Ювелиръ. 1807 - Виктор Гросов

части, Варвара Павловна придавила углы предметами со стола.

— Я обошла всех стряпчих, — в ее голосе слышалась усталость. — Результат перед вами.

Ее тонкий палец безжалостно провел линию по карте.

— Английская набережная: дворец графа Лаваля, особняк Мятлевых… Галерная: владения Юсуповых, дворец Бобринских… Григорий Пантелеевич, в этом квартале дома не продают. Их проигрывают в карты, отдают за долги или получают в наследство. Но не продают чужакам. Никогда.

Глядя на эту карту с аккуратно выведенными названиями, я видел, как моя мечта ломается. Подойдя к окну, я смотрел на шумевший внизу Невский: проносились кареты, спешили по делам люди. Вот он, этот мир — совсем рядом, за стеклом, но непроницаемый, как алмаз. Я умел резать камни, однако был бессилен перед этой невидимой стеной между сословиями. Все тот же Гришка из сарая, только в чистом сюртуке.

— Хорошо, — выдохнул я, возвращаясь к столу. — Что у нас есть на Песках? Или в Коломне?

Я уже готов был сдаться, согласиться на компромисс, и моя крепость на глазах превращалась в скромный домик на окраине.

Но Варвара Павловна не сворачивала карту. Она молчала. Ее пальцы бессознательно теребили простой медный крестик, выглядывавший из-под воротника темного платья. Этот нервный, почти суеверный жест выдавал напряжение.

— Есть один вариант, — произнесла она наконец, и голос ее стал тише. — Последний. Очень… странный.

Я поднял на нее глаза.

Ее палец вернулся на карту, замер на одном из особняков на Галерной.

— Вот. Дом номер шестнадцать. Каменный, в два этажа, с мезонином. За ним — огромный, заросший сад, который выходит прямо к каналу. И глухой двор. Он идеально подходит под все ваши требования. И его продают.

— Кто? Кто-то из разорившихся?

— В том-то и дело, что нет, — она посмотрела на меня в упор. — Официально дом принадлежит полковнику Давыдову. Герою последней кампании. Но продает его… его молодая жена. Француженка.

Я нахмурился. История становилась все более запутанной.

— Какая-то темная история. Зачем это все?

— Никто не знает, — пожала плечами Варвара Павловна. — Говорят, продает срочно и за бесценок. Но…

Она замолчала, ее пальцы снова сжали крестик.

— Есть одно условие. Она наотрез отказывается иметь дело с поверенными. Требует личной встречи с покупателем. И оставляет за собой право отказать без объяснения причин.

Сделав еще одну паузу, она произнесла следующие слова как диагноз:

— Мне доподлинно известно, что она уже выставила за дверь троих богатейших купцов. Они предлагали тройную цену. Она просто посмотрела на них и велела указать на дверь. Похоже, Григорий Пантелеевич, она не продает дом. Она выбирает покупателя по каким-то своим соображениям.

Мутно как-то. Спешка и низкая цена? Значит, нужны быстрые деньги, которые не оставят следов. Отказ поверенным? Значит, ищет конфиденциальность, возможно, сообщника, который будет молчать. Отказ купцам? Дело не в деньгах. Ей нужен человек определенного типа: не выскочка, но и не аристократ, чтобы не пошли слухи. Она ищет кого-то нового. Кого-то вроде меня — человека с деньгами и статусом, но без корней в этом обществе.

Здравый смысл кричал: беги от такой истории как от чумы. Но я почувствовал укол чистого, профессионального любопытства.

— Договоритесь о встрече, Варвара Павловна, — сказал я абсолютно спокойным голосом. — Я хочу взглянуть в глаза этой загадочной даме.

Она махнула головой, но я заметил в ее взгляде тень беспокойства. Она понимала, что я собираюсь сунуть голову в осиное гнездо.

Взяв с верстака необработанный кусок горного хрусталя, я ощутил, как его холодные, острые грани приятно колют ладонь.

— Прежде чем я туда пойду, Варвара Павловна, мне нужно знать больше, — сказал я, вертя в пальцах камень. — Голых фактов недостаточно. Прохор!

Мальчишка, дремавший в углу, вскочил. Он все время спит где ни попадя.

— Бросай все дела. Мне нужно, чтобы ты стал тенью дома номер шестнадцать по Галерной.

Подойдя к нему и опустившись на корточки, я посмотрел ему прямо в глаза.

— Мне нужны сплетни. Что говорят слуги, кучера, торговки у ворот? Кто к этой даме ходит? Чего боится ее горничная? — палец нащупал скрытую трещину в кристалле. — Возвращайся, когда будешь знать больше, чем ее собственный дворецкий. Понял?

В глазах Прошки вспыхнул интерес. Он кивнул с такой серьезностью, словно я отправлял его шпионом во вражеский стан.

— Все пронюхаю, Григорий Пантелеич! — и вылетел из конторы.

— Вы втягиваете мальчика в опасные игры, — тихо произнесла Варвара Павловна.

— Я учу его жизни, — хмыкнул я. — В нашем мире умение слушать за замочной скважиной ценится не меньше, чем умение читать. Договоритесь о встрече. Послезавтра. К полудню.

Два дня я работал как одержимый, но мысли постоянно возвращались к дому на Галерной.

Я выводил зубец шестерни, а в голове шла отладка. Спешка и низкая цена — явный признак скрытого дефекта, трещины, которую пытаются сбыть вместе со всем изделием.

Прошка вернулся поздно вечером на следующий день. Грязный, взъерошенный, он ввалился в контору и залпом осушил кружку кваса.

— Барин… — выдохнул он. — Там такое творится! Дворецкий-француз — фальшивый! Сапоги стоптанные, манжеты потертые, только вид делает! А горничная все время плачет, шепчет по-своему: «Куда мы поедем?». Они бежать собрались!

Понизив голос до шепота, он выпалил главное:

— И карета к ней по ночам приезжает! Без гербов! Но на дверце царапина хитрая, как змейка. Я точно такую же на карете вашего князя Оболенского видел!

Оболенский. Он-то откуда там взялся?

Так вот кто главный акционер этого «стартапа». И какую роль в его бизнес-плане отводят мне? Зицпредседателя? Ширмы, за которой он будет проворачивать свои дела? Ну уж нет, князь. В такие игры я и сам играть умею. Хотя откуда ему знать, что именно я собираюсь купить этот дом? Может Варвара наплела? Мог Петр Оболенский подсунуть мне в управляющую девушку? Да нет, что-то я на ровном месте придумываю сложности. Не стоит приписывать слишком много тому, чего нет. Варвара — не сообщник Оболенского.

— Хорошо, Прохор, — сказал я. — Ты молодец. Получишь награду к оплате. Теперь иди спать.

Когда он ушел, мозги начали оценивать риски. Что это? Любовная интрига? Или что-то более серьезное?

Отступать не имело смысла. Этот дом был мне нужен. А интриги… что ж, они лишь усложняли задачу, но не отменяли ее.

Утром меня разбудил привычный грохот стройки и крики артельщиков.

Около десяти часов, когда