Последний Герой. Том 7 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— По совокупности вам по пятаку каждому светит, — продолжил я. — А если вы ещё и ранее судимы — а я уверен, многие из вас ранее судимы и есть рецидив — вам светит гораздо больше.

Воришки поникли. Один из них, постарше, лет сорока с пятнистой мордой, пробубнил:

— Да мы откуда ж знали, что вы менты…

— И вообще менты на таких тачках не ездят, — добавил другой, пытаясь оправдаться.

— Ну ладно, менты не ездят, — сказал я спокойно. — Но закон один для всех. Какая разница, обокрали вы мента или простого гражданина? Придётся отвечать.

Пятнистый пролепетал:

— Отпусти нас, начальник… мы всё исправим, всё вернём, что хочешь сделаем…

— Конечно, исправите, — сказал я. — Вот сейчас берёте, грузите колёса, везёте их обратно и прикручиваете. Потом просите прощения. Ну и не знаю, что с вас ещё стрясти… Что с вас взять-то хоть, босяки?

Я оглядел гараж. Там всё было как положено у сельских умельцев: куча сломанных запчастей, ржавая дверь от «Жигулей», несколько пустых канистр из-под масла, засохшие тряпки, шланги, стопки газет тридцатилетней давности. Пахло бензином, перегаром и куревом.

— А на чём везти? — спросил пятнистомордый, глядя на меня в упор. Остальные его подельнички молчали, переминаясь с ноги на ногу.

— А что, машины у вас нет, что ли? — спросил я.

— Ну, у меня есть уазик… буханка, — буркнул тот. — Но его пригнать надо, далеко. Давай, начальник, лучше на горбушке дотащим. Так ловчее будет. Докатим, самокатом, ручками, так быстрее сделаем, быстрее разбежимся.

Я почесал голову. В принципе, своя логика в этом была.

— Ну ладно, — сказал я. — В принципе, давай.

Картина маслом.

Мы с Шульгиным шагаем прогулочным шагом по поселку, насвистывая песенку, а впереди нас четверо местных маргиналов катят четыре огромных колеса на низком профиле — сверкающие на солнце серебристыми дисками, как четыре звезды, скатившиеся прямо с неба на бренную землю поселка.

При этом всём Шульгин ещё держит на верёвке Шарика. Тот шагает, забыв всю злобу и только виляя хвостом-бубликом. Я иду сзади, замыкаю процессию, присматриваю, чтоб никто из «работников» не срезал в сторону.

Дорога вывела нас на набережную. Берег обрывистый, впереди знакомый магазин. И вдруг навстречу нам — Архип. Видно, не выдержал, пошёл за нами. Вернее, к магазину. На лице тоска, взгляд потухший — уже скучал по своему Шарику.

Увидел его Шарик — и тут же взвился, дёрнул верёвку, потянулся к хозяину, визжа от радости. Шульгин едва удержал, но не отпустил.

— Да отпущай ты его! Это же я! Пусть ко мне идёт! — крикнул Архип, расплываясь в счастливой улыбке.

И Шульгин отпустил верёвку. Шарик рванул с радостным лаем к хозяину. До Архипа вот уже оставалось тридцать метров, потом двадцать. Архип уже раскинул руки, готовый принять своего питомца, а Шарик мчался пулей, волоча за собой верёвку.

И тут эта самая верёвка попала под ногу пятнистомордому.

— Эй! Поберегись! — крикнул я, но поздно.

Дёрг — он наступил на верёвку, и Шарик, не сбавляя скорости, рванул вперёд.

Верёвка натянулась, и земля ушла у мужика из-под ног.

— Ай! — вскрикнул пятнистомордый и повалился.

Бух! Колесо слетело с его горбушки и покатилось вниз по улице.

— Ух, бл*! — выдохнул Шульгин.

— Да ну-на! — крикнул я, наблюдая, как колесо прыгает по кочкам, скачет всё ниже и ниже по улице и катится прямо к обрыву, к реке. И — полет с обрыва.

Бульк.

Всё, нет колеса. Течение закрутило, понесло.

— Твою мать! — выдохнул Коля.

Следующие пять минут вся наша процессия слушала, как он матерится. Я не знал, что Коля вообще способен так смачно, выверенно и разнообразно ругаться. Молоток, настоящий мент.

В конце концов он схватил пятнистомордого за грудки.

— Ну ты попал! — прорычал он. — Ты хоть понимаешь, что у нас срочная командировка? Что ты только что сорвал важное мероприятие!

А потом зачем-то добавил:

— Государственной важности!

— Я не специально! — захлопал глазами тот. — Вы же все видели, этот тупой пёс, он сам бросился под ноги со своей верёвкой! Я не специально!

— Эй! — взвился Архип. — Это кого ты там тупым псом назвал⁈

— Тихо, Архипка, — сказал я, — успокойся. Всё, свободен.

— А… остальная часть оплаты? — вдруг вспомнил пьяница.

— Гуляй, — сказал я. — Не заслужил. Ты нам колесо утопил.

— Так зато вам Шарик мой три нашёл! Ведь он? А я говорил, молодчина, а не пёс.

И любовно потрепал кривоногую псину за ухом — но от нас всё-таки не отвлекался, взгляда не отводил.

— Да на хрена нам три колеса, когда машина ездит только на четырёх? — быстро отреагировал я. — Кстати, — это я уже повернулся к Коле, — у тебя запаска есть?

— Макс, ты что, прикалываешься⁈ — взмахнул руками Шульгин. — Где ты видел у спортивной машины запаску⁈

— Ну да, — вздохнул я. — И что делать-то теперь?

— А хрен его знает, — зло сказал Коля. — Вот с этого и спрашивать сейчас будем.

Он снова пошёл на пятнистомордого. Тот, видя его настрой, быстро вскинул руки вверх:

— Мужики, мужики, только не бейте! У меня уазик есть! Я вас довезу, куда скажете! «Буханка» у меня, надёжная!

Я почесал затылок.

— Уазик — это хорошо… Только нам, вообще-то, в Камнегорск надо. А это далеко.

— Ну да, — закивал пятнистый. — Если по трассе — далеко. А вот если напрямки, через просёлок, через сопки и холмы, то в три раза короче будет. Там только на УАЗике пройти можно. Домчу вас. Только вот… бензин надо бы залить. Денежек у меня нет, сам понимаешь.

— С бензином решим, — сказал я.

— Ага, ну тогда ладно, — оживился тот. — Я хоть сейчас.

В принципе, расклад нас устраивал. Только Коля пригорюнился.

— Только что с машиной делать? — спросил он.

— Участковому позвоним, — предложил я. — Пусть организует эвакуатор. Пусть себе во двор поставит и машину, и колёса. Потом, на обратном пути, заберём.

Скоро Лисицын, уже с перемотанной ногой, но бодрый, ковылял к нам на палочке. Организовал воровайку, и машину вместе с колёсами оттащили к нему во двор.

Пятнистомордого звали Михалыч. Он завёл свой УАЗ — старую, гудящую «буханку». Мы сели, хлопнули дверцами, и мотор, рыгнув сизым дымом, потянул нас вперёд.

Но если бы мы тогда знали, что будет дальше — ни за что бы не поехали.

Местность пошла гористая, «буханка» мирно скрипела и покачивалась на ухабах. Дорога вилась между холмов, солнце клонилось к закату, пыль стелилась за нами густым шлейфом. Ничего не предвещало беды.

— Эх, красотища! — восхищался Колян, глядя в окно. — Воздух чистый, холмы, природа…

Не успел договорить, как раздался громкий хлопок, будто кто-то выстрелил из дробовика, и машину резко повело в сторону.

— Твою дивизию, колесо пробили! — выругался Михалыч, дёрнул руль и остановил машину.

Открыли двери, вышли. Воздух уже не был таким чистым — густой, пахнет горячей резиной. Начали менять. Поддомкратили «буханку», открутили колесо, гайки Михалыч аккуратно сложил рядом — на плоский камень у дороги.

— Коля, катни-ка запаску! — крикнул он.

Шульгин подошёл, схватил тяжёлое колесо и, перекатывая, попытался подкатить поближе. Но неловко задел ногой камень.

Гайки, весело позвякивая, покатились вниз по склону, исчезая в высокой траве.

— Ёлки-палки! Ну ты даёшь! — возмутился Михалыч.

— Ничего, мужики, сейчас решим, — сказал я.

Снял с других колёс по одной гайке — из пяти по четыре на колесо осталось.

— Выдюжит, ехать можно, — добавил я.

Кое-как прикрутили запаску, поднапряглись, опустили домкрат, плюхнулись в кабину и поехали дальше.

Вот только в спешке, похоже, Михалыч забыл гайки как следует затянуть.

Минут через тридцать тряски по камням машину снова стало кидать. Гул, дрожь, потом резкий удар — и с грохотом отвалилось колесо. «Буханка» ухнула на камни, сорвав резьбу с пары шпилек.

— Да что ж за день такой! — взвыл Михалыч, выскакивая наружу.