Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

это явно было не то, чего она хотела; проблески развевающегося розового шёлка и серебристые переливы смеха вели его дальше, от одной извилистой тропинки к другой. Сначала дорожки были заполнены посетителями, но люди расступались перед бегущей парой с улыбками и смехом. Одна женщина — судя по голосу, американка — воскликнула: «Разве они не милые?»

Рамзес совсем не чувствовал себя милым (если он правильно понял слово). Он мог только надеяться вернуть испорченную маленькую особу обратно в отель, прежде чем кто-либо заметит их пропажу, и молиться, чтобы никто из удивлённых зрителей не оказался другом его родителей или её отца. Экипажи встречались редко. Девушка убегала от кафе и ресторанов в более тёмные, менее населённые места.

На несколько долгих секунд он потерял её из виду. Затем в свете лампы впереди засиял розовый шёлк, и он свернул на боковую дорожку, с облегчением выругавшись и вновь начиная гневаться. Она была там, всего в нескольких футах от него – теперь уже не бежала, шла медленно и оглядывалась по сторонам. Больше вокруг никого не было. Он побежал, догнал её, схватил за плечи и развернул к себе лицом.

– Из всех глупых, дурацких трюков... – начал он.

Она схватила его за лацканы и прислонилась к нему.

– Там кто-то есть, – прошептала она. – В кустах. Он преследовал меня.

– Ну да, – сказал Рамзес.

– Я боюсь. Обними меня.

Дрожащий розовый рот приблизился к его лицу.

«Она, должно быть, стоит на цыпочках», – подумал Рамзес.

Это была его последняя связная мысль. Она плотно прижалась к нему – он никогда раньше не находился в таком тесном контакте с девушкой в корсете – а нежно-розовые губы были намного опытнее, чем казались.

Пауза длилась бы до бесконечности, если бы её не прервал грохот разбитого стекла. Пламя ближайшей лампы – единственной на этом участке пути – вспыхнуло, зашипело и погасло.

Хотя Рамзес ничего не видел, но слышал звуки из кустов и знал, что они означают. Он попытался оторваться от цепких рук Долли, но она ещё крепче сжала его шею и уткнулась лицом ему в грудь. Он поднял руки, пытаясь освободиться, когда из кустов показалась неясная фигура, схватила девушку и пнула его по ногам. Он услышал придушенный крик Долли и сумел повернуться в воздухе, так что с твёрдой землёй резко соприкоснулась лишь половина лица, а не нос и лоб. Когда он сумел встать, его глаза уже немного приспособились к темноте. Он видел мерцание светлого платья Долли и бледный овал её лица. И задавался вопросом, почему она не кричит.

Парень отпустил её и бросился на Рамзеса. Тот заблокировал удар, но почувствовал резкую боль в предплечье. Рамзес не видел ножа. Одновременно он нанёс собственный удар, резкий удар левой рукой, который пришёлся нападавшему в голову и отбросил его назад.

И только тогда Долли завизжала. Звук поразил обоих мужчин; Как позже заметил Рамзес, это было похоже на взрыв снаряда прямо возле уха. Нападавший развернулся и нырнул в кусты.

Рамзес инстинктивно пустился в погоню. Возможно, она бы увенчалась успехом, если бы Долли не остановила его, преградив путь и изящно упав в обморок прямо ему под ноги.

Её крики привлекли внимание. К ним приблизились запоздалые гуляки и принялись задавать вопросы. Так что не осталось ни малейшего шанса догнать нападавшего, даже если бы Рамзеса не обременяла лишившаяся сознания девушка.

Рамзес бесцеремонно поднял Долли на руки и пошёл обратно, вежливо отклоняя предложения помощи от любопытствующих прохожих, попадавшихся на пути:

– Спасибо, нас ждут друзья… она невредима… испугалась темноты… вы же знаете, эти женщины...

«Слава Богу, – благочестиво подумал он, – матушка не слышала меня». Он не осмеливался даже предполагать, что услышит от матери. «Ещё одна рубашка испорчена?»[77] Не говоря уже о новом костюме, которому и двух суток не исполнилось. И всё платье Долли запятнано кровью. А выглядело оно очень дорогим.

Его семья ждала у входа в сад. Он не был удивлён; матушка обладала сверхъестественным инстинктом появляться не в том месте, но в нужное время. Все смотрели на него – все, кроме Нефрет, уставившейся в маленькое ручное зеркало. Затем она обернулась к нему и покачала головой, улыбаясь, как при виде выходки непослушного маленького мальчика.

Конечно, именно так она и думала о нём.

Поскольку казалось очевидным, что Бог не намерен оказать ему услугу и поразить молнией на месте, он отчаянно пытался сообразить, что бы такое сказать, чтоб не выглядеть бо́льшим идиотом, чем ощущал себя сам.

– Э-э… я прошу прощения за то, что так долго. Уверяю вас, что задержка была неизбежной.

– Предполагаемый похититель, должно быть, каким-то образом привлёк её внимание и увёл в сад, – размышляла я. – Отсюда её восклицание. Разве она не рассказала тебе, что видела?

– Не было времени. – Рамзес пристально глядел на пустой бокал.

– Во что он был одет?

– Амелия, – процедил мой муж. – Могу я прервать вашу беседу?

– Конечно, дорогой. Ты хочешь о чём-то спросить Рамзеса?

– Я не хочу ни о чём его расспрашивать. Я не хочу, чтобы ты его расспрашивала. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было его расспрашивал.

– Но, Эмерсон…

– Меня не волнует, кто охотится за дочерью Беллингема, Пибоди, – если действительно охотится. Мы не несём ответственности за неё. И миссис Фрейзер… – от улыбки Эмерсона некоторые слабонервные женщины могли бы с рыданиями выбежать из комнаты, –– не наша ответственность. Мы несём ответственность, Пибоди, за наших детей – и, разумеется, за Давида – и друг за друга, и за нашу работу! Я настолько твёрдо убеждён в этой истине, что решил немедленно покинуть Каир. Мы отбываем завтра.

Я ничуть не расстроилась, так как ожидала чего-либо подобного от Эмерсона. Он всегда жалуется на перерывы в нашей работе, вмешательство в чужие дела и так далее. И прекрасно знала, что в конечном итоге вмешаться в чужие дела нам всё-таки придётся, вне зависимости от его попыток предотвратить это, поэтому только и сказала:

– Мы не можем уехать так скоро, Эмерсон. Портной ещё не закончил обшивать Рамзеса, и если и дальше всё пойдёт в том же роде, ему непременно потребуется изрядное количество одежды. Эта куртка испорчена, а у него осталось меньше...