Я не вру, мама… - Тимур Нигматуллин

class="p1">Дворец пионеров, будто замок на утесе, нависал над Ишимом, мощно застолбив себе самое красивое место – на изгибе реки! Дворец делился на две части: основная, с центральным залом, бассейном, театром и спортзалом, и астрономическая обсерватория с куполом-маковкой, тянувшимся к небу, словно набухший бутон тюльпана, готовый вот-вот раскрыться под палящим пыльным целинным солнцем. Этот купол был и подарком нам, и сущим наказанием.

Месяц как построили Дворец. Месяц как мы исследовали его вдоль и поперек. Месяц как мы не можем найти ключик к открыванию купола…

Иваниди с Пиркиным сидели у двери в обсерваторию.

– Папа говогит, – сказал Дава, – кто сегодня победит, тот и нажмет на кнопку, чтобы купол откгыть.

– Там не кнопка, а рычаг, – уточнил Иваниди.

– Кнопка, – заартачился Давид, – папа сказал, он видел, как устанавливали.

Иваниди положил свою гитару на колени как гусли и, тренькая струной, пропел:

– А папа сказал, а мама сказала, а дедушка – тот ничего не сказал! А ты, Муратов, чего нам сказал? Куда ты ходил и там что сказали?

– Сказали, что если мы через пять минут не будем готовы, то купол точно откроют без нас.

Иваниди с Пиркиным вскочили со ступенек. Пиркин поправил свой наряд из жилетки, брюк и синей рубашки. Коля закинул гитару за плечо.

– А где остальные струны? – Я заметил, что его гитара стала однострунной.

Иваниди пожал плечами:

– Пригодятся же.

Концерт шел в актовом зале, который одновременно служил и театром, и залом для самодеятельности. Со всех школ города собрали ансамбли, вокалистов и танцевальные группы. Что-то около тридцати коллективов. Пускали всех в зал по очереди. За очередью следила та самая тетка с пионерским галстуком на шее. Двери открывались в зал, когда предыдущий участник выходил и ведущий объявлял следующего.

– Не толпитесь, – громко говорила тетка, – лучше слова повторите. Следующие, готовьтесь!.. Пятнадцатая школа! Готовы?

– Чунга-чанга, – взревела толпа, разодетая в яркие желтые костюмы, – чудо…

– Там будете орать! Ясно? – Тетка показала пальцем на дверь. – Тут головой кивните, что готовы, и хватит. Готовы?

– Чудо-остров… – начал было коллектив и, спохватившись, закивал головами, будто початки кукурузы забило током.

Я огляделся по сторонам. Сталкера и Алисы не было видно. Куда подевались наши руководитель ансамбля и представитель школы, неясно. Вообще многое было неясно. Кроме одного.

– Нас подставили! – шепнул я на ухо Иваниди. – Погляди.

– Нас подставили? – на автомате переспросил Коля. – Погляди!

– Что с тобой? Что ты все время повторяешь? – То, что с Иваниди происходит что-то странное, я понял еще у обсерватории. Вел он себя иначе, чем всегда. Повторял слова, напевал. Выдрал струны на гитаре – так это ладно. А вот то, что он не замечает, что вокруг все минимум на года два старше нас, уже не ладно!

– А что мне делать? – растерянно спросил Коля. – Слов песни я не знаю, на гитаре играть не умею, на сцене тоже не стоял. «Хочешь двойку за четверть?» – спросила она. Я сказал: «Нет!» «Иди и пой тогда!» Где Пиркин?

– Вон, – я показал на стоящего у гардероба Даву. Запрокинув голову, он что-то шептал люстре.

Алиса – наш руководитель ансамбля – всю организацию по подготовке к конкурсу взяла на себя. За один день нашла Давиду жилетку с металлическими пуговицами, рубашку с манжетами, для меня и Коли раздобыла настоящие гитары. Мне досталась с надписью: «ДМБ-82». Иваниди получил инструмент с надломленным грифом, который постоянно надо было придерживать рукой, чтоб не отвалился окончательно.

– Песню какую-нибудь знаете? – спросила Алиса. – Только чтоб все вместе.

– «Антошка», – ответил Коля.

– Не пойдет.

– «В траве сидел кузнечик», – опять предложил Коля.

– Постарше надо репертуар.

– «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, – начал напевать Иваниди. – Гоп-стоп, ты много на себя взяла…»

В этот момент в класс зашла Сталкер.

– Как успехи? – Завуч, не обращая на нас внимания, подошла к Алисе. – Бениславская, смогут?

– Смогут, – заверила ее Алиса и прижала руку к груди. – Слово октябренка!

Сталкер повернулась к нам:

– Пиркин, Иваниди, Муратов, не подведите! Городской конкурс!

– Слово октябренка! – повторили мы Алисин жест и опустили руки, когда завуч вышла из класса.

Каждый из нас участвовал в конкурсе по собственному соображению. Я – по просьбе Анатолия Ивановича, Иваниди, получается, за оценки, а Пиркину кто-то напел, что купол откроет тот, кто лучше всех споет. Пиркин, выходит, добровольно записался, в отличие от нас, и теперь молился на люстру.

Выяснилось, что вместе мы нормальных песен не знаем. Либо совсем детские, либо совсем взрослые, будто наше культурное развитие остановилось на уровне «Пойдем копать картошку» и выглянуло на куплете «Маруся Климова, прости любимого».

– Даже «Прекрасное далеко» не знаете? – Алиса строго посмотрела на меня. – Как вы вообще живете?

– Ну вот так и живем, – сказал Иваниди и поправил гриф гитары. – Некогда нам петь, важнее дела есть! Скажите какую – такую и споем.

– Может, «Комарово»? – предложил я и запел.

Пиркин тут же подхватил, замычал Иваниди, и из кабинета русского языка поплыла песня…

Сначала Сталкер, затем Карамысова, потом председатель комсомольской ячейки Наташка Архарова по прозвищу Горнистка, активисты-пенсионеры из методического кабинета, физрук дядя Наум заглянули к нам на репетицию и наконец сама директриса утвердила программу.

– Только не Муратов солист. У него вообще слуха нет, орет просто. Иваниди, я вижу, слов не знает, но это и к лучшему… Пиркина солистом поставить! – подытожила директриса и вышла.

– И-и-и… – взмахнула рукой Алиса, – начали!

Так Пиркин украл мою песню и теперь напевал ее, стоя под люстрой.

– Дава, – толкнул я его в плечо, – ты видишь, что нас подставили?

– Я с самого начала знал, – отрешенно сказал он.

– Что ты знал?

– Что конкугс между четвегтыми классами. Наших в Алма-Ату забрали. А нас вместо них. Алиса со Светланой Ивановной гешили, что мы пойдем.

– Так это же вранье. Обман! – Я совсем запутался. – Мы же не четвероклассники.

– Конечно, – согласился Пиркин, поправляя жилетку, – но на благо общества. На благо школы. Ты газве не понимаешь?

– Нет, не понимаю, – признался я.

– А надо бы… – Дава на секунду задумался и добавил: – Взгослеть надо! Пойдем к выходу. Ского, навегное, уже наш выход.

Огромная люстра под сводчатым потолком Дворца пионеров блистала хрусталем, позолотой и сотнями ярких лампочек и напоминала праздничный торт. Я задрал голову и зажмурился от ее сияния. Сквозь ресницы казалось, что свет переливается перламутром, играет блестками и расплывается, скользя по всему залу. Я зажмурился сильнее и, раскинув руки в стороны, закружился. Мир, сузившись до размера щелочки между век, превратился в яркую полоску, которая, как молния перед грозой, разрезала воздух, крутясь вслед за мной. Алиса, ради которой я перестал