Ты тоже видишь смерть - Морита А

объяла родная кроватка…

Я запрыгнул в чистую одежду и унесся на работу. Отчаянно крутил педали, а сам думал — жив ли еще мой начальник?

Каждое движение отдавалось болью в мышцах, да и усталость так до конца и не прошла. Но я наплевал на готовые взвыть суставы и только приналег на педали.

Как оказалось, на смену раньше меня вышла Танака.

— Танака-сан, вы уже поправились?

— Да, температура спала, так что ничего. Надо будет сказать начальнику большое спасибо, когда придет.

— Точно…

Сдается мне, такая возможность ей уже не выпадет. Но я прогнал эти мысли и как ни в чем не бывало принялся за работу.

Телефон, который я тайком припрятал в кармане, зазвонил в начале десятого. В это время мы уже с минуты на минуту ждали Кимуру в магазине, но он пока не шел. Я проверил, что в зале никого нет, и ретировался в кладовую.

— Алло.

— Я на месте, — убитым голосом сообщила мне Куросэ. — Не знаю, что делать… У дома скорая…

— Ага… Понятно.

Она, всхлипывая, продолжала что-то еще говорить, но я уже повесил трубку.

Принялся за уборку в дальнем углу зала. Закусил губу и налег на швабру.

— Кимура-сан сегодня задерживается, — тихонько заметила Танака, укладывая в кассу запас десятииеновых монет. Я не отвлекался от уборки. — Бывает же такое. Наверное, проспал.

— Точно…

Пока Танака смеялась и пожимала плечами, я опять проскользнул в кладовую.

Как и в тот раз, я сел на корточки посреди груды товаров и крепко обхватил руками колени. Но вряд ли ко мне снова подойдет менеджер и спросит, все ли у меня в порядке. Нет больше ни широкой улыбки, ни теплых рук, которые по-доброму похлопают меня по спине.

В кармане снова завибрировал телефон. Наверняка Куросэ. Я не обратил на него внимания и молча плакал.

 

На следующий день Танака рассказала, что Кимура скончался у себя дома во сне. Инфаркт от переутомления. Его обнаружила супруга, когда заметила, что он не проснулся к смене. Тут же вызвала скорую, но было уже слишком поздно.

Все, как я предсказывал, — только зря потратили силы и время. Какой же я дурак, что на что-то надеялся. Я твердо решил, что теперь точно никогда и палец о палец не ударю.

Куросэ горевала. Я написал ей про обстоятельства смерти и кое-какие слова утешения, но она не ответила.

Видимо, смерть менеджера ее сильно подкосила, и она всю неделю не ходила в школу.

— Интересно, что с ней такое? — переживал Кадзуя, над головой которого в кабинете литературного кружка покачивалось 42.

— Понятия не имею, — я притворно пожал плечами. К тому времени я уже несколько раз пытался с ней списаться, но тщетно.

— А, кстати. С завтрашнего дня и до конца фестиваля я сюда приходить не буду.

— Что? Почему?

— Так организацией же заниматься надо. А по вечерам я пишу допоздна по кофейням, а то дедлайн завалю.

— Ясно. Ну хорошо.

Фестиваль уже нависал над нами: оставалась неделя…

— Ой! А что с журналом-то?! — вскрикнул я, внезапно вспомнив о поручении. За работой и попытками спасти менеджера он у меня совсем вылетел из головы.

— Не парься, Куросэ-тян его делает.

— Что? Правда?

— Да. В те дни, когда ты уходил на работу, она делала журнал. Последнюю неделю она дома, поэтому не знаю, как он продвигается, но я прислал ей все, что она просила, так что, наверное, порядок, — объяснил Кадзуя, не отрываясь от экрана.

В свободной руке он держал колу из автомата. По столу рассыпались крошки — видимо, он еще и перекусить успел.

— А, тогда ясно. То есть можно вообще об этом не думать?

— На твоем месте я бы ей помог все напечатать и переплести. Тираж планируется три сотни, в одиночку тяжеловато.

Про себя я отметил, что вдвоем — не сильно легче, но не взваливать же на Кадзую еще больше работы? Так что я промолчал.

— Ну ладно, пора, пожалуй, домой. Арата, ты как?

— Тоже пойду. Собирался навестить в больнице бабушку.

 

Когда я вышел из лифта на четвертом этаже, по дороге к палате прошел мимо комнаты отдыха и увидел там пациентку, сидевшую у подоконника.

Над ее головой висело число 45, а сама она разложила по столу альбом и рисовала. Видимо, та же самая, что в прошлый визит.

Меня разбирало любопытство, что же там такое рисует девушка, которой осталось жить полтора месяца, но я не придумал никакого предлога с ней заговорить, так что не остановился.

— О, какие гости! Устраивайся, — поприветствовала меня бабушка с теплой улыбкой, закрывая толстую книжку.

Свою любовь к чтению я унаследовал от нее и частенько брал что-нибудь почитать из ее домашней библиотеки.

— Что это у тебя?

— Французский роман о любви и мести.

— Ага…

Бабушка сняла очки и вытащила из тумбочки все те же печеньки. Сама она сладостей почти не ела, поэтому держала их специально для гостей. Так что и я не стеснялся, брал их сколько захочется. Мне нравилось ими хрустеть, так что я утягивал одну за другой. Бабушка с любовью наблюдала, как я хомячу угощение.

— К слову, мне Юмико сказала, что ты устроился на подработку. Молодец.

— Да ну, я так… Почти все старшеклассники подрабатывают, ничего такого.

Я вспомнил, что в прошлый визит ни словом не обмолвился ей про комбини. Я не стал упоминать, что наш менеджер умер, а с новым, которого прислали от головного офиса, я не сошелся характерами.

— Как в школе? Весело?

— Мм, ну нормально. На следующих выходных будет фестиваль культуры. Если честно, так лень туда тащиться. Думаю прогулять.

— Да ладно тебе, наверняка будет весело! — все с той же улыбкой принялась уговаривать меня бабушка, будто маленького ребенка. Вообще-то я бесился, когда со мной сюсюкали, но именно на бабушку почему-то не злился. — Если ты наслаждаешься жизнью, то и мне большая радость.

Едва ли мне под силу сполна насладиться последними денечками. Очень жаль, что я не оправдаю бабушкины надежды.

— Ладно, приложу все силы…

— Брось, не пересиливай себя. Главное — простые повседневные радости. Не болей и будь счастлив, а главное — проживи долгую жизнь, и мне тогда ничего больше не надо.

— Угу… Ну да.

Сердце неприятно сжалось. Я отвел глаза, как будто бабушкино лицо, когда мы заговорили о будущем, зажглось слишком ярким светом.

— Уж хотя бы дедушку ты пережить обязан.

— Дедушку…

Он умер еще до моего рождения. Погиб в результате несчастного случая в возрасте тридцати девяти лет. Мама говорила, что он был неусидчивым и очень себе на уме. Раньше мы обязательно ходили к нему на могилу на Обон21, но потом перестали. Во время этих визитов мама каждый раз припоминала отцу что-нибудь, так что у меня с детства сложилось о дедушке не лучшее впечатление.

— Ну, пойду я. Не болей, ладно?

— Умирать пока не собираюсь, так что ничего. Спасибо, что заглянул.

Я не видел, чтобы над ней зажглись цифры, значит, еще три месяца у нее точно есть. Врачи обещали ей полгода жизни, но этот срок уже прошел. Бабушка у меня невозмутимая, так что, думаю, и после моей смерти она протянет еще не один год. По крайней мере, я на это очень надеялся, и с этими мыслями покинул палату.

По дороге миновал комнату отдыха, но девушка уже ушла.

Только на выходе из больницы я обнаружил, что мне что-то написала Куросэ.

«Я пришла в себя, завтра пойду в школу. Прости, что заставила поволноваться».

К сообщению прилагался стикер с плачущим и извиняющимся кроликом.

В ответ я отправил собачку, которая показывала «окей», и спрятал телефон обратно в карман.

 

На следующий день я, как обычно, тайком читал книжку. Переворачивая страницы, думал: как же повезло, что угодил на дальний ряд.

Сегодня я притащил с собой драматичную семейную сагу. Главный герой рано лишился отца, и его воспитывала бабушка. Его история и чувства здорово перекликались с моими, так что книга откликнулась во мне. От нее веяло теплом и ностальгией.

К третьему уроку я уже дочитал, так что на большой перемене поспешно проглотил принесенный с собой обед и унесся в кабинет кружка.