Шведский стол: победы и поражения в бизнесе по европейским стандартам - Илья Михайлович Лещев

И: Обсуждалось, что денег в контракте хватит (из-за перераспределения между секторами).

П: Это был отдельный контракт?

С: Нет, это был тот же контракт, и мы сказали, что этого будет достаточно, чтобы покрыть убытки.

И: Да. Так как у нас еще не было проекта, мы не знали всей спецификации. Но «Торговый Рай» «весил» половину контракта, поэтому все выглядело разумно. Мы привлекли факторинговые компании, привлекли деньги и стали дальше работать. Потом выполнили проектирование. Разработка каждого проекта проходила четыре стадии, в которых вносились изменения по всему сектору. Потом мы представляли это заказчику, он смотрел, иногда делал какие-то замечания.

С: По «Торговому Раю»?

И: По всем секторам. Мы с собой взяли документы. Можете сами убедиться. Вот, например. Подписывал ваш стройконтроль.

С: Это 2017 год?

И: Да. И дальше стало понятно, что денег не хватает.

С: Это когда стало понятно? Из каких документов?

И: Где-то в конце 2017 года. Из спецификации. Когда появились спецификации на «Торговый Рай», цены для закупки необходимого по спецификации и того, что было в basic-дизайне. Мы сравнили эти два документа, и стало понятно. Помимо этого, вышло дополнительное требование по всем объектам. В Ростове, на «Великан-Ростов», кто-то сверлил потолок (на кровле) и попал в кабель. Вышло требование дистанцировать все кабельные линии на 38 мм от потолка.

С: Да, нужно было переустановить все кабельные линии от потолка во избежание повреждений в случае кровельных работ.

И: А еще нас заставили полностью переделывать готовые сектора.

П: Есть подтверждение?

И: Подтверждение есть. Потом мы посчитали, сколько это стоит, оказалось 20 млн. Зачем тратить такие деньги на событие, вероятность наступления которого близка к нулю? После того как мы показали, сколько это стоит, решение было отменено. Нам заплатили за эту работу только часть, 9 млн. И это допсоглашение нам подписали только в 2018 году, то есть гораздо позже, чем мы выполняли работы. А ваши юристы прислали нам письмо, в котором сообщили, что допсоглашением было подписано увеличение объемов, выполненных в течение 2018 года. Но это не так. За 2018 год дополнительных работ нам не подтверждали. Дальше мы стали доказывать свою правоту — провели сверку объемов. Она подписана не вашими сотрудниками, а уполномоченной вами компанией «Ижстройконсалт». И только после того, как мы получили эти документы, мы обратились за экспертизой в Торгово-промышленную палату. Смотрите, по заданию было кабеля на 360 км. И оборудования — 11 тыс. единиц. По факту стало 540 км и 25 тыс. единиц, вот в чем разница. Все просто! И комиссия приняла этот объем.

П: Я начинаю понимать.

И: Помимо этого, важно, что этот объект — сложный объект автоматизации. То есть были задействованы высококвалифицированные специалисты, которые программировали алгоритмы, а также проектировщики, то есть не только рабочие и монтажники. В эту работу вложен действительно серьезный интеллектуальный труд, и нам за нее не стыдно. В марте прошлого года мы прошли инспекцию компании Willis, и все было отлично.

П: Я понимаю, о чем вы говорите. Мы готовы все проверить, но ничего не обещаю, потому что я не эксперт.

С: Со своей стороны, как юрист, добавлю. Условно, вы сообщаете нам какую-то информацию, и юрист нашей компании направляет запрос: «Контрагент высказал нам на встрече подозрение, что здесь другие объемы, нужно это подтвердить». Нам приходит ответ (возможно, от тех же людей, которые на видео), что «нет, тут другой объем». Мы понимаем, что у вас есть причины сомневаться в их объективности. И у нас появились эти причины, но уволить без каких-либо оснований мы никого не можем.

Наталья (Н): Хотите их уличить?

С: Уличить и максимально быстро отстранить. Мы готовы провести независимую проверку, чтобы вы сами убедились, что мы максимально объективны. Я лично точно не хочу создавать проблемы для вашей компании. Я хочу, чтобы вы воспринимали компанию SveHom объективной в этом вопросе.

Н: Для нас точно так же важны репутационные риски, как и для вас. И: Для нас, по сути, объективная картинка уже есть. Объективность уже очевидна.

С: Если вы на 100 % уверены, то вы ничем и не рискуете.

И: Мы уверены на 100, даже на 150 %. У нас сомнений в этих объемах нет, именно в объемах. Вопрос в стоимости. Есть все документы, техническая рабочая документация, мы можем представить вам наши внутренние закупки, показать, за сколько и что по накладным мы покупали. Я не знаю, что еще. Можем попросить поставщиков представить свои встречные документы. Такая проверка займет 3–4 месяца.

С: Мы готовы начать на следующей неделе.

И: Начать что именно?

С: Обратиться в полицию, чтобы отстранить этих менеджеров, и начинать проверку уже другими силами.

И: А как вы видите это обращение?

П: Я могу спросить у команды национального строительства, как это будет происходить.

С: Для проверки по стройке с целью ускорения процесса мы готовы привлечь и глобальную команду — кого-то из других стран. Подать совместное заявление от двух компаний. Изложим факты максимально сухо, чтобы не перегибать ни в чью сторону.

И: А дальше какие последствия, какой временной ресурс?

С: Мы не будем ждать. Я со своей стороны, как юрист, точно не буду рекомендовать ждать какого-то приговора, прежде чем решать финансовый вопрос. Мы сейчас начнем поиск всех, кому нельзя доверять, и параллельно приступаем к объективному анализу. И дополнительная оплата будет следствием этого объективного анализа, а не окончания каких-то там юридических процедур. Чтобы вы не ждали.

П: Ситуация с видео позволяет нам требовать помощи глобальных менеджеров в Европе, чтобы проверка проводилась быстро, гораздо быстрее, чем обычно. Это наш главный аргумент для проведения аудита и мероприятий.

С: У нас в компании такие процессы иногда идут долго, но благодаря тому, что мы обратимся в полицию, эта история получит высокий приоритет.

И: Мы со своей стороны готовы предоставить все материалы, оказать консультационную поддержку. Но мы не хотим ломать чью-то судьбу и кого-то засуживать. Я лично не хочу этого, потому что не знаю, какие мотивы были у этих людей. Так что желания идти на кого-то писать заявление у меня нет.

С: Моральную и психологическую сторону я понял. Но если строго формально, то вы вообще не имеете отношения к подаче заявления, то есть мы этим занимаемся сами. Ну, естественно, когда мы его подадим, полиция придет к вам, но это будет исходить не от вас. Полиция спросит ваше мнение — подтверждаете ли вы, что такой факт имел место. Все равно придется отвечать на вопрос, и мы,