Деньги не пахнут 6 - Константин Владимирович Ежов

Акман не отступил ни на шаг:

– Защищал интересы своих инвесторов. Контракт был чётким, я лишь потребовал, чтобы условия соблюдались.

– Контракт был странным, – прозвучало с оттенком сомнения.

– Всё, что было прописано, выполнялось в точности. После трёх юридических проверок они вдруг решили, что нашли лазейку. Поздно. Суд признал правоту моей стороны.

Интонация его сменилась с оборонительной на ледяную уверенность. Видимо, этот эпизод был для него принципиальным – доказательством собственной правоты, которую он никогда не позволит поставить под сомнение.

И где-то в глубине этого уверенного голоса ощущалась усталость человека, который слишком долго боролся с миром, чтобы теперь позволить себе слабину.

Фраза в контракте, запутанная и скользкая, скрывала в себе простор для толкований, но Акман, похоже, предвидел это заранее и оставил брешь намеренно. В каждой детали чувствовалась его юридическая изворотливость – холодная точность человека, привыкшего не оставлять случайностей. Вопрос лишь в том, было ли это заранее просчитано или просто удачно обернулось в его пользу.

– Похоже, вы не собираетесь принимать моё предложение, – голос Акмана прозвучал жёстко, а взгляд стал колючим, как натянутый провод.

Он, конечно, старался сохранять самообладание, но раздражение проступало на лице. Имя Айкана, едва прозвучавшее в разговоре, задело его больнее всего. Выражение глаз стало ценнее сотни слов – вот она, реакция, которую можно использовать.

Он скрестил ноги, откинулся в кресле и заговорил с менторским оттенком:

– Сейчас эти ваши активистские фонды растут, как грибы после дождя. Но тех, кто добивается настоящего успеха, – единицы. Это поле жестокое, ошибающихся тут не прощают.

И правда, инвестиционный активизм уже стал новой модой – блестящей, шумной, притягательной. Громкие имена, щедрые прибыли, публичные драмы. Но за фасадом лежала изнуряющая борьба, требующая не только денег, но и нервов из стали.

– У вас, конечно, сильное влияние в СМИ, – продолжил он, – но не путайте известность с доверием. Одно не равняется другому. Люди могут знать ваше имя, но не значит, что отдадут вам свои деньги. В конце концов, мы же работаем не на публику, а на акционеров.

Говорил он спокойно, с лёгкой наставительной интонацией, будто преподаватель, читающий лекцию неопытному студенту.

– И не забывайте, – добавил Акман, – в этой игре скрытые издержки огромны. Битвы за доверенности, армия юристов, пиарщики, советники – счета растут, как сорняки.

Слова тонули в гулком воздухе комнаты, но смысл оставался острым, как лезвие.

– Для первой кампании разумнее выбрать безопасный путь, – произнёс он уже мягче, будто предлагал совет из добрых побуждений.

Платонов лишь чуть усмехнулся, уголком рта, почти незаметно.

– Это звучит как тонкая угроза.

– Угроза? – Акман приподнял брови. – Всего лишь совет. Стоит быть рациональным.

– Рациональным…, – эхом повторил Платонов, вглядываясь прямо в собеседника. – Самое рациональное решение – поддержать сторону, которая победит.

– И вы полагаете, что проиграю?

– Да.

Взгляд Акмана на мгновение остекленел. Он не привык слышать подобные слова в лицо. Тогда никто ещё не знал, что в битве за Allergan он действительно потерпит поражение, пусть и с прибылью, которая вскоре станет легендарной. Но выигранные деньги не меняли сути – проигрыш останется в истории.

– Скажите, – Платонов наклонился вперёд, – вы по-настоящему верите, что это слияние принесёт пользу Allergan?

– Разумеется, – без тени сомнений ответил Акман. – Повышение акционерной стоимости – мой главный приоритет.

Слова прозвучали искренне, даже с воодушевлением. Глаза его засветились тем же светом, что и тогда, когда он рассуждал о благотворительности и своей "смелой натуре". Настоящая вера – не поза. Он действительно думал, что действует во благо.

Он не знал. Не представлял, что через несколько лет его союзник – Valeant – рухнет под тяжестью махинаций и скандалов. Что его благородная вера обернётся ловушкой.

Акман поднял глаза и спокойно спросил:

– Так каков ваш ответ?

Пауза повисла густая, как дым. Всё, что нужно было узнать, уже стало ясным. Линии напряжения обозначены, слабые места найдены. Оставалось сделать финальный ход.

– Отказываюсь, – произнёс Платонов тихо, но с твёрдостью холодного металла.

– Можно узнать причину?

– Не хочется садиться на корабль, который идёт ко дну.

Лёгкая тень прошла по лицу Акмана. Улыбка осталась, но потеряла теплоту.

– Подумайте. Второго такого шанса может не быть.

– Разумеется. Обдумаю как следует.

Вежливое кивание – формальность, за которой скрывалось окончательное "нет".

А вечером, когда над городом уже зажглись огни и на экранах новостных агентств заплясали строки срочных сообщений, появилась короткая вспышка текста:

"Сергей Платонов подал уведомление 13D"

Эта сухая строчка стала выстрелом. Молнией, разрезавшей биржевое небо.

Так началась война – тихая, отчётливая, с запахом бумаги, кофе и бензина на улицах. В воздухе повисло предчувствие битвы: не словесной, а рыночной, с выкриками трейдеров, скрежетом аукционов и шорохом великих контрактов.

Глава 8

Форму 13D инвесторы подают тогда, когда их доля в компании превышает пять процентов – своего рода боевой сигнал, декларация намерений вмешаться в управление. Для корпораций такая бумага звучит как объявление войны.

Не прошло и часа после того, как Сергей Платонов сделал своё заявление публичным, как в штаб-квартире "Аллергана" уже созвали экстренное совещание. В просторном, ослепительно освещённом конференц-зале, где пахло полированным деревом и свежим кофе, собрались генеральный директор, финансовый директор, представитель по связям с инвесторами, несколько ключевых топ-менеджеров, а также председатель совета директоров, ведущий независимый директор и группа юристов, специально прибывших из Нью-Йорка.

Беккет, генеральный директор "Аллергана", поднялся, положил ладонь на стол, и, когда в зале воцарилась тишина, произнёс:

– Благодарю всех, кто пришёл, несмотря на занятость. Не ожидал, что противник двинется настолько быстро.

Компания уже отслеживала рынок и знала, что кто-то скупает её акции, однако рассчитывали обсудить возможные меры через три дня. Обычно инвесторы, достигнув отметки в пять процентов, тянут с подачей формы до десяти дней. Но Платонов подал отчётность в тот же день, когда набрал нужную долю.

Всё оказалось куда серьёзнее, чем предполагали.

– Возможно, кто-то уже видел отчёт. За этим стоит недавно созданный хедж-фонд "Парето Инновейшн Кэпитал". Прошло меньше трёх месяцев с момента его основания, – продолжил Беккет, пробегая взглядом по лицам.

Подобные фонды обычно не вызывают тревоги – мало опыта, репутация в зачатке. Но не в этот раз.

– Фонд возглавляет довольно необычный человек. Думаю, многие слышали имя Сергея