Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

— Поварихой была.

Ксюша вспомнила письмо, изобиловавшее интеллигентскими оборотами, удивилась:

— Простой поварихой? А училась где?

— Ну я не знаю точно. Кулинарный техникум вроде.

— Не институт?

Развеселилась:

— Да какой ей институт! Она русский в выпускном классе с «двойки» пересдавала!

— А ты в кого тогда?

— Ума не приложу. Маманя говорит: папаша мой — потомственный шофер. И у нее в роду — сплошь обслуга. Прабабка, правда, была горничной в дворянской семье, нажила ребеночка — вроде от барчука. Может, в него? Ген долго дремал, а во мне проявился?

«Совсем странно тогда», — решила Ксюша.

Когда только знакомилась с Алисой, вопрос «Откуда ты обо мне узнала?» удалось обойти. Кременская подкараулила девочку после школы и провела атаку в лоб: «Все про Головина знаю, что ты на грани — вижу. И предлагаю отомстить».

Девчонка сразу вцепилась. Но сейчас Ксюше самой любопытно стало. Спросила:

— А ты матери не рассказывала про Головина?

— Да что я, больная? Она знала только: я на олимпиаде блеснула и реп предложил бесплатно заниматься. А когда… когда проблемы начались, я однажды совсем раскисла, хотела ей пожаловаться. Но потом подумала: чем поможет? Только скажет: сама дура. Она, кстати, так и сказала. Когда я в метро на рельсы прыгнула.

— Да ладно!

— Ну она спросила: «Зачем?» Я ей — что не видела выхода. А мать не понимает: «Что значит — нет? Почему нельзя было просто перестать ходить к нему?»

— Я, кстати, и сама не понимаю. Почему было просто не перестать, — честно сказала Ксюша.

— Так он действительно классно учил. И я надеялась — очень долго! — что справлюсь. А когда поняла, что не получается ничего, решила: проблема во мне. Я неспособная просто.

— Неужели совсем не с кем было посоветоваться?

— Ну… с Маринкой, подругой моей, мы обсуждали. Но ее батя тоже за «двойки» лупит, и она считает, это нормально.

Обвела Ксюшу благодарным взглядом, пробормотала:

— Только ты мне и открыла глаза!

* * *

…Когда сидели с Полуяновым в ее любимом ресторанчике «Токио», Ксюша честно сказала:

— Так и не поняла я в итоге, кто в газету написал. Но мать — точно нет. Я ее видела. Готовит классно, только мозгов полторы извилины. У них на холодильнике список продуктов висит, там написано «кортошка» и «маёнез». А письмо без единой ошибочки, и стиль такой — с понтом на выпендреж.

— Покажешь? — заинтересовался Дима.

— Да пожалуйста.

Взял. Внимательно прочел концовку вслух:

— Пожалуйста, не выдавайте, что именно я, мама, вам написала. Вы ведь не обязаны раскрывать источники информации! Вам мог сообщить кто угодно. О том, что происходит в доме Головина, может быть в курсе его супруга. Лучшая подруга Алисы, Мариночка Юсова из ее класса, тоже, я догадываюсь, знает о проблеме. Да в принципе достаточно посмотреть на руку моей дочери — эта жуткая надпись еще не зажила, проявить к ней участие — и она сама начнет говорить.

Ксюша прокомментировала:

— Я, в принципе, и действовала, как в письме посоветовали. Проявила участие. Ну и сказала, что все знаю. Только кто тогда письмо написал? Вопрос так и остался открытым.

Полуянов пожал плечами:

— Если не мама… и не подруга — тогда, получается, супруга Головина своего муженька закопать решила?

— Я Алису расспрашивала. Она сказала четко: серая мышь. Прислуживает, чай подает в передничке. Смотрит очень преданно — как собака на любимого хозяина. На уроках, понятное дело, никогда не присутствовала. И подслушивать вряд ли могла: дом старинный, стены толстые, дверь в кабинет дубовая.

— Может, третье лицо? — предположил Дима.

— Но кто? В письме полно подробностей и про уроки, и про Алису, их только человек в теме мог знать.

— А ты девочке его не показывала?

— Нет. Но все факты — я ее расспрашивала — подтвердились.

— Какой-то враг Головина?

— Ну вот не знаю я, Дим. И к делу вроде не имеет особого отношения, но я тебя позвала, чтобы честно признаться: мне задачка не по зубам. Если вдруг интересно, можешь сам раскрутить. Оригинал письма не отдам, но копию тебе сделала.

* * *

Видар глупые ток-шоу по телевизору не смотрел, газету «XXL» тем более не читал. Зато на работе посещал курилку — навесик с лавочкой и урнами выстроили, как положено, на улице, в пятнадцати метрах от здания. Там и узнал про девочку Алису и доцента Головина. Поначалу показалось: редкий случай, когда у подобной истории почти хеппи-энд — школьница жива-здорова, негодяй арестован. Но дальше в общую беседу вступила юная секретарша. Спросила:

— А что ему будет за это?

— Нормальный отец яйца бы вырвал, — прокомментировал грузчик. — Но отца у девчонки нет, насколько я понял.

А юрист сказал:

— Дамы и господа, вы сейчас удивитесь. Очень возможно — вообще ничего.

— Ка-ак? — дружно ахнули курильщики.

— Инкриминировать особо нечего. Легкий вред здоровью — это штраф сорок тысяч, в худшем случае исправработы на год. Истязание — да, может быть от трех до семи, но его еще доказать нужно. Сто десятую, доведение до самоубийства, притянуть вообще нереально. Потерпевшая жива, да и прямого умысла нет, смерти ей Головин не желал. Так что самое страшное, что ему грозит, — в СИЗО сокамерники наваляют. И то не факт.

Народ, конечно, стал возмущаться — что у нас за законы такие?

Юрист им в ответ — другую историю. Как у мужика — мирного, доброго, чуть не от мира сего — оттяпали обманом две трети доли в квартире. И требовали за бесценок продать оставшуюся треть. Доводили годами, целенаправленно. Издевались. Били. В конце концов не выдержал — купил охотничье ружье, расстрелял обидчиков. Теперь сам ждет суда — не за самооборону. За убийство при отягчающих.

— Плохой закон, — поцокал языком пожилой дагестанец-охранник. — И люди трусливые, слово поперек сказать боятся. Я бы с этим профессором — как у нас в Башлыкенте. В пятом году было. В поселке две девочки восьмилетние пропали, их тела нашли на участке у одного угъраш[15], который за изнасилование сидел. Так местные его участок окружили, полиции войти не дали. А ночью дом сожгли, вместе с хозяином.

И все, кто собрался в курилке (человек пятнадцать), дружно поддержали, что правильно.

Видар в разговоры не вступал, но слушал внимательно. Сердце приятно грело: народ, обычные люди — единодушно не за ту справедливость, что в Уголовном кодексе. Они — за него.

Дома за ужином включил компьютер, посмотрел в записи то самое ток-шоу. Кулаки сами собой сжались. Неужели за такое — всего лишь штраф полагается? Нет, быть не может. Впрочем, и смерти