Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

Полуянов немедленно подошел к пьянчуге. Спросил:

— Олины?

— Ну.

— А когда хоронят?

— Завтра, сказали. Я думал, со двора будут выносить. Как положено. Но сегодня узнал: с морга прямо на кладбище повезут.

Полуянов рассмотрел собеседника повнимательней. По виду — профессиональный алкаш. Нос в красных прожилках, веки набрякли, но мутные глаза смотрят приветливо — то ли за кого из соседей Диму принял, то ли просто весь мир готов обнять.

Закашлялся, сплюнул, отер рот грязной рукой, выдохнул:

— Жалко девчонку.

— Жалко, — согласился Дима. И осторожно добавил: — А главное, непонятно: зачем она?!

— Я так считаю: родители довели, — авторитетно заключил алкоголик.

— Да ну, — нарочито возмутился Полуянов. — Хорошая семья. Для дочки все делали.

— И что они для ней делали? — отозвался с сарказмом. — Ни разу девчонку во дворе не видел! Чтоб с подружками там, или в салочки, или озоровать. Утром, до школы, — на стадион. Дождь, снег — отцу плевать. Три километра — это всегда, чаще больше. Потом учиться. С занятий пришла — через час уже тренировка. И домой всегда только поздно ночью.

— Зато при деле, — упорствовал журналист.

— А ея-то саму спросили: нужно ей это дело? Сколько ни встречал ее, ни разу не видел, чтоб веселая была, улыбалась! Худышка, в чем душа только держится, вечно сумку эту свою спортивную волочет! Хотя ей в куклы бы надо!

— Я так понимаю, Оля хотела чемпионкой стать.

— Ой, да не гони ты! Годилась бы в чемпионки — ее б государство на обеспечение взяло. Но не брали. А отец вечно орал: мол, только деньги зря на тебя трачу, тварь ленивая!

— Ты прямо слышал, как орал?

— Ну, может, про тварь — это я приукрасил. Но что один с ней расход, а толку никакого — точно говорил.

Алкаш потянулся за кресло, бережно извлек бутылку — на донышке плескалась мутная жидкость. Предложил:

— Помянем?

— Самогон?

— Ну.

— Допивай.

Дима извлек из кармана тысячную купюру, протянул:

— А это на догнаться.

— Эт-то хорошо, эт-то мы и беленькой возьмем, и закуси разной, — обрадовался собеседник.

Попытался сфокусировать мутный взгляд на лице Полуянова:

— Что-то не признаю я тебя, ты с девятиэтажки, что ль?

— Ну да. Соседи, — неопределенно ответил Дима.

Алкаш смачно отхлебнул из бутылки, протянул журналисту, укорил:

— Да ладно тебе, не кипишуй. Продукт качественный.

— Не, брат. — Полуянов взглянул на часы. — Спасибо. Я спешу.

— Как знаешь. — Уговаривать не стал.

Жадно допил последние капли. Попытался встать, но не удержался, снова плюхнулся в кресло, ругнулся беззлобно:

— От сука, плывет все. Но это я готовлюсь. Как иначе завтра девочку в гробу увидеть? А вот отец Олькин — тот нехороший. У него дочь единственная с собой покончила, а он трезвый ходит. Верно Маруська говорит: истинный душегуб!

— А кто есть Маруська?

— Ну Марь Михайловна, соседка ихняя. Сколько раз, грит, слышала: и орал на дитя безвинное, и бил ее — визжала девчонка как резаный поросенок!

— Это с их этажа соседка?

— Та нет, с нижнего! Прям под ними квартира! Она ему и замечания делала, и полицией грозилась, а тот все одно: причудилось вам. Маруська один раз и правда ментов позвала, только Олька, видать, боялась его. Наврала: не трогал. А что кричала — так это роль учила для спектакли школьной.

— А мать Олина что? — спросил Дима.

— Та то разве мать, — отмахнулся алкаш. — Ее дома и нет никогда, вечно в разъездах. Вроде работа ответственная на корабле, но я так думаю: спит она там с кем-то. С чего б иначе бабу вторым помощником капитана взяли?

Икнул. Закашлялся. Снова сплюнул. Пожаловался:

— Зябко стало.

Полуянов заглянул в приоткрытый гараж за его спиной, приметил в свалке тряпья промасленный бушлат. Вынес, накинул пьянчуге на плечи. Сказал заботливо:

— Ты посиди, согрейся, вздремнешь может. А потом и силы появятся.

— И то верно, — согласился алкаш.

Укутался поплотнее, закрыл глаза.

А Полуянов поспешно пошел прочь со двора: он уже опаздывал на встречу с Олиной одноклассницей.

* * *

Холм на Зеленом мысе, где стоял огромный каменный Алеша (официально — мемориал защитникам советского Заполярья в Великой Отечественной войне), возвышался над городом и продувался всеми ветрами.

«Убитая морковкой» явилась на встречу вместе со старшей сестрой. Та смущенно улыбнулась Полуянову. Вытащила из портфельчика — глазам своим не поверил! — его же собственную книгу, «В Питер вернутся не все». Попросила робко:

— Подпишете мне? Я ваша поклонница.

В поклонниках у Димы в основном ходило совсем старшее поколение — те, кто бумажным газетам верность хранил. Не думал, что среди них и зумеры имеются.

Но было приятно. Подписал.

— Я сюда пришла, потому что очень вас уважаю, — решительно сказала старшая девочка. — И хочу вам помочь — докопаться до правды.

Младшенькая попыталась вмешаться в разговор, но сестра на нее прикрикнула:

— После меня будешь говорить.

Каменный Алеша равнодушно взирал на них с высоты, вокруг памятника гулял промозглый ветер. Одиннадцатиклассница горячо убеждала:

— Я не оправдываю эту Машку. Сволочь она, и Олю правда в классе гнобили. Но я видела ее — в понедельник, сразу после драки. Да, в глазах слезы — но она точно не собиралась из-за этого с собой кончать. Наоборот, хотела бороться. Отцу пожаловаться или самой к директору пойти. Добиться, чтобы запись с камеры посмотрели. Приняли меры. Так что железно вам говорю: не поэтому она… решила уйти. Что-то еще у нее случилось.

— Но что?

Младшенькая, словно на уроке, подняла руку:

— У нас все девочки в школе говорят: она состояла в секретной организации. И это ей такое задание было. С собой покончить.

— Фу, да замолчи ты, глупая! — возмутилась старшеклассница.

— Я не глупая! И про «Остров смерти» все знают!

— Послушай, морковка. — Голос старшей сестры потеплел. — Ну вот представь. Допустим, ты тоже состоишь в этом «Острове». И делаешь их дурацкие задания. Что там надо — на кладбище сходить? Фильм ужасов одной посмотреть ночью? Представила?

— Ну да… Прикольно.

— А потом тебе говорят: пойди и прыгни с крыши. Пойдешь?

— Зачем? — захлопала глазами.

— Как зачем? Ты состоишь в секретной организации. И тебе дали задание.

— Да что я, дурочка?!

— Вот и Оля дурочкой точно не была, — назидательно ответила старшая.

— Но она могла быть на грани. Из-за проблем. В школе, в семье. Возможно, в клубе спортивном, — вмешался Дима.

— После Машки она на грани точно не была, — упорствовала старшеклассница. — Значит, нужно другую причину искать.

— Пожалуй, я согласен с тобой, — кивнул Дима. — Надо узнать, что Оля еще делала в тот понедельник. И в ночь на вторник.

— В понедельник сразу после уроков она