Я не вру, мама… - Тимур Нигматуллин

Но как? Расстояние приличное. Да и кусты. Алиса рукой разгладила подол платья, развернулась и зашла в подъезд.

– Дого ешо Аишу паить бушь? – спросил Иваниди с полным ртом ягод.

– Выплюнь, – сказал я, – ничего не понятно.

Он выплюнул ягоды, отломил ветку и стал размахивать ею, как саблей. Мне тоже пришлось отломить кленовый побег. Сражаясь на мечах, догоняя и перегоняя друг друга, мы наконец пришли домой.

– Вечером у нас праздник!

– У нас тоже, – грустно ответил Иваниди. – Но вдруг не узнают?

– Не знаю, – пожал я плечами и зашел в подъезд.

Вечером меня поздравляли. Хвалили и радовались.

– Первый полет засчитан! – светился от счастья папа. – Муратовы в космосе!

– Засчитан! – восклицал Бабай. – Дальше будет легче!

– Наша гордость, – целовала меня в лоб Абика.

И только мама молчала. Смотрела на меня молча и то брала мой портфель и задумчиво листала чистые тетради без промокашек, то снова ставила его на стул.

Глава 7

Сказки

Мы с Бабаем сидим на кухне и наблюдаем, как Абика печет балиш. Запах выпечки приковал нас к столу, и мы вынужденно обсуждаем мировые проблемы, то и дело поглядывая на духовку.

– Что в мире происходит? – спрашивает Бабай, прихлебывая чай из стакана.

– В каком? В капиталистическом или в социалистическом?

– В твоем мире – в школьном! Другие миры мне по телевизору в программе «Время» показывают.

– А-а-а, в школьном… В школьном особо ничего. Я сижу на задней парте, доску мне не видно, учительницу я не слышу. Когда говорят: «Встань, Муратов, и отвечай», я встаю и отвечаю.

– И что ты отвечаешь, если тебе ничего не видно и не слышно? Так же и двойку схлопотать можно!

– Я отвечаю: «Ставьте мне двойку, учительница. Я ничего не знаю!»

– Так прямо и говоришь?

– Так прямо и говорю.

– Молодец! Горжусь внуком!

Пока мы с Бабаем несем эту ахинею, Абикин балиш подрумянивается и слегка потрескивает в духовке.

– Не упустишь? – переживает Бабай.

– Не сгорит? – волнуюсь я.

– Не мешайте! Дальше друг другу лапшу на уши вешайте, – надевая рукавицы, говорит Абика и вытаскивает противень из духовки. – Еще рано!

– А за четверть что вышло, раз ты ничего не знаешь? – продолжает Бабай разговор. – Тебя больше не выгоняют с уроков?

– Еще как выгоняют, – говорю я, – постоянно выгоняют. Мало им того, что я сижу на задней парте и ничего не вижу, так они еще правило придумали: кто вертится – тот живо встал и вышел из класса!

– Так и говорят? – удивилась Абика. – Маскара!

– Так и говорят! – подхватил я ее возмущение. – А как я должен увидеть доску не вертясь?

– Бедный балам, – вздыхает Абика. – А почему ты на первой не сидишь? Завтра пойду к вашему директору и задам ему этот вопрос!

– Вот-вот, пойди! – специально подзуживаю я бабушку. – Только у них система такая: плохо видящие отличники на первых партах, зрячие двоечники – на последних. Никакого социализма. Еще пугают постоянно. Узурпаторы!

– Кем пугают? – возмущенно спросила Абика.

– Им, – показал пальцем я на Бабая, – постоянно им пугают.

– Алла сактасын[5]! – воскликнула Абика и удивленно посмотрела на Бабая. – Ты что там натворил?

– Я? – поперхнулся чаем Бабай.

Мне пришлось отвернуться к окну, чтоб никто не увидел мою улыбку. Конечно, в школе нас «бабаем» не пугают, а вот в садике – да, было! В школе уже непедагогично за нарушения пугать или ставить в угол. Либо вон из класса, либо красным цветом в дневнике. Без предупреждения и отговорок. У меня полдневника красным залито. У Иваниди весь. Пиркина учительница любит за отсутствие подвижности и ставит ему четверки. А Алису всем в пример ставит!

– Алиса, – говорит Валентина Павловна, – это тот ученик, на которого надо равняться!

– Алиса, – шепчу я ей, – дай списать. Убери локоть! Мне сказали на тебя равняться.

Списывать у Алисы трудно. Она левша, а сидит справа от меня. Рукой своей левой половину парты отрезала – ничего не видно!

– Сам, Муратов. Сам! – высокомерно говорит Алиса. – Я тебе уже говорила: у нас с тобой хоть и есть совместная тайна, но за партой она не действует!

– Тогда я врать тебе за партой буду! Поняла? Вон у тебя бантик сбился и висит.

– Примитивно, Муратов, – не отрывая взгляд от доски, говорит Алиса и приподнимает левую руку над партой. – Быстрее только!

Рисовать буквы «Ж» бессмысленно. Мне все равно не удастся никогда в жизни так ровно вывести этого жука-аккуратиста. У Алисы «Ж» идеальное. У меня – лишь бы было похоже.

– Списывая, вы навсегда лишаете себя возможности развивать самостоятельно свой мозг, – поучает нас Валентина Павловна. – Вы уподобляетесь паразитам, живущим за счет других. Муратов, тебе охота быть паразитом?

– Нет, – отзываюсь я и смотрю в окно.

Там на горках вдоль всего школьного забора гурьбой катаются первосменники. У них сегодняшние занятия уже закончились, и густо выпавший за ночь снег стал им естественной преградой по пути домой. Ну кто пройдет мимо снежной горки? Разве что Пиркин, несущий махметовский портфель, он может.

– На прошлом уроке мы проходили времена года и месяцы, – продолжает урок Валентина Павловна. – Муратов нам сейчас это озвучит!

Я пытаюсь понять, что от меня хотят. И вечно этот тон, всегда в приказном порядке. Муратов встал, Муратов сказал, Муратов озвучил… Она даже «Муратов, вышел вон из класса» говорит так, как будто у меня нет выбора. Дядя Наум считает, что выбор всегда есть. Надо только его сделать.

– Сентябрь, октябрь, ноябрь, – говорю я.

– Какое время года? – спрашивает Валентина Павловна и заносит ручку над своим журналом.

Я чувствую, что у меня есть шанс получить если не первую пятерку в жизни, то уж точно четверку. И ответ на вопрос я знаю, и стою ровно, не вертясь.

– Первые два месяца – осень, – отвечаю я.

– Почему только первые два? – вопросительно глядит на меня учительница. – А ноябрь?

– Ноябрь – зима.

– Нет, осень, – подсказывает мне Алиса. – Какая зима?! Осень скажи.

– Еще раз, – смотрит на меня Валентина Павловна. – Ноябрь – это?..

– Зима, – упрямо повторяю я. – Сами в окно гляньте. Какая это осень?

– Ты понимаешь, что получишь за это двойку? – прищуривает глаза Валентина Павловна. – Зачем ты упираешься?

– Понимаю, – киваю я в ответ. – Но за окном зима.

– Шестая двойка подряд. – Валентина Павловна рисует жирную пару в моем дневнике. – Это твой выбор!

– Ты что, не мог сказать осень? – Алиса трогает меня за руку. – Ты же знал.

– Знал. – Я отворачиваюсь к окну. – Только это не осень.

Осени в нашем городе мало. Весны еще меньше. Лета не досыпали, а вот зимой щедро удобрена земля целинная.