Деньги не пахнут 6 - Константин Владимирович Ежов

– Заканчиваем на этом, – бросил Акман, отодвигая бумаги.

Следом за хлопком закрывающейся двери в воздух ворвался новый отчёт – и запах свежей бумаги, и лёгкая дрожь в голосе аналитика.

– Ситуация тревожная, сэр. Кто-то активно скупает пакеты акций Allergan. Ежедневно проходят крупные ордера, цены растут – уже плюс шесть процентов, а теперь подключились импульсные трейдеры, и рост ускоряется.

На стол легли распечатки графиков с зелёными свечами, тянущимися вверх.

– Поначалу закупались осторожно, через опционы, скрытно, – продолжил менеджер, – а теперь действуют открыто, будто нарочно поднимают шум. Готовы терять деньги, лишь бы толкнуть рынок вверх. Неясно, зачем.

Акман замер. В голове вспыхнуло одно имя. Сергей Платонов.

– Следите за движением акций. И держите взгляд на Pareto Innovation. Скоро они проявятся, – произнёс он негромко.

Менеджер колебался.

– Вы уверены, что это Платонов?

После саммита за ним наблюдали особенно пристально. Всё, что касалось его черного лебедя, инвестиций в Эболу и прочих рискованных выходок, было известно вдоль и поперёк. Но как раз из-за этого вера в его здравомыслие таяла.

– Его инвестиции в Эболу были чистой авантюрой, – осторожно заметил менеджер. – Просто повезло.

Акман усмехнулся.

– Повезло, говорите?.. – в голосе звучала едва заметная насмешка. – В этом деле нельзя недооценивать удачу.

Он знал таких, как Платонов. Людей, которые смотрят в самую пропасть и делают шаг вперёд. Обычные инвесторы ждут, пока вероятность успеха поднимется до девяноста девяти процентов, а такие, как он, делают ставку на один единственный шанс. И этот один процент способен взорвать рынок.

Платонов рискнул открыто, выставив на всеобщее обозрение свою ставку. Малейшая ошибка – и его бы растерзали в прессе, превратили в посмешище. Но ставка сработала.

– И всё же, – пробормотал аналитик, – шанс провала был выше. Просто удача…

– Удача, – повторил Акман и медленно покачал головой. – Везение – самое опасное оружие на Уолл-стрит.

Холодная улыбка едва тронула его губы. Слишком уж настойчиво этот русский врывался в поле зрения, как тень, скользящая за плечом. С каждым шагом становилось яснее – их пути пересекутся вновь. И в этом столкновении нельзя было позволить Платонову разрушить планы по Allergan.

Информационная война начинается задолго до первого выстрела. Кто первым получит сведения – тот и победит.

Решение уже созрело. Пора встретиться лицом к лицу.

В этот момент дверь в переговорную приоткрылась, и в комнату просунулась голова секретарши.

– Господин Платонов прибыл.

В воздухе повисла короткая пауза – густая, как перед грозой. На лице Акмана мелькнула тень улыбки.

Охота начиналась.

***

Ровно в четыре пополудни на Седьмой авеню выросла перед глазами стеклянная громада – небоскрёб, в котором обитал один из самых известных хищников с Уолл-стрит. Воздух вокруг дрожал от осенней прохлады и гула машин, а с верхних этажей, где солнце уже пряталось за стеклом, веяло холодным светом и безупречной властью. Именно здесь располагался офис фонда "Мэверик", принадлежащего Биллу Акману.

От блестящих панелей вестибюля отражались шаги – звонкие, уверенные, как удары секундной стрелки. Взгляд сразу нашёл табло этажей: "Maverick Investment, 40F". Название будто само дышало самоуверенностью. "Мэверик" – вольный дух, тот, кто идёт наперекор стадности. В этом слове таилась суть хозяина здания.

Лифт мягко вздохнул, когда двери раскрылись, выпуская на сороковом этаже облако прохладного воздуха с лёгким ароматом полированного дерева. Перед глазами раскинулась просторная приёмная: стеклянные стены до потолка, за ними – мраморный горизонт Нью-Йорка, сверкающий под хрупким октябрьским солнцем. На стене – крупная инсталляция из металла и света, сдержанная, но безупречно дорогая, как галстук, подобранный к безупречному костюму.

Навстречу шагнула женщина – секретарь Акмана, высокая, аккуратно собранные волосы, холодная вежливость в голосе:

– Господин Платонов?

– Да, верно.

– Пожалуйста, подождите здесь.

Она исчезла, оставив запах духов с нотками жасмина и стеклянную тишину, нарушаемую только низким гулом кондиционеров. Ожидание тянулось лениво, как растянутый аккорд. Всё происходящее чувствовалось нарочно: показать, кто задаёт темп, кто здесь хозяин пространства.

Наконец, секретарь вернулась:

– Можете пройти.

Следом за ней – коридор, пропитанный запахом бумаги, кофе и денег. Не в буквальном смысле, но именно денег – того особого их аромата, который источают успешные сделки и человеческое тщеславие.

Она остановилась у стеклянных дверей. За ними находился кабинет генерального директора – не просто кабинет, а почти сцена. Прозрачные стены делали всё внутри видимым, будто Акман наслаждался ролью под светом прожекторов. Внутри он разговаривал с подчинёнными.

Картина выглядела безупречно продуманной. Всё – от позы до расстановки людей – будто было частью спектакля. Очевидно, о визите уже сообщили, но он не стал прерывать разговор. Слишком уж демонстративная небрежность, чтобы быть случайностью.

Когда дверь наконец отворилась, секретарь произнесла:

– Господин Платонов прибыл.

Однако хозяин кабинета не поднял глаз. Он лишь бросил короткий взгляд на своих аналитиков, словно ловил в их лицах едва заметное дрожание – страх, удивление, растерянность. Проверял, не сорвало ли кого-то.

Смысл происходящего становился ясен: проверка на утечку. На прошлой встрече Сергей Платонов успел намекнуть, что кое-что знает о тайнах Акмана. Тот, похоже, решил удостовериться сам.

В воздухе повисла густая тишина, пропитанная запахом свежего кофе и тонким электрическим гулом. Всё внутри подёргивалось лёгким напряжением, будто перед грозой. И казалось – вот-вот что-то начнётся.

Акман выстроил сцену с холодной точностью – словно режиссёр, наблюдающий за труппой сквозь стекло. Каждый взгляд, каждое движение подчинённых под прицелом его внимательных глаз. Всё ради одного – поймать тень сомнения, слабое дрожание зрачков, едва заметный след утечки. Но игра вышла пустой. Все нужные выводы он сделал ещё до этого дня.

Когда кабинет опустел, воздух стал гуще, будто в нём остались следы чужого дыхания. Акман наконец повернулся и с сухой вежливостью произнёс:

– Давненько не пересекались. Присаживайтесь.

Жест в сторону дивана у стены был почти небрежным, но выверенным до миллиметра. Здесь, а не за длинным столом, где виден только торс, можно было рассмотреть собеседника целиком – позу, движения, мельчайшие реакции. Всё это Акман собирал, как аналитик – данные.

На низком столике рядом, среди идеально сложенных журналов, стояла рамка с