Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

Люччо встала рядом со мной и вгляделась в вестибюль за дверью. Взгляд ее темных глаз настороженно скользил по помещению.

– На вид чисто.

Я кивнул.

– Прошу прощения, – сказал я и первым вошел в дом, стряхивая с башмаков и джинсов снег.

Остальные последовали за мной. Пока они топали ногами у входа, я двинулся дальше, напрягая слух. Поэтому я услышал шорох мягко ступающих башмаков за две или три секунды до того, как из-за дальнего угла коридора показался Кинкейд. Он снова был одет в свой обычный черный наряд, под которым скрывался бронежилет, и оружия, понавешенного на его тело, хватило бы на оснащение небольшой террористической группировки.

Он чуть дернул подбородком в знак приветствия.

– Сюда, пожа… – Взгляд его скользнул мимо меня, и он осекся на полуслове.

Секунду он смотрел поверх моего плеча, потом вздохнул.

– Ей нельзя здесь находиться, – сказал он мне.

Брови мои невольно поползли вверх, и это же движение повторили уголки губ. Я чуть пригнулся к Кинкейду.

– Сами ей скажите, – прошептал я.

Взгляд его скользнул с Мёрфи на меня. Менее позитивно настроенный человек назвал бы выражение его лица кислым. Он побарабанил пальцем по рукояти пистолета.

– Она угрожала притащить сюда полицию? – спросил он.

– Она вбила себе в голову эту ерунду, когда приносила присягу защищать город и жителей Чикаго, и она относится к этому серьезно.

Кинкейд поморщился:

– Я должен обсудить это с Архивом.

– Не будет Мёрфи – не будет переговоров, – заявил я. – Так ей и передайте.

– Вот сами ей скажите, – хмыкнул убийца.

По залам океанария он повел меня к главному аквариуму. Должно быть, он пользуется у посетителей наибольшей популярностью – огромное полукруглое в плане сооружение, содержащее самые крупные в мире плавающие экспонаты. В расположенных по внешнему радиусу бассейнах общей емкостью в несколько миллионов галлонов воды проживают дельфины и мелкие белые киты, название которых я никак не могу запомнить. Как у икры. Да, белуги… белухи, вот как. Киты-белухи. Вокруг бассейнов понастроено искусственных скал с растущими на них деревьями, мхами и травами – в общем, сделано все, чтобы это напоминало тихоокеанское побережье Штатов. Хотя я более чем уверен, что на берегу какого-нибудь там Орегона нет таких белых скамеек для зрителей, с которых публика может восхищаться китами и дельфинами, проделывающими свои штуки ради аплодисментов и порции рыбы. Боюсь, что такое характерно скорее для Флориды.

Мимо нас проскользнула пара дельфинов, скосив глаза на незнакомцев. Один из них издал щебечущий, не очень мелодичный звук. Другой взмахнул хвостом и плеснул в нашу сторону водой для забавы. Оба не имели отношения к неотразимым сородичам Флиппера, героя одноименного телесериала. Обычные дельфины, не такие красивые, которых наверняка не показывают по телевизору. Может, они просто отказались продаваться или ложиться под нож пластического хирурга. Я поднял кулак. Салют, ребята.

Кинкейд скользнул взглядом по скамейкам и нахмурился:

– Ей полагалось сидеть здесь. Черт возьми.

Я вздохнул и свернул к лестнице на нижний ярус.

– Она может быть сколько угодно Архивом, Кинкейд, но она все еще ребенок.

Он нахмурился еще сильнее и посмотрел на меня:

– И что?

– Что? Дети любят симпатяг.

Он удивленно заморгал:

– Симпатяг?

– Идемте.

Я повел его вниз.

На нижнем уровне океанария расположен внутренний пояс бассейнов, в которых живут пингвины и – внимание! – морские выдры.

Именно так: морские выдры. Они часто забавляются с камнями, плавая на спине. Что может быть симпатичнее маленьких пушистых игривых зверьков с большими карими глазами, качающихся на воде пузом кверху?

Мы обнаружили Иву стоящей перед одним из бассейнов с морскими выдрами. На этот раз она оделась теплее и практичнее, и на ее спине висел маленький рюкзачок. Она смотрела на двух выдр, гонявшихся в бассейне друг за другом, и улыбалась.

При виде этого Кинкейд застыл как вкопанный. Исключительно для того, чтобы посмотреть, что он будет делать, я попытался шагнуть мимо него. Он бросил на меня такой взгляд, словно убил бы меня на месте, если бы я попробовал помешать ей, и мое мнение о нем разом поднялось на целую ступеньку. Я отступил на шаг и принялся ждать. Право же, целостность моих зубов стоит того, чтобы девочка лишнюю минуту полюбовалась на морских выдр.

В детстве – уже после того, как у меня начали проявляться магические способности, – мне приходилось порой очень нелегко. Я ощущал себя отличным от других – и ужасно одиноким. Это постепенно отдаляло меня от других детей. Но Ива вообще не знала родительской ласки или дружбы сверстников – даже недолгой. Как я понимаю, она была Архивом с самого рождения, абсолютно осознавая тот объем знаний, который заложили в нее. Я даже представить себе не могу, насколько это ужасно.

Черт возьми, чем больше я узнавал с возрастом, тем больше жалел о былом невежестве. Так сказать, о невинности. По крайней мере, я помню, каково это –