Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник - Джим Батчер

Дождавшись меня, Баттерс в последний раз взмахнул Фиделаккиусом, и мы оба помчались по извилистому мосту, прочь из зоны видимости, преследуемые грохотом бетона и завываниями металлического каркаса.

Теперь, когда мы оказались вне линии огня, вышедшие на мост добровольцы принялись расстреливать водолазочных. Да, люди Листена – профессионалы, но не настолько, чтобы их пули не брали. Я видел, как несколько врагов упали, а затем они открыли ответный огонь, и…

Фантомные пули ударили мне в голову и грудь.

«Тысяча сто семьдесят девять».

Меня чуть не вырвало, хотя в желудке было шаром покати.

Интенсивность щелчков возросла. Теперь они напоминали звук, с которым рвется брезент. Под аккомпанемент воплей, взвизгиваний и завываний армия фоморов бросилась вперед.

Теперь, когда мост был разрушен, у них не осталось вариантов, кроме как перейти Коламбус-драйв по низине. Недолго думая и не сбавляя скорости, враги начали спрыгивать с насыпи на дорогу…

…И ничего не случилось.

– Как это понимать? – осведомился я. – Где Саня?

– Хрен его знает, – не без труда выдохнул Баттерс, весь покрытый бетонной пылью.

Враги скопились на дальней стороне Коламбус-драйв, а затем бросились вперед, прямо на нас. Пересекли первую полосу, и по ним никто не выстрелил. Первые ряды добрались до отбойника. Со спины их подпирали все новые и новые твари – волна плоти, стали и огнестрельного оружия.

Они перепрыгивали через отбойник, приземлялись на дорожное покрытие, и…

…И тут Саня прогремел:

– ОГОНЬ!

Из-за парапета, отделявшего парк от заниженной дороги, поднялись восемь сотен чикагцев, мужчин и женщин, и все они принялись поливать врага картечью с расстояния не больше тридцати футов.

Бойня получилась неописуемая.

Дробовик не является высокоточным оружием, но на такой дистанции, да к тому же в руках дилетанта, он не нуждается в высокой точности. Наши добровольцы буквально выкосили первые ряды фоморов, убивая и калеча врагов без пощады и ненужных сантиментов. Такого грохота я не слышал никогда в жизни. За шквальным огнем смертоносной бури невозможно было различить звуки отдельных выстрелов.

Стрельба не прекращалась, пока в ружьях не закончились патроны. Не рискну утверждать, что наши бойцы уложили тысячу врагов, но за девятьсот девяносто восемь готов поручиться.

С испуганными воплями воинство фоморов попыталось бежать, но деваться было некуда. Поэтому враги в стремлении унести ноги рассредоточились по Коламбус-драйв, но Саня расставил людей по всей длине этого участка дороги, и они, пользуясь рельефом, вели по врагу продольный огонь, да такой, что ему позавидовал бы сам Сатана. Чикагцы палили, яростно крича на противников. Повсюду летало столько картечи, что две-три заглохшие машины, за которыми пытались укрыться нападающие, самым волшебным образом превратились в головки швейцарского сыра.

По дороге струилась кровь – даже не ручейками, а небольшими реками, – и с каждым вдохом я обонял ее густой железистый запах.

Но на этом битва не закончилась. Враг занял позиции напротив, на возвышении вроде того, где находились мои добровольцы, и грянула перестрелка. На такой дистанции профессиональное вооружение «водолазок» не особенно превосходило наши дробовики, если не учитывать, что те более приспособлены к шквальной стрельбе, поскольку не требуют долгого и тщательного прицеливания. Но это, по сути дела, лишь уравняло шансы обеих сторон.

Примкнувшие ко мне мужчины и женщины погибали.

Я чувствовал каждую смерть, и мало для кого она была мгновенной. Даже получив пулю в голову, человек несколько секунд кричит и бьется в конвульсиях. Некоторые находились так близко, что я слышал, как они молят о пощаде. Но у Смерти нет любимчиков, и одолжений она не делает.

«Тысяча сто четырнадцать».

– Адские погремушки, – прошептал я, изо всех сил пытаясь заглушить фантомную боль.

Я потерял семьдесят три добровольца, в то время как вражеские потери исчислялись сотнями.

Мы побеждали.

Даже с учетом того, что это была наша первая и последняя внезапная атака. Отныне любое преимущество будет даваться тяжким трудом. Но у нас все получалось.

Мы держали удар.

Пока на поле боя не появилась титанша.

Этне – девять ужасающих футов бронзовой красоты – выступила из-за дымки и зашагала сквозь ряды своего войска. Вокруг нее падали и умирали враги, но на титанше не появилось ни царапины. Свинцовый ураган причинял ей не больше вреда, чем моросящий дождик. Секунду-другую она стояла, обозревая наши позиции и полностью игнорируя залпы наших ребят.

– Господи Исусе, – выдохнул я, разгадав ее замысел. – Баттерс, уводи людей с моста!

А сам сорвался с места и, крича добровольцам, чтобы бежали за мной, ринулся туда, где мост соприкасался с парком, а там перепрыгнул через парапет и соскользнул на землю по блестящему стальному склону, после чего бросился к Сане.

Он тоже понял, что происходит, и теперь выкрикивал приказ к отступлению, но за грохотом ружей его никто не слышал.

Этне направила глаз Балора на нашу сторону дороги.

Мир взвыл и покраснел. Луч заходил вверх-вниз по подпорной стенке, превращая ее в косогор из дробленого строительного мусора.

Некоторые из наших вовремя заметили это и побежали.

Но их оказалось совсем немного.

Остальные погибли. Приняли жуткую смерть в огне, сотканном из беспрецедентной ненависти Этне, страдая при этом от самой страшной боли, какую только можно представить. В том огне вспыхивали образы отчаяния, неотвратимой судьбы и такого ужаса, что за долю секунды многие из наших утратили рассудок, прежде чем их тела изжарились и обратились в прах.

Я чувствовал все, что ощущали мои люди.

«Семьсот тридцать два».

Боль была такая, что я не мог дышать.

За время, требуемое для глубокого вдоха, Этне стерла с лица земли больше половины авангарда моей скромной армии.

Помнится, чуть выше я сказал, что мы побеждали? Смех, да и только.

Против такого не выстоит ни один смертный.

Титанша элегантно вскинула руку и указала пальцем вперед.

Армия фоморов с ревом хлынула на дорогу. С нашей стороны стенка Коламбус-драйв превратилась в покатый склон, не способный задержать вражескую армаду. Останься мы на месте, и несколькими секундами позже этот прилив поглотил бы нас. Чуя победу, враг жаждал нашей крови.

– Отступаем! – закричал я. – Отступаем!

Почти все выжившие далеко опередили меня.

Но многие – если точнее, восемьдесят семь человек – были ранены и не могли бежать.

Они погибли с оружием в руках.

«Шестьсот сорок пять».

Остальные, включая меня, спаслись бегством.

Глава 26

От пешеходного моста до мостика, ведущего к павильону, бежать недалеко. Примерно две сотни ярдов.

Но сегодня у нас на хвосте висела целая армия, и эти двести ярдов казались бесконечными. Не будь там пыльно-дымовой завесы, нас перестреляли бы, как в тире, но даже