Королева скандала - Пол Джилл

Было шесть тридцать вечера — время коктейлей в доме Симпсонов, и Мэри уже не терпелось выпить стаканчик чего-нибудь пьянящего. Обычно в холле всегда был слышен гомон голосов. А в этот раз, когда горничная принимала у нее пальто и шляпку, до нее доносился только приглушенный разговор. Мэри открыла дверь, и ее взору предстали Уоллис, Эрнест и принц Уэльский. Они сидели тесным кружком возле камина с бокалами в руках.

Эрнест вскочил на ноги и пошел встречать Мэри:

— Ты это сделала! Отлично, дорогая моя.

Уоллис тоже подошла, обняла подругу и повернулась к принцу:

— Дэвид, ты же помнишь мою старую школьную подругу?

Мэри с запозданием вспомнила о реверансе. Может, она должна была сделать его, войдя в комнату? И с каких это пор Уоллис зовет его Дэвидом?

— Добро пожаловать в Англию, — произнес принц, — и на наш уютный коктейльный вечер.

Эрнест подвинул стул и подал Мэри бокал, не спрашивая о том, что она будет пить. Она пригубила напиток и, к своей радости, обнаружила, что он вспомнил о ее любимом коктейле с джином и лимоном.

— Ваш путь был не слишком тяжелым? — поинтересовался принц, прикуривая сигарету. — В октябре бывает очень ненастно.

— Меня укачивает даже в мертвый штиль, — ответила Мэри. — Единственное, что мне в такие моменты помогает, это джин.

— Не лишился ли алкоголь своего романтического ореола после отмены сухого закона? — полюбопытствовала Уоллис. — Тебе пришелся бы по вкусу бывший раньше нелегальным ресторан «21», Дэвид. Прежде чем ты мог войти туда, швейцар рассматривал тебя в глазок, а если бармен подозревал, что начинается полицейская облава, он нажимал кнопку, барные полки сдвигались, и бутылки с силой грохались в специальный желоб.

Пока Уоллис говорила, принц не сводил с нее глаз.

— Это заведение теперь закрылось? — спросил он у Мэри.

— Вовсе нет. Оно существует. К тому же попасть туда теперь стало значительно легче, и разбивать вдребезги свои товарные запасы им уже не приходится.

Принц осушил свой бокал и протянул его Эрнесту:

— Можно мне еще, старина? Ты потрясающе смешиваешь мартини.

Эрнест уже начал вставать, но тут Уоллис положила ладонь на руку принца в сдерживающем жесте.

— Всё, всё, Дэвид, — проговорила она. — Одного достаточно. За ужином будет еще вино.

К великому удивлению Мэри, принц безропотно откинулся назад. Если бы так просто было с Жаком!

Когда ужин был подан, они прошли в столовую, где стоял огромный стол с мраморной столешницей. На одной стороне стола был сервирован ужин на четверых.

— У нас сегодня детская еда, — объявила Уоллис. — Блюдо под названием «Пастуший пирог».

За трапезой принц вытягивал из Мэри смешные истории из юности Уоллис, и она рассказала ему о том, как ученицы школы «Олдфилде» нажили себе неприятности из-за того, что писали письма мальчикам, и как у Уоллис первой появился собственный кавалер. Принц негромко посмеялся над услышанным, и уже сильнее, когда Мэри поведала о том, как они потешались над школьным девизом о кротости и учтивости.

— Вы не могли бы со всей учтивостью передать мне соль, мисс Керк? — состроила гримаску Уоллис.

Принц протянул руку за солонкой, случайно задел бокал Уоллис и перевернул его. Она резко отодвинула стул назад, чтобы вино не залило платье, и недовольно процедила:

— Господи боже мой, Дэвид! Аккуратнее! Терпеть не могу неуклюжесть.

Мэри пришла в ужас. Как она может так разговаривать с наследником престола? Принц с удрученным видом старался промокнуть пролитое салфеткой. Эрнест позвонил в колокольчик, чтобы пришла горничная. Мэри посмотрела на него, ожидая хоть какой-то реакции, но его лицо совершенно ничего не выражало.

Позже этим же вечером, лежа на круглой кровати и обдумывая события прошедшего дня, Мэри пришла к одной мысли. То, с каким отсутствием почтения Уоллис вела себя с принцем, очень напомнило ей отношение подруги к несчастному Картеру Осборну в те времена, когда они еще жили в Балтиморе. Он так же ловил на лету каждое ее слово и проявлял полнейшее отсутствие характера. Уоллис терпела его только потому, что ей нравилась его машина. А этого терпит, возможно, исключительно из-за того, что ей нравится его корона.

Глава 36

Западный Суссекс. 22 октября 1997 года

Сьюзи проводила Рэйчел в спальню для гостей, располагавшуюся на первом этаже западного крыла ее дома. В комнате напротив входа стояла кровать с пологом на четырех столбиках, а эркерные окна располагались сразу с двух сторон, поскольку комната была угловой. Ковер был истрепан, на потолке виднелись коричневые пятна, а на стенах клочьями висела отслоившаяся краска, но Рэйчел подумала, что комната стала бы очень милой, если ее отремонтировать.

— Я понятия не имею, что здесь находится, — сказала Сьюзи, поднимая крышку сундука из красного дерева, на которой был вырезан китайский дракон. — Родители редко пользовались этой комнатой. В детстве западное крыло казалось мне довольно жутким.

По комнате пошел запах слежавшихся мышиных горошин, старой шерсти и плесени с легкой примесью парфюма, пропитавшего старинную ткань. Рэйчел склонилась над сундуком и глубоко вдохнула.

— Мой любимый запах, — сказала она. — Запах истории.

Находившаяся внутри сундука одежда была переложена тонкой оберточной бумагой. Сьюзи убрала первый слой и достала горчичного цвета мохеровое женское пальто свободного кроя и, сморщившись, передала его своей гостье. Рэйчел проверила подкладку и обнаружила, что вещь в хорошем состоянии. На лейбле было написано «Форстманн» — американская компания.

— Это 1950-е. Не в моем вкусе, но могу попробовать продать его в магазине, — сказала она, откладывая пальто на кровать.

Дальше показалось ужасное мини-платье 60-х годов из полиэстера со спиральками лаймового и розового цветов.

— Это однозначно только для благотворительного магазина, — хихикнула Сьюзи, завидев, как Рэйчел насмешливо скривилась. Они положили платье в отдельную стопку.

Потом они вытащили синий костюм с кремовой отделкой в стиле Жаклин Кеннеди, куртку из бежевой замши с поясом, несколько юбок и брюк в основном 60-х и 70-х годов, а потом взгляд Рэйчел упал на василькового цвета ткань с принтом в виде экзотических цветов. Она достала вещь. Это оказалась облегающая туника с коротким рукавом, а под ней лежала длинная узкая юбка из той же материи. Вот это был изящный наряд. На лейбле внутри голубыми буквами значилось «Мейнбохер».

— Мейнбохер был американским дизайнером одежды, очень популярным в Париже в 30-х годах, — пояснила она Сьюзи. — Его ярой поклонницей была Уоллис Симпсон. Когда она выходила замуж за герцога Виндзорского, Мейнбохер сшил для нее свадебное платье оттенка, который он назвал «голубая Уоллис». Этот наряд великолепен. Ты уверена, что не хочешь сохранить его?

Сьюзи фыркнула, держа перед собой юбку.

— Мне сюда и одну-то ногу не просунуть, не говоря уже о двух.

— Ты не возражаешь, если я примерю? — спросила Рэйчел, и Сьюзи махнула рукой:

— Милости прошу.

Она тактично отвернулась, а Рэйчел сняла облегающее платье цвета баклажана и болеро в тон и надела юбку от Мейнбохера. Сзади на ней были обтянутые тканью пуговицы, и, хотя Рэйчел сражалась с ними изо всех сил, к ее великому разочарованию, застегнуть юбку на бедрах так и не удалось. Она носила восьмой британский размер, а эта вещь была по крайней мере на размер меньше. Однако Рэйчел все же примерила воздушную тунику и подошла к зеркалу во весь рост, чтобы посмотреть, как выглядит. Гарнитур был красиво скроен, юбка обтягивала бедра, ее кромка трепетала вокруг лодыжек. Какая досада, что пуговицы не застегнулись!

— На тебе смотрится чудесно, — сказала Сьюзи. — Может, получится ее надставить.

Рэйчел провела рукой по гладкой ткани, стараясь понять, есть ли в боковых швах хоть небольшой запас материала, и почувствовала, что в юбке есть потайной кармашек, в котором что-то лежит. Она вынула карточку из добротной плотной бумаги со старомодной овальной рамкой из переплетенных садовых роз и надписью в центре: «Констанция Спрай, флорист-ка». На обратной стороне было что-то написано от руки синими выцветшими чернилами.