Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

— И в этот день пошла?

— Не знаю. Я в школе осталась, на кружок. Но утром вроде говорила, что собирается.

— А вечером не звонила она тебе?

— Не-а. Я сама набрала — в половине девятого, когда Оля обычно из клуба возвращалась. Но она не ответила.

— Скажи, пожалуйста, а в клубе спортивном у нее не было с кем-то конфликтов?

— Не. Правда, и не дружила ни с кем. Говорила: все теннисисты тупые.

— Так сама ведь тоже теннисисткой была?

— Была, потому что заставляли, — серьезно ответила малышка. — Отец в нее верил, и она не хотела его подводить.

«Третий человек, — мелькнуло у Димы. — Третий человек подряд упоминает: достижения самой девочке не нужны были. Не пойду-ка я, пожалуй, пока к ее отцу. Надо сначала в клуб, где она тренировалась».

* * *

Если в школе Полуянова встретили более чем прохладно, то в теннисном центре будто ждали — хотя он о своем визите и не предупреждал.

Администратор немедленно пригласила Олиного тренера.

Немолодой уже мужчина Виктор Олегович на спортсмена походил лишь поджарой фигурой, а лицо, манеры, стиль речи скорее как у ученого. Дима сразу почувствовал к нему симпатию. Да и — приятный контраст со школой — тот не старался отделаться от журналиста как можно быстрее и даже ждать не заставил. Только пару минут, пока себе замену искал.

Отправил на теннисный корт помощницу, а Диму увел в тренерскую.

Спросил:

— Можно я без ваших вопросов сначала сам скажу?

Дима удивился, но кивнул.

А Виктор Олегович с ходу рубанул:

— От таких, как Олин отец, весь наш спорт страдает. Сейчас поясню. Беда тенниса в том, что родители здесь излишне вовлечены в процесс. Если хоккейная команда, условно, едет на матч всем коллективом и папа с мамой в лучшем случае наблюдают за игрой с трибуны, то здесь все ложится на их плечи. А раз сами ребенка возят и участие в турнире оплачивают, то считают: они полностью вправе и советы давать, и в тренировочный процесс вмешиваться.

Олин папа Евгений Можаев стал меня беспокоить, еще когда девочка только делала первые шаги в спорте. Ей пять-шесть лет. Да, шустренькая, старательная, только сказать, насколько далеко она пойдет, в этом возрасте невозможно. Но у отца настольная книга — биография Марии Шараповой. Машин папа Юрий в теннис хотя бы сам всю жизнь играл, а Можаев — только в детстве. К шестнадцати годам со спортом завязал, серьезных результатов показать не смог. Не первый раз в моей практике родители-неудачники пытаются реализовать свои собственные амбиции в детях.

Я всячески старался его охолаживать. Объяснял: для маленького ребенка теннис — это всего лишь интересная игра с мячиком. Нельзя лишать его детства, допускать, чтобы любимое развлечение превращалось в работу или рутину. Да, в спорте есть прецеденты, когда с самых юных лет теннисисту дают серьезную нагрузку. Но такое обычно случается, когда родители сами тренеры. И если они видят: ребенок действительно очень способный и «горит» теннисом. Но те же Мирра Андреева или Карлос Алькарас — одни на миллион. А Оля всегда была пусть подвижным и активным, но обычным ребенком. Никогда не стремилась после утомительной тренировки остаться на корте исправлять ошибки — убегала вместе с остальными девочками играть в телефон и болтать в раздевалке. Но отец упорно пытался делать из нее звезду. Разработал индивидуальную программу по физической подготовке. Настаивал на дополнительных тренировках. Не делал поправку на то, что девочка серьезно больна.

А когда Оля легко выиграла пару клубных турниров, окончательно уверился: его дочь в скором времени сменит на пьедестале Игу Швентек или Арину Соболенко. Я тщетно пытался его убедить, что он ошибается. Но три подряд победы на турнирах для малышей полностью застили Можаеву глаза.

Система детских соревнований в большом теннисе специфическая, — продолжал Виктор Олегович. — На клубные турниры ребенка допускают в любом возрасте — хоть с трех лет. Участвует в них совсем разношерстная публика, и, конечно, не совсем справедливо, когда ребятки с серьезной спортивной подготовкой соревнуются с теми, кто только по разу в неделю в группу ходит. Олечка Можаева тренировалась много, поэтому на малышовых соревнованиях начала сразу побеждать. И ее отец окончательно уверился: раз здесь выигрывает, значит, и Большой шлем в кармане.

Хотя у самого спортивное прошлое и я ему сколько раз напоминал: нужно подождать, пока Оля начнет играть серьезные турниры — те, которые входят во всероссийский календарь.

Бороться за рейтинг можно начинать только с девяти лет, и конкуренция здесь сразу становится в разы серьезнее. Задача родителей — плавно вводить своего ребенка в соревновательную жизнь и ни в коем случае не ругать за неизбежные поначалу проигрыши.

Однако Евгений Можаев был уверен: Оля будет теперь побеждать всегда и везде. Я его спросил: «А если она все-таки проиграет?» Можаев фыркнул: «Ну максимум один раз». — «Почему вы так уверены?» — «Потому что я душу в нее вложил. И не сомневаюсь — моя дочка будет только победительницей».

Виктор Олегович грустно вздохнул и добавил:

— Я считаю, Оля потому и погибла. Что не оправдала надежд своего отца.

* * *

Дима зря спешил в морг к девяти утра.

Церемонию прощания, по настоянию родственников, сделали строго приватной. В ритуальный зал допускали по списку — фамилий в нем значилось не больше двадцати, Полуянов смог подглядеть.

В толпе тех, кого не допустили — по виду зевак и местных коллег по перу, — Дима углядел своего вчерашнего знакомого-пьянчугу.

Встретились как добрые друзья.

— Ох, злыдень ее батя, вот злыдень! — причитал мужичок. — И доченьке ничего не разрешал, и даже последнее «прости» людям сказать не дает.

— Так на кладбище кто нам запретит? — сказал Дима будто в пространство.

— Ее на новом хоронят, это аж в Колу переть. На рейсовом не успеем.

— На такси давай.

— Пятьсот рублей возьмут. А то и косарь.

— Я заплачу.

— Так и помянуть надо, тоже деньги!

— Помянем. Не беспокойся.

В машине (дымящей и трясущейся «Ладе») его попутчика совсем разморило. Таксист ворчал, грозился высадить. По счастью, ехать оказалось всего километров двенадцать и прибыли они раньше катафалка.

Новый Димин приятель немедленно свел знакомство с парочкой мрачных сотрудников гранитной мастерской, что курили на улице, и объявил Полуянову: поминать новопреставленного ангела все трое готовы немедленно. Журналист почти с радостью расстался еще с тысячей рублей — зато к свежевырытой могиле подходил уже один.

Наблюдательный пост занял буквально в паре метров — зашел за соседнюю оградку (ухоженная территория нашей дорогой мамы, жены и бабушки).