Личное дело господина Мурао - Даша Завьялова

Я повернулась к залу и оглядела людей. Две пожилые семейные пары, три японца в европейских деловых костюмах, небольшая компания людей моего возраста… Никто из присутствующих мужчин не был похож на молодого человека с фотографии – у них были какие-то слишком простые лица, а у преступника было удлиненное лицо и красивые, четко очерченные черты.

Но только вот за окном рекана было уже темно, а внутри горел свет – и мы не могли видеть, не стоит ли снаружи кто-то, кто наблюдает за залом.

– О чем вы говорили с господином Иноуэ? После вашего ухода он сказал, что я «молодец».

Мурао внимательно посмотрел на меня и улыбнулся:

– Просто рассказывал, какая вы трудолюбивая и сообразительная девушка. Что же вы так на меня смотрите, Эмико? Я говорю правду – заметьте, как и всегда.

– Только на вашу правду, господин Мурао, удивительным образом нельзя положиться в полной мере.

Официантка принесла мне рис с карри и спросила у Мурао, чего бы он хотел. Он тоже, как и я, взял самое быстрое блюдо, и мы вместе поужинали почти молча.

Заканчивая с едой, я спросила только, где сейчас Кадзуро и Хидэо.

– Уже у меня дома, – ответил Мурао. – Изучают сад и внутреннюю обстановку.

– Вы не против, если я к ним зайду? Потом я вернусь сюда, посижу до закрытия. Не могу же я вот так просто взять и уйти домой. Только прошу вас, не спускайтесь сюда больше. Все-таки это не очень безопасная затея, – я понизила голос. – Прямо сейчас где-то недалеко от вас находится человек, который хочет вашей смерти.

– Не волнуйтесь за меня, Эмико, – сказал он, допивая кофе. – Хотя я и согласился на ваш план, потому что в нем есть большой элемент неожиданности для злоумышленника, я и сам способен постоять за себя. Не забывайте, я ведь защищал страну.

– То есть убивали людей.

– От Берлинского пакта до капитуляции[55] это было одно и то же.

Он быстро огляделся и отодвинул полу хаори[56]. Я увидела пистолет.

– Откуда у вас это?

– Купил у одной девушки из «Эрики». Американцы иногда расплачиваются с ними оружием за услуги. Что касается дома, конечно, заходите.

Хозяйка вернулась за стойку, и нам пришлось прервать разговор.

– Так вы не забудьте, госпожа Акаги, – я вернусь через некоторое время, придержите столик для меня! – сказала я, и хозяйка закивала.

Я вышла из рекана и отправилась к дому Мурао. Дождь снова кончился, но я понимала, что это временно: в воздухе висела влага.

Открыв калитку, я громко сказала:

– Эй, Кадзуро! Это я!

Никто не отозвался, и я прошла дальше, к двери.

– Кадзуро! Хидэо!

Я постучала в дверь, но снова никто не отозвался. Тогда я толкнула ее и зашла внутрь.

– Кадзуро!

Где-то в глубине дома зажегся свет, и ко мне вышел Хидэо – приятный молодой человек года на четыре старше нас с Кадзуро, высокий, с зачесанными на затылок волосами и смуглым лицом. Я видела его год или полтора назад, когда Кадзуро мельком знакомил нас, но сейчас бы не узнала, если бы встретила на улице.

– Здравствуйте, Эмико. Зачем вы кричите?

– Здравствуйте. Я решила, что не стоит заходить молча туда, где ожидают преступника.

– Да, это тоже правильно, – вежливо сказал он. – И все-таки, если бы в этот момент преступник бродил по саду или дому, вы бы наделали бед.

Вышел и Кадзуро. В руках он крутил внушительное канабо[57].

– А ты что тут делаешь?

– Пришла посмотреть, как вы устроились в засаде. Господин Мурао разрешил заглянуть к вам. Мне, кстати, кажется, что не стоит вам сидеть в полной темноте – нужно ведь показать, что в доме кто-то есть.

– Да, это правильно. Смотри, какая штука. Мурао сегодня сказал, что вторым таким канабо и убили женщину. – Кадзуро повел меня вглубь дома. – То самое забрала полиция. Видимо, его не отдадут Мурао, пока не закроют дело. А может, и совсем не отдадут, не знаю, как у них это устроено. Вот тут они висели.

На стене было что-то вроде щита с креплениями. Два из них пустовали, а на двух других висели дзюттэ[58].

– Уберите их, – сказала я. – Преступник уже был в доме, видел их и знает, где они висят. Он, конечно, и без того вооружен, если придет сюда, чтобы расправиться с Мурао, но зачем делать так, чтобы у него под рукой оказывалось еще что-то?

– Ладно, ладно, ты права. – Кадзуро снял оба дзюттэ со стены, огляделся и положил их под свернутый футон. – Раз уж пришла, осмотри весь дом. Может, заметишь еще что-то.

Дом у Мурао был примерно таким, каким я его себе и представляла, – обстановка напоминала традиционную для японского дома, причем довольно скромную, но среди привычных предметов вдруг попадались какие-то современные вещи: например, телефон или телевизор. И если телефон был, например, в доме у Кадзуро, то телевизоры я видела только на улице или в кафе. В домах же – никогда. Впрочем, не особенно-то я и бывала у кого-то в гостях.

Но один угол в доме был все-таки устроен совершенно по-европейски: это был кабинет Мурао. Здесь стоял секретер с высоким стулом, а рядом, точно напротив окна – стеклянный шкаф с алкоголем. Я остановилась перед секретером.

– Заперто, – сказал Кадзуро.

Я смутилась.

– Да я и не собиралась читать его бумаги.

– А я собирался. Почему-то мне кажется, ключик от этого секретера позволил бы узнать нам много интересного.

Он наклонился к замочной скважине.

– Мне кажется, он и так рассказал нам если не все, то самое существенное.

– Не знаю, – сказал Кадзуро, всматриваясь в скважину. – Можно было бы вскрыть, но не уверен, что обойдется без повреждений и что я смогу закрыть его обратно.

Пока я изучала дом Мурао, снова занялся дождь, и очень сильный, с грозой, поэтому до рекана мне пришлось бежать. К этому времени освободился уже не один столик, а несколько, хотя в кафе еще оставались люди. Места у окна были все-таки заняты, но с одного места все-таки было немного видно свет в доме Мурао – там я и села.

Спустя два с половиной часа, когда я выпила уже три чашки кофе, свет в доме Мурао погас. Мы договорились, что, если свет погаснет в четверть двенадцатого, это будет выглядеть естественно, как будто Мурао дома, но лег спать. Я посмотрела на часы: ровно четверть двенадцатого. Значит, в доме ничего не случилось, все идет по плану.

Дождь барабанил