Черный ворон - Энн Кливз

Его внезапно охватило беспокойство. Он вскочил, подошел к окну. Полицейских не было видно. Наверное, они у тела. Облака расступились, открыв полную луну. Мать всегда говорила, что в полнолуние Магнус ведет себя еще бестолковее обычного. На неподвижную воду легла лунная дорожка. Он осознал, что целый день не ел – может, от этого путаются мысли. Или от луны. В воображении Катриона на дороге перед его домом танцевала странный танец – руки над головой, изогнутые, как у балерины. Ему чудилось, что она наклоняет голову в его сторону, жестом приглашая следовать за ней.

Он понимал – это игра воображения. Даже если бы Катриона была жива, сейчас она была бы взрослой женщиной, старше Кэтрин. Но оставаться в доме он не мог. Виной тому лунный свет на воде, целый день в ожидании полиции, голос матери в голове («Ничего им не говори») и воспоминания о девочке. Он натянул ботинки, торопливо завязал шнурки. Надел связанную матерью шапку и тяжелую куртку, купленную ею в Леруике незадолго до смерти. Как будто она знала, что скоро умрет, и не доверяла ему выбирать одежду. Тогда же она привезла пачку носков и трусов – некоторые он носит до сих пор.

Выбравшись из дома, Магнус поднялся на холм, минуя тропу, и вышел на дорогу в Леруик. В доме у часовни свет не горел. Между задернутыми шторами в спальне виднелась щель, но сквозь нее ничего не разглядеть – только собственное призрачное отражение в стекле. Он нехотя отвернулся и снова двинулся в гору.

В тени ограды он остановился, оглянулся. Из Хиллхеда он ушел, не замеченный полицией. При лунном свете полицейские, стоящие в поле, где лежала Кэтрин, были видны удивительно четко. С высоты Магнус различал каждого – по осанке, по манере двигаться. Их ослепляли яркие лампы, все внимание было приковано к маленькому телу под брезентовым покрывалом. Периодически они отрывали взгляды от места преступления и высматривали фары на юге – ждали прибытия группы из Самборо.

Магнус продолжил подъем. Шел медленно, берег силы. Всю зиму просидел без дела, с тех пор как был здесь в последний раз. Колено ныло, из груди вырывались хрипы. Дневное солнце местами растопило снег, обнажив торф и побуревший вереск. На вершине перед Магнусом расстилался голый холм. В школе говорили, что когда-то Шетландские острова были покрыты лесами. Он не мог этого представить. Теперь деревья росли только в садах. Должно быть, так выглядит поверхность Луны, если стоять на ней, а не смотреть с Земли. Переведя дух, он снова оглянулся. С этой высоты фигурки в поле казались совсем незначительными. За ними серебрился лед в заливе, виднелись дома Рейвенсвика. Будь у него хоть капля здравого смысла, он вернулся бы в постель, но что-то гнало его вперед. Может, Катриона чувствовала то же самое, когда не могла остановиться в танце?

Он не был уверен, что узнает место, но теперь, приближаясь к нему даже в этом странном свете, ощутил нечто знакомое. Здесь он провел юность, работая с дядей – старшим братом отца, хозяином крохотной фермы. Магнус помогал считать овец, сгонять их в загон для стрижки, готовить к забою. А ранним летом они приходили сюда резать торф. Тяжелая работа – снимать дерн, вгрызаться в плотную темную массу. Копать было изматывающе, а катить к дороге тачку с торфом – и того хуже. Теперь, если и режут торф (а делают это немногие), используют трактор с прицепом. Дядя гордился им. Говорил, Магнус более сильный и работящий, чем его собственные сыновья. В те дни у него были отец и мать, дядя и двоюродные братья. Была сестра. Теперь не осталось никого.

Он вышел к маленькому озеру, куда двоюродные братья приходили зимой стрелять гусей. Слышно, как стая летит с севера, перекликаясь и выстроившись в линию так тесно, что кажется, будто птицы привязаны, словно ленты на хвосте воздушного змея. Тогда братья и выходили с ружьями. Магнусу никогда не разрешали брать ружье, но потом мать готовила гуся, и все собирались за столом. Стоя на морозном склоне, он так ясно представил их на кухне в Хиллхеде, что даже почувствовал запах гусиного жира, жар от плиты на лице. Магнус задумался – может, он болен? Все эти видения напоминают горячечные грезы.

У кромки озера он остановился, сориентировался. Лед был толстый. Где-то прозрачный – сквозь него виднелась серая вода. В других местах – белый, бугристый, похожий на конфеты, что делала мать: кокосовая стружка, сахар, сгущенка. Магнус размышлял, почему лед замерз так неравномерно; отвлекся на эту загадку, но решения не нашел. Даже рот приоткрыл, так сосредоточился. Затем Магнуса снова охватило желание двигаться, и он пошел вверх по склону.

В голове отпечаталась карта. Как в пиратских историях, которые читали в школе, хотя он никогда не рисовал ее и не записывал указаний. Что бы там было написано? «От озера иди на запад до ручья Гилли. Вдоль ручья вверх до оврага, где после ливней всегда случаются оползни».

Все оказалось именно так, как он представлял. Когда придет оттепель, ручей наполнится темной торфяной водой. Сейчас его скрывал глубокий рыхлый снег. Магнус дошел до торфяного пласта и груды камней, похожих на небольшой оползень. Для этих холмов такое не редкость, особенно после засушливого лета и сильных дождей. Вода просачивается в трещины иссушенной земли, размывает ее, сдвигая камни, почву и торф вниз по склону. Даже под снегом он узнал это место. Наконец непреодолимое желание идти оставило его. Он замер, подняв лицо к небу, и по щекам потекли слезы.

Возможно, он простоял бы так всю ночь, но отдаленный взрыв – сигнальная ракета спасателей, необычно громкая в тишине, – вернул его к действительности. «Не будь ребенком, Магнус», – сказала бы мать. Он отправился домой, потому что больше нечего было делать, бочком преодолевая крутые торфяные склоны, ступая уверенно, несмотря на лед.

Констебли все еще охраняли тело Кэтрин, но другой полицейский сидел в машине, ждал, закрыв глаза. Самолет из Абердина, видимо, задержали. Фургон с лампами и генератором уехал. Магнус смотрел, как один констебль откручивает крышку термоса, наливает дымящийся напиток, передает коллеге. «Они подружатся, – подумал он. – Совместная работа, бессонная ночь – это сближает». Его охватила смутная тоска, почти невыносимая. Он представил, как выносит им бутылку виски «Граус», предлагает выпить. Они обрадовались бы – на такой-то холодрыге, и разве не заговорили бы с ним из вежливости?

Если бы не детектив с Фэр-Айла, Магнус, вероятно, так и поступил бы. Но пить при исполнении, наверное, не положено.