Давай гайцов вызовем.

— Да ладно, — ответил я. — Вроде уже всё, в номер идут. Пускай живёт.

Девица, проходя мимо нас, брезгливо поморщилась, скривила свои надутые губы, отчего те стали похожи на куриную жопку.

— Котик, фу, тут бомжи! — проговорила она, брезгливо поводя плечом. — Куда ты меня привёз?

Толстячок хохотнул, положил руку на её задницу — явно его любовница, хотя по возрасту годится, скорее, в дочери.

— Это не бомжи, Зайка, это… это гастарбайтеры, — пробормотал он, едва не запнувшись.

— Фу-фу-фу! — сказала она, морщась ещё сильнее. — Это ещё хуже.

— Слышь, дядя, уйми свою курицу, — не выдержал Шульгин.

— Котик! — взвизгнула девчонка. — Он меня курицей обозвал!

Толстячок насупился и пробубнил:

— Валите отсюда, мужики.

— А то что? — вскинулся Шульгин.

— Сейчас узнаешь.

Он достал телефон и стал тыкать пальцем, наливаясь важностью. Я подошёл, положил руку на его плечо и спокойно сказал:

— Гражданин, не ищи на жопу приключений. Иди вон куда шёл, трахай свою соску и не мешай людям.

Его снобизм мне тоже не понравился, так что вежливость я отбросил.

— Ну, сейчас я вам устрою, гастарбайтеры хреновы… — еле слышно бубнил толстяк, пытаясь сфокусировать взгляд и попасть на кнопку в смартфоне.

— Ты явно ошибся, — тихо проговорил я, подойдя к нему вплотную. — Мы не гастарбайтеры, просто ночь тяжёлая. И кстати, если что… гастарбайтеры тоже люди. Если ты не знал…

Он отстранился от меня, пытаясь суетливо нажать на экран.

— Алло! — закричал в трубку. — Это Быков. Я тут, в гостинице. На меня напали двое.

Я фыркнул про себя.

— Врёшь, — сказал Шульгин. — Ну чтобы ты не был голословен, придётся правде соответствовать. Может, рыло начистить тебе?

Девица повисла на его плече, почувствовав, что воздух накаляется.

— Котик, пошли уже, — прошептала она и потащила его в гостиницу.

Будто это не она начала возмущаться нашим видом и напрягать обстановку. Белорубашечник сделал вид, что убеждён, и потопал за ней.

Когда дверь уже готовилась за ними захлопнуться, он осмелел и ещё бросил нам вслед:

— Уроды!

Это было последней каплей. Таких надо воспитывать, чтобы не борзели. В три прыжка я его догнал в пороге, выдернул из объятий девицы, выволок на крыльцо. Он бешено брыкался, пытался вцепиться, даже заехать кулаком. Я заломил ему руку, завернул, сделал подсечку и уложил на щербатый мрамор. Он вскрикнул и замолк.

Я давил коленом на плечо, дышал ему в затылок и тихо проговорил:

— Слышь? За уродов могу и руку сломать. Ты за базаром следи.

Я поджал ему руку сильнее, выворачивая сустав. Толстячок застонал от боли.

— Всё, всё, понял! Отпустите! Отпустите! — пропел он.

Девица, увидев, что её спутник уже не герой, а жертва, бросила его и, подхватив сумочку, юркнула внутрь гостиницы, на ходу спотыкаясь о собственные каблуки.

— Ладно, — сказал я, — живи пока.

Разжал захват. Толстячок, шатаясь, поднялся. Глаза вниз, на нас не смотрит, дышит тяжело, губы дрожат.

И тут к кольцу подкатил полицейский УАЗик — «Патриот» с надписью ППС.

Толстячок сразу ожил, выпрямился, воодушевился. Из машины вылезли двое молодых ППСников, водитель остался в кабине.