На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Ваше величество, — возразил ему гетман, — народ и шляхта за вас, и к Варшаве идут войска как магнатские, в том числе из Литвы, так и конфедераты, решившие, что станут воевать за своего короля без платы и ни под чьими знамёнами. Даже простые шляхтичи из застянков идут пешком, имея с собой лишь саблю, и только у одного из пяти есть хоть какой-то конь. Идут, чтобы встать на защиту столицы и своего короля.

— Но их мало, пан гетман! — снова вспылил король, рассыпав бумаги, и с интересом наблюдая за тем, как суетятся под столом молодые ксендзы-секретари. — Слишком мало, пан гетман, чтобы с уверенностью говорить о победе. Проклятый московит ведёт громадное войско, к нему примкнули почти все литовские магнаты, кроме разве что Пацев, о которых вы говорили, но они одни остались верны мне. Лишь одна семья в Литве осталась верна мне, даже Вишневецкие прислали на тот фарс, что называли мятежники сеймом, одного из своих.

— Пацы тоже были там, ваше величество, — напомнил королю епископ Гембицкий. — Поэтому на вашем месте я бы не доверял им до конца. Они вполне могут повернуть оружие против вас, ваше величество, когда настанет решительный момент.

— Я уже внял совету гетмана, — отмахнулся король, — и оставил Пацев с их войсками в Подляшье, велев подчиняться Оссолинскому. Они первыми примут удар мятежного войска, и станет ясно, на чьей они стороне. Не стоит напоминать мне о них при любом удобном случае.

— Оссолинский уже встретился с войском мятежников под Дрогичином на Подляшье, — высказался гетман Александр Ходкевич, — но боя не принял, оставив город. Сейчас он маневрирует и пытается своей кавалерией нанести максимальный ущерб вражеской армии. Однако ему сильно мешают как раз пацевы пешие хоругви, которые он вынужден отправлять в города в ближнем тылу. Оссолинский уже не раз слал гонцов с просьбой избавить его армию от пеших хоругвей и артиллерии, которые вяжут его по рукам и ногам, не давая заниматься тем, что вы ему, ваше величество, поручили.

— Сколько пеших хоругвей привели с собой Пацы? — тут же заинтересовался король. Вняв совету епископа Гембицкого и передав все их войска под начало Оссолинского, он даже спрашивать не стал о численности и составе этих самых войск.

— Два полка наёмников, немцев и шотландцев, — сообщил Александр Ходкевич, знавший обо всём от тех самых гонцов, что слал Оссолинский, — и около трёх тысяч выбранецкой пехоты, собранной в три хоругви под началом верных офицеров из пацевых арендаторов.

— Их ни в коем случае нельзя вести к столице, ваше величество, — снова вмешался епископ Гембицкий. — Сила, быть может, и не велика, однако если они повернут оружие против нас…

— Ваше преосвященство, — позволил себе перебить епископа король, — я не мог прежде заподозрить вас в предвзятом отношении к какому бы то ни было из магнатских родов. И вот вы с упорством, достойным лучшего применения, раз за разом настаиваете на недоверии к Пацам. Да, они были на фарсе, что мятежники назвали сеймом, но там же был и Адам Вишневецкий, который сейчас ведёт войну с взбунтовавшимися казаками и холопами в украинных воеводствах. Он не повернул оружия против Короны, хотя мог бы остаться в Литве и примкнуть к мятежникам. Он вернулся в свои вотчины и воюет вместе с Константином Вишневецким и князьями Збаражскими.

— Потому что земли их преданы огню и мечу восставшей чернью, — настаивал епископ, — и у Вишневецких просто выбора не осталось, кроме как спасать своё имущество. К тому же, как мне стало известно, и о чём я докладывал вашему величеству, Адам Вишневецкий не просто присутствовал на незаконном сборище в Вильно, но и выставлял свою кандидатуру в борьбе за литовский престол. И Пацы поддерживали его!

— Пацы покинули то сборище, — возразил ему Александр Ходкевич, — потому что единственные проголосовали за то, чтобы не рушить Речь Посполитую и немедленно прекратить мятеж. Оставшись в меньшинстве, они покинули то сборище, не желая принимать в нём участия. И вам, ваше преосвященство, об этом должно быть прекрасно известно.

Епископ Гембицкий поджал губы так, что они совсем потерялись в его седых усах и бороде. Гетман фактически обвинил его в манипуляции фактами, и возразить ему было нечего. Он знал, что Пацы были в сговоре с Адамом Вишневецким, однако, по всей видимости, князь предал их, решив претендовать на литовский престол, в чём Пацы, как ярые приверженцы Речи Посполитой, никоим образом его поддержать не могли.

— Пан гетман, — кивнул король Александру Ходкевичу, — сообщите Оссолинскому, что я разрешаю ему отправить в лагерь под Варшавой пешие хоругви Пацев.

— А как быть с ними самими? — поинтересовался гетман. — Пётр Пац со своими панцирными казаками ещё хорошо может послужить Оссолинскому, но вот брат его Николай, лишившийся кафедры епископ Жемайтский, в войске только мешает. Оссолинский пишет, что тот постоянно жалуется на здоровье, в седле долго сидеть не может, требует себе возок.

И тут король понял причину такого предвзятого отношения ко всем Пацам со стороны епископа Гембицкого. Окажись в Варшаве Николай Пац, суффраган[1] виленский и епископ Жемайтский, у самого королевского секретаря окажется слишком серьёзный конкурент, которого даже в свою епархию не отослать, ведь сейчас это мятежные земли, где ему, как сохранившему верность короне, грозит смерть. Конечно же, настраивать короля против одного только Николая Паца епископ Гембицкий не мог, поэтому всеми силами старался не допустить в Варшаву никого из них.

— Ваше преосвященство, — обратился король к епископу, — возьмите лишившегося кафедры хворого Николая Паца под свою опеку. Уверен, вы найдёте уютное и спокойное местечко, где бы он мог бы в полном покое поправить пошатнувшееся здоровье.

— Конечно, ваше величество, — прямо-таки просветлел лицом королевский секретарь, — я не оставлю в беде брата по вере.

Успокоив таким образом епископа Гембицкого, его величество перешёл к более тяжёлым новостям. Они шли с юго-востока, из украинных воеводств, где пламя казацкого мятежа и не думало утихать, и с северо-запада, из Поморья, где предатель курфюрст Иоганн Сигизмунд Бранденбургский уже взял Эльблонг, который не продержался против его армии и пары недель, а теперь нацелился на старую столицу Тевтонского ордена, Мальборк.

— От Вишневецких, Збаражских и даже от Замойских мы не получили ни одного человека, — сокрушался его величество. — Понятно, что Вишневецкие со Збаражскими прямо сейчас воюют с казаками, но владения Замойских восстание не затронуло, однако и оттуда никто не спешит на помощь Варшаве.

— Там всем заправляет старый Станислав Тарновский, дед юного Томаша Замойского по матери, — сообщил король епископ Гембицкий, который как королевский секретарь был в курсе подобных вещей, — а он магнат старой закалки, считающий, что в первую очередь надо уберечь свои земли, пускай бы вся Речь Посполитая огнём горит. Пока его владениям и землям Замойских грозит пускай хоть малейшая опасность со стороны казаков и восставшей черни из украинных воеводств, он не двинет ни единого выбранца куда бы то ни было. Даже если враг будет стоять под стенам Варшавы.

— Горе всей Речи Посполитой, — почти с надрывом проговорил король, — когда такие люди заправляют у нас всюду. Когда рвут на куски отчизну, они думают лишь о том, чтобы своё сберечь, а Речь Посполитая пускай себе горит синим пламенем, им и дела нет!

Утерев слёзы, якобы выступившие у него на глазах, он обратился к Ходкевичу:

— А что Жолкевский? — спросил король. — Продолжает строить из себя оскорблённую невинность или придёт на помощь?

— Из Жолквы вестей нет, ваше величество. — Александр Ходкевич не слишком любил когда его величество вспоминал опального бывшего великого гетмана коронного, поэтому всегда ограничивался короткими репликами. — Ходили слухи, что он собирает войска и даже рассылает собственные воззвания к окрестной шляхте, но для войны с казаками, а не для помощи вашему величеству.

— Замирение украинных воеводств уже большая помощь всей Речи Посполитой, — отрезал король. Он уже жалел, что Жолкевского нет рядом, тот, несмотря на поражения, был лучшим военачальником, нежели те, кто сейчас находился при его величестве. — И если он сумеет сделать это, то Замойские и остальные магнаты юго-запада придут на помощь Варшаве.