Черный ворон - Энн Кливз

– Я позвоню Дункану, – сказала Фрэн. – Он вечно просит давать ему проводить больше времени с Кэсси. Пусть переночует у него. А я пойду с тобой, останусь там, сколько потребуется.

Сначала он не отреагировал, потом кивнул. Так и сидел, не снимая пальто, пока Фрэн договаривалась с Дунканом, но потом осторожно поставил бокал и аккуратно снял перчатки, будто каждое движение давалось с трудом.

Дункан подъехал с шумом, сигналя перед домом. Фрэн вывела Кэсси, хотя обычно в ответ на такое хамство не выходила, вынуждая его вылезать из комфортного внедорожника и стучать в дверь.

– Пойдем? – сказала она Юэну.

Он потягивал виски, хотя жидкости в бокале почти не убавилось. Потом молча встал. Его скованная походка напомнила Фрэн ее больную анорексией подругу, которую она навещала в лондонской психиатрической клинике, – перекормленную таблетками, чтобы вела себя тихо и спокойно.

Юэн с машинальной любезностью открыл ей дверцу машины со стороны пассажирского сиденья и медленно съехал с холма. У дома резко затормозил, забыв про снег, и машину на мгновение занесло.

Фрэн вошла первой, включила свет. Юэн вошел не сразу, а потом в замешательстве остановился в прихожей, словно не узнавал собственный дом.

– Что я могу для тебя сделать? – спросила она. – Или ты хочешь побыть один?

– Нет! – резко отозвался он. – Я хочу поговорить о Кэтрин. Если ты выдержишь. – Он повернулся к ней. – Мне сказали, это ты ее нашла.

– Да.

Фрэн затаила дыхание, боясь, что он спросит, как выглядела Кэтрин. Но мужчина лишь взглянул на нее и прошел дальше. Она вдруг поняла, что дрожит.

Юэн провел ее в дальнюю комнату, где Фрэн не была в прошлый раз. Маленькую, с темно-красными стенами и постерами артхаусных фильмов. В одном углу стоял стол с телевизором, DVD-плеером и коробкой с дисками. У стены – небольшой диван, видимо раскладной, на нем – раскрытая книга. Сборник стихов Роберта Фроста. Фрэн решила, что это для школьной программы.

– Здесь Кэтрин принимала друзей, – сказал Юэн. – Она ценила уединение, спальню никому не показывала. Полиция уже все обыскала. Я дал ключ. Ей бы не понравилось, чтобы кто-то чужой рылся в ее вещах. – Он огляделся. – Обычно здесь не так прибранно. Вчера приходила убираться миссис Джеймисон.

– У полиции есть версии?

– Мне ничего не сказали. Пообещали информировать. Но, видимо, пока не приедет группа из Инвернесса, сказать им нечего.

– С кем ты говорил?

– С Пересом, местным. Он главный, пока не приедет группа с «большой земли». – Он замолчал. – Он был тактичен, но благодаря его вопросам я понял, как мало я знал о жизни Кэтрин. Я был поглощен собой. Занимался самобичеванием. Разрушительная штука. А теперь… уже поздно. Наверное, инспектор решил, что я ужасный отец, что мне все равно.

Фрэн хотелось возразить и сказать, что он хороший отец, но Юэн понял бы, что она лукавит.

– Уверена, Кэтрин поняла бы, – сказала она.

– Он спрашивал о ее друзьях, был ли у нее парень. С Салли, конечно, я знаком – они подружились, как только мы сюда переехали. Но остальных, с кем она проводила время… я даже имен не знаю. Только тех, кого сам учу. Да, иногда в доме появлялись мальчики, но я никогда не уточнял, был ли среди них кто-то особенный. Даже не знал, где она провела ночь перед смертью. Мне и в голову не пришло волноваться. Это же Шетланды. Здесь безопасно. Все всех знают. Разве что в Леруике по пятницам бывают пьяные драки – вот и вся преступность. Я думал, у меня есть время. Сперва пережить смерть Лиз, а уж потом наверстать упущенное с дочерью.

С тех пор как Юэн появился у Фрэн на пороге, он говорил все тем же ровным тоном, будто до сих пор не верил в случившееся. Пытался убедить себя. Ему требовалось ощутить всем нутром, что Кэтрин мертва.

– Выпьем? – спросила Фрэн.

Напряжение становилось невыносимым.

– На кухне в холодильнике есть вино, пиво. Виски в кладовой.

– Ты что предпочитаешь?

Он задумался, будто вопрос был жизненно важен.

– Красное вино. Да. Оно тоже в кладовой.

Он не вызвался принести сам. Возможно, просто не мог пошевелиться.

На кухне Фрэн поставила на поднос два бокала, открытую бутылку, две маленькие синие тарелки, положила на них оркнейский чеддер, овсяное печенье и пару ножей. Она вдруг осознала, что целый день не ела и ужасно проголодалась.

Когда она вернулась, он сидел в той же позе. Не желая тесниться с ним на диване, Фрэн села на пол у низкого столика. Налила Юэну вина, но от сыра он отказался, покачав головой. Чтобы прервать тягостное молчание (ведь это он хотел говорить о Кэтрин), Фрэн спросила:

– Когда, по мнению полиции, это случилось?

– Я же сказал… не знаю. – Он вдруг замолк, осознав резкость своего тона. – Прости. Ты ни при чем. Так нельзя. Это опять чувство вины. – Он нервно покрутил ножку бокала. – Я не видел Кэтрин вчера вечером. Два дня не видел. Хотя для нас это было обычным делом. Ты же знаешь, какие тут проблемы с транспортом. Вчера я задержался – весь день в школе, хоть уроки только сегодня начинаются. – Он поднял на нее взгляд. – Был педсовет. А вечером весь коллектив пошел ужинать. Я впервые согласился. Раньше всегда отказывался. Но вчера просто не мог сказать «нет». Это было как продолжение рабочего дня. Сбор коллектива. Понимаешь?

Она быстро кивнула. Теперь, когда он заговорил, не хотелось его прерывать.

– В общем, получилось даже приятно. Засиделись за кофе, поболтали. Вернулся я позже, чем рассчитывал. Утром пришло сообщение от Кэтрин: «Не волнуйся, если не увидишь меня вечером. Возможно, снова задержусь. – Он помедлил, словно наказывая себя. – Целую, Кэтрин». Накануне она была на вечеринке. Когда я вернулся из Леруика и не застал ее дома, то решил, что она снова там, утром пойдет в школу от друзей.

– А где была вечеринка?

– Не знаю. Никогда не спрашивал. – Он уставился на вино. – Но это не важно. Полиция сказала, она приезжала домой днем. Ее видели в автобусе вместе с тем стариком из Хиллхеда.

«Это я сообщила, – подумала Фрэн. – Я видела их вместе».

– Похоже, полиция считает, что ее убили недалеко от того места, – продолжил Юэн. – Но меня к ней не пускают. Не могу этого вынести.

– А что полиция сказала про старика?

– Ничего. А что?

Фрэн колебалась лишь мгновение. Он все равно услышит