Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

class="p">– Очень хорошо, моя дорогая, – по-прежнему мягко промурлыкал Эмерсон. – Завтра утром мы пойдём к портному – мы с тобой вместе, Пибоди, так как я не собираюсь выпускать тебя из поля зрения, пока мы не отправимся в путь. И заберём то, что закончено, а остальное попросим нам переслать.

– Я считаю, что это очень разумное предложение, – бросила Нефрет. – Я говорила о том, что следует уехать как можно скорее. И, кроме того, было бы весьма разумно лечь спать. Спокойной ночи.

Она вылетела из комнаты.

– Почему она так злится? – спросил Давид.

– На кого она злится – было бы точнее. – Рамзес снял кошку с колен и положил на стул. – Я думаю, на меня. Спокойной ночи, матушка. Спокойной ночи, отец. Ты идёшь, Давид?

Давид, конечно, последовал за ним. Он мало говорил – у него редко появлялась возможность сказать что-нибудь, когда мы собирались все вместе – но я знала, что он винил себя в том, что не находился рядом с Рамзесом, когда тому угрожала опасность. Они были самыми близкими друзьями, и Давид слишком серьёзно относился к взятым на себя обязанностям. Насколько я знала, никто не мог надолго уберечь Рамзеса от неприятностей.

– Вот это странно, – заметила я после того, как они ушли.

– Что?

– Я ожидала, что Рамзес останется, размышляя, теоретизируя, болтая и споря. Должно быть, он чувствует себя хуже, чем признавался. Мне лучше пойти и...

– Нет, не лучше. – Эмерсон заключил меня в крепкие объятия.

– Нет, Эмерсон. По крайней мере, не здесь, не в салоне, где люди могут…

– Тогда в другом месте.

– С радостью, любимый. – Когда мы шли – вернее, чуть ли не бежали – к нашей комнате, я продолжила: – Я полностью согласна с твоим решением уехать завтра, Эмерсон. Было бы хорошо снова вернуться на работу. Предполагаю, ты начнёшь с гробницы «Двадцать-А»?

Эмерсон втянул меня в комнату, захлопнул дверь ногой и повернулся ко мне лицом.

– Почему вдруг это пришло тебе в голову?

– Кажется очевидным: многие хотят, чтобы ты работал именно там.

– Что, к дьяволу, за бред, Пибоди? – потребовал ответа Эмерсон. Затем покачал головой. – За все эти годы следовало бы привыкнуть к твоим мысленным круговоротам, но на самом деле чертовски трудно за ними угнаться. Анонимные письма требовали, чтобы я держался подальше от этой гробницы. А помимо этого...

– Эмерсон, ты прекрасно знаешь, что самый верный способ заставить тебя что-то сделать – это запретить тебе это делать. Сегодняшнее предложение полковника Беллингема было более тонким вариантом того же метода. Он предложил тебе поискать неизвестные гробницы, прекрасно зная, что предложение покровительства с его стороны придаст тебе ещё большей решимости продолжить то, что ты изначально планировал – то есть исследовать известные гробницы, включая «Двадцать-A».

Эмерсон открыл рот, собираясь что-то сказать.

– Более того, – продолжила я, – Дональд Фрейзер также попытался – неуклюже, согласна, но он не из хитрецов – отвлечь твоё внимание от менее известных гробниц в Долине, включающих, вряд ли следует вновь заострять на этом внимание, гробницу «Двадцать-A»! Могут ли все эти, казалось бы, не связанные между собой инциденты быть частью единого зловещего плана? В этом не может быть никаких сомнений, Эмерсон. Кто-то пытается затащить тебя в эту гробницу. Единственный вопрос – почему?

Рот Эмерсона по-прежнему был открыт. Затем муж принялся бормотать:

– Всё хуже, чем я думал. Или разум начал меня подводить? Раньше я мог следить... Ну, более или менее... Но это...

Я сочла целесообразным сменить тему и спросила, повернувшись спиной:

– Не поможешь мне с пуговицами, милый?

ГЛАВА 3

КОШКИ НЕ МОГУТ

НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

ЗА СВОИ ДЕЙСТВИЯ,

ПОТОМУ ЧТО У НИХ НЕТ

НИКАКИХ МОРАЛЬНЫХ ПРИНЦИПОВ.

Эмерсон сдержал слово. На следующее утро он следовал за мной по пятам, пока я обходила сапожников, портных и галантерейщиков. Даже час, который я провела у торговцев полотном, не заставил его отказаться от своих намерений, хотя он никогда раньше не входил в это заведение добровольно. Сложив руки на груди и грозно нахмурив брови, он стоял позади меня, пока я выбирала носовые платки, салфетки и простыни. Ближе к полудню я закончила, и когда мы вернулись в наёмный экипаж (Эмерсон всё время крепко держал меня за руку), я посоветовала, поскольку полдень уже миновал, отложить отъезд до следующего утра.

– Нет, – отрезал Эмерсон.

Итак, мы покинули Каир в тот же день, и, признаюсь, я была совсем не против снова насладиться всеми прелестями путешествия по Нилу – сидеть на верхней палубе под тенью навеса и глядеть на проплывающие мимо поля, местами залитые водой, на деревни с домиками из глинобитного кирпича в тени пальм и тамариска, на голых детей, плескавшихся на мелководье. Эта сцена не менялась на протяжении тысячи лет; величественные очертания пирамид Гизы и Саккары[78], их склоны, покрытые сглаженными расстоянием шрамами, могли быть завершены совсем недавно – теми же полуобнажёнными мужчинами, возделывавшими грязные поля.

Эмерсон сразу же удалился в салон, который мы использовали как гостиную и библиотеку. Я знала, что его лучше не беспокоить; он привык использовать это время для разработки своих планов на зиму, и ему не нравилось выслушивать вопросы до тех пор, пока он окончательно не прояснит ситуацию. Во всяком случае, он всегда так утверждал. Честно говоря, ему доставляло буквально детское удовольствие держать всех нас в неизвестности.

Только ближе к вечеру я смогла застать Рамзеса одного. Он и Давид сидели вместе с Нефрет на верхней палубе, оживлённо обсуждая мумии и рассматривая очень неприятные фотографии. Отведя взгляд от лица несчастной королевы, щёки которой лопнули из-за избытка набивочного материала под кожей, я попросила его примерить новую одежду. Он, конечно, возражал, но лишь для проформы, поскольку знал, что это не подействует.

Свёртки, которые я принесла утром, были сложены на кровати и на полу, нераспакованные и не проверенные. Я сняла связку рубашек со стула и села. Рамзес настороженно посмотрел на меня.

– Я хочу быть уверенным, что брюки и рубашки подходят по размеру, – объяснила я. – Иди за ширму, чтобы переодеться, если хочешь.

Рамзес заверил меня, что так и сделает. Когда он вышел, то выглядел вполне респектабельно, если не считать закатанных штанов. Я пересела на