На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Кто таков? — строго спросил у него молодой ротмистр королевский Анджей Фирлей, командовавший гарнизоном Збаража.

— Сидлецкий я, — ответил шляхтич, не спеша кланяться, не казак ведь.

— Откуда будешь? — продолжал допрос Фирлей.

— Из небогатой шляхты происхожу, из местечка Седлице, — дал обстоятельный ответ пан Сидлецкий. — Семья наша велика была и земли на всех не хватило, вот и разлетелись мы, Сидлецкие, по всей Речи Посполитой, да и за пределы её тоже. Говорят, даже царю московскому служат шляхтичи такой фамилии, но родичи ли наши, бог весть.

— Не про то толкуешь, пан Сидлецкий, — оборвал его князь Ежи Збаражский, который прежде молчал, давая молодому ротмистру вести допрос.

Сидлецкого поймали, когда он сумел пробраться к самым шанцам. Он сам вышел на патруль из шляхтичей, давно уже расставшихся с конями и сдался им, прося проводить прямиком к каштеляну, а ещё лучше к князьям. Конечно, его отвели к старшему, и уже ему Сидлецкий рассказал всю свою историю. Её передали каштеляну, и лишь после этого пан Сидлецкий предстал перед князьями и Анджеем Фирлеем.

— Служу я хорунжим в полку Михаила Хмельницкого, подстаросты чигиринского, — доложил Сидлецкий, — и прислан им к вам, вельможные паны, с вестью о том, что подмога близка. Скоро ударит в спину казакам чигиринский полк, но не он один. Станислав Жолкевский ведёт все свои хоругви на помощь Збаражу. Но и вам тут нельзя мешкать, как только завяжется бой в тылу у казаков — идите на вылазку всеми силами, что ни есть у вас. Особенно важно конницей ударить.

— Экий ты стратег, пан Сидлецкий, — рассмеялся Константин Вишневецкий, — прямо Марий или Помпей Великий.

— Не мои то слова, вельможный пан князь, — возразил на это Сидлецкий, — но пана Станислава Жолкевского, а его многие ставят в один ряд с Цезарем и Александром.

Хотел было высказаться по поводу битого гетмана Вишневецкий да не стал. Ведь вместе их побил под Гродно московитский выскочка, а напоминать всем об этом князь лишний раз не имел никакого желания.

— Ступай, пан Сидлецкий, — отпустил гостя Ежи Збаражский, — отдохни с дороги, выспись. Поесть не предлагаю, у нас тут припасы сочтены и делятся по людям.

— Благодарю, вельможный князь, — поклонился в ответ Сидлецкий. — Не один я шёл в Збараж, были ли ещё люди, кроме меня?

— Ты один пришёл, — ответил князь Ежи, — но несколько раз прежде слышалась ни с того ни с сего стрельба, и переполох был среди казаков, видимо, другим повезло меньше твоего.

— Мне вернуться нужно, — добавил Сидлецкий, прежде чем уйти отдыхать, — чтобы сообщить ваш ответ пану Станиславу и чигиринскому подстаросте, что командуют войском, идущим на выручку Збаражу.

— Вернёшься, пан Сидлецкий, — заверил его князь Ежи, — как только у нас ответ для Жолкевского будет. А покуда ступай, отдыхай.

Сидлецкий на сей раз поклонился со всем шляхетским достоинством и ушёл.

— И ты веришь ему? — стоило только за Сидлецким закрыться двери, поинтересовался Вишневецкий.

— А что мы теряем если поверим? — задал в ответ вопрос князь Ежи, и тут Вишневецкому возразить было сложно.

Выполняя страшную клятву, данную в день вылазки, Сагайдачный обрушил на Збараж всю ярость казацкой стихии. Сперва обстрел из пушек, пороха и ядер не жалели, а после он кидал в кровавые штурмы вчерашних холопов и опытных казаков. Раз за разом штурмы удавалось отбивать с немалыми потерями для врага, но гибли и защитники. Но что куда хуже с каждым днём в крепости таяли запасы провианта для людей и фуража для лошадей. Да и пороху для пушек оставалось не так чтобы много. Долгой осады Збаражу не выдержать. Ещё день-другой и придётся начать резать коней на мясо, потому что кормить получится только отборных гусарских аргамаков, для остальных фуража уже не хватает. Но ещё неделя, не больше, и под нож пойдут и эти кони баснословной цены. Тогда ни о каких вылазках и думать не придётся больше. Осажденным пешими с казаками не справиться. Шансы есть только в конном строю.

— Поверим, и это окажется казацкой западнёй, — продолжил мысль князь Ежи Збаражский, — и погибнем как потомки сарматов, в седле с копьём и концежом в руке. Не поверим — и атака на тыл казацкого войска провалится, и будем долго подыхать с голодухи, съедим коней, а что после будет…

Он замолчал, не договорив. Что бывает во время голода в осаждённой крепости, знали они с князем Константином Вишневецким оба, и оказываться в такой ситуации не хотелось ни одному из них. Лучше уж и правда: славная гибель верхом на коне и гусарской пикой в руке.

На следующее утро отдохнувший, правда голодный как собака Сидлецкий отправился в обратный путь с сообщением от князей Вишневецкого и Збаражского. Он один пробрался в Збараж и сумел улизнуть из казацкого лагеря, даже коней прихватил пару, и вскоре мчался во весь опор к Любичу, где стоял с армией и чигиринским полком Станислав Жолкевский.

— В крепости будут ждать нашего нападения, — сообщил Сидлецкий. Как только он прибыл в Любич, его тут же отвели к Жолкевскому для доклада, не дав даже умыться с дороги и привести в порядок одежду. — Князья передают вам, пан Станислав, что готовы ударить совместно с вами, однако просят поторопиться, потому что фуража даже для гусарских коней осталось на несколько дней.

— Ударим одной лишь конницей, — принял решение Жолкевский. — Пан Михал, — обратился он к Хмельницкому, который, конечно же, присутствовал при докладе своего хорунжего, — бери на себя пехоту и мою лановую, и казачью, а мне отдай всех конных казаков. Останешься здесь, если наша авантюра с ударом конницей провалится — отходи к Жолкве, не дай казакам разорить моё родное имение.

— Слушаюсь, пан Станислав, — кивнул Хмельницкий, признававший за более опытным опальным бывшим гетманом право командовать всем объединённым польско-казацким войском.

И уже на следующее утро конные хоругви, возглавляемые самим Жолкевским, выдвинулись из Любича к Збаражу. Было их, как казалось едущему рядом с опальным гетманом Сидлецкому, очень мало. Самого пана Сидлецкого полковник Хмельницкий по просьбе Жолкевского поставил командовать всей казацкой конницей. Оттого и ехал сейчас Сидлецкий рядом с Жолкевским и носил за поясом тяжёлую булаву, знак своего нового чина. Малый ручеёк из людей и коней двигался по дороге к Збаражу, вокруг которого бушевало настоящее море казаков, бьющееся о его стены, словно о неприступную скалу. Вот только долго ли та скала останется неприступной, Сидлецкий не знал. И всё же Жолкевскому он верил, потому что пускай и преследовали, казалось, того неудачи, однако прежних заслуг и воинского таланта и опыта его они не отменяли. Уж с казаками-то он точно справится.

Гетман обеих сторон Днепра и всего Войска Запорожского Пётр Сагайдачный, в то время как пан Сидлецкий скакал в Любич, а после войско Жолкевского двигалось к Збаражу, что ни день устраивал новый штурм. Постоянно палили пушки. Конечно, казацкие пушкари сильно уступали наёмным из Збаража, однако палить по шанцам и редутам, да и по самой крепости, много ловкости не надо, и потому артиллерийская дуэль сперва шла на равных, а вскоре казаки начали брать верх. Пороху и ядер у них было достаточно, да и подвозили им новые из захваченных шляхетских крепостиц, где частенько можно найти даже пушку другую, а уж пороха всегда в достатке. Под прикрытием орудий на штурм шли черкасы и вчерашние холопы, которые уже мало чем уступали чубатым казакам. Сколотив осадные щиты, обив их бычьими и коровьими кожами, казаки шли на в атаку на шанцы и редуты, окружавшие Збараж. Оттуда по ним палили прямо-таки ураганным огнём, и всё равно они добирались до рвов, где гнили тела после недавних штурмов, вытаскивать их было некому и они лежали там, распространяя чудовищное зловоние на всю округу и грозя и казакам, и ляхам эпидемией. А оттуда, прямо по гниющим трупам, забросав их фашинником, казаки кидались на штурм. Звенели сабли, палили пищали и пистолеты, защитников поднимали на посаженные торчком на длинные древки перекованные крестьянские косы. Однако осаждённым каждый раз каким-то чудом удавалось сдержать жуткий натиск казачьей стихии. Казалось, лишь какого-то жалкого мгновения не хватало, чтобы сломить наконец сопротивление ляхов, но всякий раз казаки откатывались от валов и шанцев прежде. Они отходили и вслед им палили из мушкетов и пушек, а по укреплениям вдвое сильнее били из казацкого стана.