Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

– Какая разница? – спросил Кинкейд скучающим тоном. – Архив готова дать на это согласие, если вы не имеете возражений.

Никодимус наконец окончательно повернулся в нашу сторону. Выражения его лица я не видел, только силуэт на фоне аквариума. Тень его тем не менее продолжала кружить по помещению следом за акулой.

– Два условия, – произнес он.

– Выкладывайте, – сказал Кинкейд.

– Во-первых, представитель должен быть безоружен, и Архив должна гарантировать его нейтралитет при отсутствии факторов, вступающих в противоречие с интересами правоохранительных органов.

Кинкейд снова покосился на меня. Условие насчет безоружности Мёрфи не понравится, но она его выполнит. Хотя бы потому, что не захочет идти на попятный передо мной – или, возможно, перед Кинкейдом.

Впрочем, я не понял, чем не устраивает Никодимуса присутствие вооруженного копа. Пистолеты этому типу нипочем. Совершенно. Тогда в чем дело?

Я кивнул Кинкейду.

– Отлично, – сказал Никодимус. – Во-вторых… – Он двинулся вперед, гулко ступая по мраморному полу, пока мы не смогли разглядеть его в свете ближайших напольных светильников.

Это был мужчина среднего роста и сложения, с симпатичными, сильными чертами лица и темными умными глазами. Безупречно ухоженную шевелюру кое-где тронула седина, но для человека, чей возраст достигает двух тысяч лет, он держался более чем неплохо. Одежду его составляли черная шелковая рубашка, темные брюки и то, что могло бы сойти за серый ковбойский платок на шее. Только это был не платок. Это была старая, очень старая выцветшая веревка, ровесница его монеты.

– Во-вторых, – произнес он, – я хочу поговорить пять минут наедине с Дрезденом.

– Не обижайтесь, Ник, – сказал я, – но это примерно на пять минут больше, чем я хочу провести с вами.

– Вот именно, – с улыбкой ответил он. Такую улыбку можно увидеть в загородных клубах, на заседаниях совета директоров или у крокодилов. – Нам ведь так и не представилось хорошей возможности мирно поговорить. Вот я и хочу исправить этот пробел. – Он махнул рукой в сторону аквариумов. – По возможности, без разрушений, ладно?

Я смерил его хмурым взглядом.

– Мистер Архлеон, – произнес Кинкейд. – Вы предлагаете мирные гарантии? Если так, Архив заставит вас придерживаться этого условия.

– Я ничего подобного не предлагаю, – ответил Никодимус, не сводя с меня взгляда. – Дрезден сочтет это лишенной ценности монетой, и его мнение – единственное, что имеет значение в данной конкретной ситуации. – Он развел руками. – Просто поговорить, Дрезден. Пять минут. Уверяю вас, если бы я хотел причинить вам вред, даже репутация адской гончей, – он сделал паузу, чтобы выразительно покоситься в сторону Кинкейда, – ни на мгновение не заставила бы меня колебаться. Я бы уже убил вас.

Кинкейд удостоил Никодимуса легкой ледяной улыбки, и воздух буквально закипел от сгустившегося напряжения.

Я поднял руку.

– Полегче, Дикий Билл, – вполголоса произнес я. – Я поговорю с ним. Потом устроим общее заседание. Мило и цивилизованно.

Кинкейд покосился на меня и изогнул кустистую бровь:

– Вы уверены?

Я пожал плечами.

– Ладно, – кивнул он. – Вернусь через пять минут. – Он сделал паузу. – Если любой из вас инициирует насилие, не укладывающееся в рамки дуэльного кодекса, это будет означать нарушение уговора. Более того, это будет считаться оскорблением репутации Архива, и я лично прослежу за тем, чтобы оно не осталось безнаказанным.

Ледяной холод в его голубых глазах предназначался преимущественно Никодимусу, но и мне досталось немного. Кинкейд не шутил; мне доводилось видеть его в деле. Он был одним из самых страшных людей, которых я знал; тем более что он подходил к делу с бесстрастной практичностью, не стесняемый ни личными пристрастиями, ни гордостью, которые часто являются определяющими в сверхъестественных разборках. Кинкейд не побоялся бы заглянуть мне в глаза, убивая меня, если бы до этого дошло. Впрочем, он без колебаний всадил бы в меня пулю и с расстояния в тысячу метров или подложил бы мне бомбу в машину, чтобы прочитать о моей смерти на следующее утро в Интернете. Главное – выполнить работу.

Подобный подход вряд ли поможет, когда вам необходимо расправиться с соперниками по возможности более впечатляющим и драматичным способом, однако, уступая другим по части эстетики, Кинкейд превосходит их с экономической точки зрения. Марконе, из-за которого заварилась вся эта каша, действовал точно такими же методами – и, надо сказать, далеко продвинулся. В общем, из всех опасностей такие люди представляют собой особо экстремальный ее вид.

Никодимус снова негромко, мило рассмеялся. Похоже, Кинкейд не производил на него особого впечатления. Может, это и к лучшему. Избыток гордости может и сгубить.

С другой стороны, мои недолгие встречи с Никодимусом свидетельствовали о том, что он, возможно, и впрямь настолько крут.

– Валяй, Адский Пес, – произнес Никодимус. – Чести твоей госпожи ничего не угрожает. – Он начертал у себя на груди косой крест. – Сердцем клянусь.

Возможно, это было продолжение их старых разборок. Глаза Кинкейда вспыхнули диким огнем – и снова застыли как лед. Он кивнул мне, потом – точно так же – Никодимусу и удалился.

Я совершенно уверен, что помещение не сделалось более темным, мрачным и угрожающим, когда я остался наедине с самым опасным человеком, которого я когда-либо встречал.

Но ощущение было именно такое.

Никодимус блеснул мне своей зубастой, хищной