Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

страшно было, конечно, и странно — совсем посторонний мужчина. Я бы лучше Масика к себе взяла — но куда? Угол ведь снимала, даже не комнату. Ладно, решилась. Поначалу запиралась на ночь, дрожала. Но мой работодатель вел себя очень корректно. Мы вместе пили чай, беседовали. Он искренне мне помочь пытался, когда узнал, что я в ветеринарную академию хочу, преподавателей за свой счет нанял. Только я опять провалилась. И тогда он предложил — выучиться на грумера, он оплатит, а потом поможет на работу устроиться: у них в соседнем доме элитный салон, его бывший одноклассник держит. Ну… и я согласилась. А когда год после смерти жены прошел, он мне предложение сделал.

— Ты его любила? — само собой сорвалось с языка.

Прасковья сразу помрачнела. Задумалась — и довольно едко ответила:

— А я разве могла себе позволить любить? Когда сама никто и звать меня никак?

— Но и ты не из тех, кто собой торгует — за жилье и питание.

Она взглянула с благодарностью. Сказала тихо:

— Он не был мне противен. Взрослый, интеллигентный мужчина, кандидат наук. И еще… мне его жаль было.

— Почему?

— Ну я ведь немного успела их семью узнать. Он — тонкая натура. Ученый. Не жесткий, не скандалист, настоять на своем не умеет. А жена его — нельзя, конечно, так о покойных — немного тираном была. Не говорила — командовала. Все решала сама и мнения его не спрашивала. И я подумала: хоть дам человеку возможность мужчиной себя почувствовать. Главой семьи.

— Преуспела?

— Ну как тебе сказать, — улыбнулась горько. — Супруг мой получил что хотел. Полностью безропотную жену, как при домострое. И я получила — прописку в столице, возможность жить в самом центре. Профессию интересную. Потом работу. Ты, в общем, прав. Мы заключили сделку. И до поры мне казалось: она справедливая. Но потом, — взглянула на него виновато, — я увидела тебя. И услышала твою музыку.

Ты не думай, — продолжила горячо, — я не влюбилась и на шею тебе вешаться не собираюсь. Поняла просто, когда ты Давида Подсядло играл: я жалкая трусиха. Испугалась бороться и выбрала самый легкий путь. И плыву по течению. Хотя могла построить себе совсем другую жизнь.

Солнце начинало катиться к закату, и в свете особенных лучей «магического часа» ее лицо, глаза-изумруды снова стали казаться неземными, магическими. Причем даже без вискаря.

Бедняжка понятия не имела о правилах флирта, не пыталась, как умеют все женщины, манить и одновременно отталкивать. Но ее непосредственность тронула Яна до глубины души.

И он брякнул то, чего совсем не планировал говорить:

— Так бросай к чертовой матери своего муженька!

Пропел:

— Я куплю тебе дом. У пруда в Подмосковье[14].

Насладился восхищением в ее взгляде, улыбнулся и добавил:

— Пруда у меня, правда, нет, зато до моря полтора километра.

Думал, обрадуется. Но она, наоборот, побледнела:

— Ты что? Разве я могу так поступить? После всего, что муж для меня сделал? Нет, нет, я никогда его не предам.

— Зачем тогда все эти разговоры, что живем неправильно? — рассердился.

— Ян, милый. Тебе, с твоим талантом, действительно надо жить в другом мире. А я что? Мне за счастье краешком глаза в другую жизнь заглянуть! Хоть здесь, вдали от дома, с удивительным человеком пообщаться.

— Что-то не понимаю я, Прасковья. Ты в мои поклонницы записаться решилась или я тебе как мужчина нравлюсь? — спросил строго.

Смутилась. Опустила голову. Честно ответила:

— Я вами восхищаюсь. Талантом вашим. А вот за что вы мне такой роскошный букет подарили — совсем не понимаю.

Первая на его пути — настолько благодарная и настолько непосредственная.

Ладно. Пусть будет пока поклонницей. А дальше посмотрим. Захочется снова ее увидеть — проблем никаких. До Москвы из Сочи три часа лету. Или из Новороссийска — сутки на поезде.

Наши дни

Ксюша наслаждалась триумфом. Пусть она сама на голубом экране не засветилась, но, конечно, вся тусовка знала, чьих рук дело. Статья в «XXL» вышла, как и планировалось, одновременно с прямым эфиром. Коллеги с кислыми лицами поздравляли, обычно суровый главный редактор вообще совершил немыслимое — расцеловал в обе щеки. Сайт газеты грозил рухнуть от огромного количества комментариев.

Хотя план держали в секрете, для Полуянова Ксюша исключение сделала — позвонила за полчаса до передачи, кротким голосом попросила посмотреть. Ждала: к чему-нибудь придерется, но нет — искренне похвалил и идею, и исполнение. С любопытством выспрашивал подробности: что там с Головиным?

— Пока в КПЗ отправили. Но адвокат уже заявил ходатайство: изменить меру пресечения на запрет определенных действий. Главный аргумент: потерпевшая жива-здорова и прекрасно себя чувствует, раз способна на прямые эфиры ходить. Алиса, понятное дело, в панике. Боится, он ей мстить будет.

— Вряд ли отпустят.

— Совсем на свободу — вряд ли. Но под домашний арест могут запросто. Надо адресок твоему Бэтмену из Мурманска подкинуть.

— Фу, Ксюша. Ты в своем репертуаре.

— А что такого? Я сама не родитель, но нам пришло уже штук двадцать писем: народ готов гада собственными руками кончить.

Поколебалась секунду, добавила:

— Дим. А давай с тобой пообедаем.

Услышала в телефонной трубке вздох, затараторила:

— Да не бойся ты, я без матримониальных планов. Не целюсь я на тебя. Сдалась. Но фоточку вместе сделать хочу. В соцсетях похвастаться. И ты ведь сам первый пришел мириться, значит, мы теперь друзья. А еще мне посоветоваться надо.

— О чем?

— Есть в деле Алисы странность. Она за кадром осталась — роли никакой не играла. Вроде мелочь, а покоя мне не дает.

* * *

…Ксюша наконец поняла, что имел в виду Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова. Правду говорить действительно легко и приятно. Алису, можно считать, только этим и подкупила. Не хитрила, не подлаживалась, даже не дозировала информацию. Честно предупредила: от гнева Головина защитить постарается, но гарантировать полную безопасность не сможет. И с гонораром не стала хитрить (хотя запросто могла взять себе процент, и немалый).

Зеленова — как многие умненькие девочки из бедных семей — подружек почти не имела и к Ксюше, проявившей к ней искреннее участие, сразу потянулась. А после передачи (нервы, понятное дело, на взводе) попросила:

— Поехали ко мне сейчас? Вместе?

Кременская (на ее-то плечах вся организация) чувствовала себя сейчас хуже выжатого лимона, но отказывать не стала. И вытребовала у телевизионщиков представительский лимузин.

Пока ехали, Алиса задумчиво произнесла:

— Мать, интересно, видела?

— А ты предупредила ее?

— Не, ты ведь просила: никому ни слова. Но обычно она эту тупотень сама смотрит.

— Кто она у тебя, кстати? По