Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

нему великий ван. Чхун Ун тем временем уже сообщила новость госпоже. Весь дом был в смятении. Туча тревоги омрачила чело наместника, и он не мог вымолвить ни слова.

– Не беспокойтесь, тесть, – утешал его Ян Со Ю, – повелеть-то государь повелел, но считается же он с законами и обычаями и ни за что не допустит нарушения верноподданным долга и морали. А я, хоть и никчемный человечишко, но ни в коем случае не побоюсь последовать примеру Сун Хуна[57].

Присутствовавшая накануне во дворце «Явление феникса» императрица-мать сквозь жемчужную штору видела Ян Со Ю, и он пришелся ей по душе.

– Это действительно тот, кто должен стать супругом Нан Ян, – сказала она государю. – Разве может быть другое мнение?

И она послала Воль-вана к Ян Со Ю: государь, мол, вызывает вас и желает говорить лично.

А император тем временем пребывал в храме предков, и вдруг ему захотелось еще раз прочесть вчерашние стихи Ян Со Ю. Он приказал евнуху собрать их у фрейлин и принести ему. Все сочинительницы глубоко попрятали доставшиеся им стихи, и лишь одна, возвратившись с веером в свою комнату, прижала его к груди и всю ночь проплакала, тоскуя, лишилась сна и аппетита. Это была Чин Чхэ Бон – дочь ревизора Чина из уезда Хуаинь. Ревизор погиб насильственной смертью, а Чхэ Бон привезли в столицу и сделали фрейлиной. Все придворные дамы расхваливали красоту девицы Чин, поэтому государь призвал ее и, увидев, выразил желание назначить ее фрейлиной при своей особе. Но императрица-мать выразила сомнение и предостерегла сына:

– Девушка из дома Чин, конечно, располагает к себе. Но помни: мы убили ее отца, и приблизить к себе его дочь, боюсь, не значит ли навсегда лишиться безмятежного покоя и навлечь на себя возмездие.

Государь счел эти доводы разумными и изменил решение. Вызвав Чхэ Бон, он спросил:

– Знаешь ли ты грамоту?

– Немного разбираюсь, – отвечала девушка.

Тогда государь, зачислив ее в придворные сочинительницы, вверил ей переписку двора. Императрица-мать приблизила ее к принцессе, и Чхэ Бон научила Нан Ян читать и писать. Принцесса так привязалась к девице Чин, что не желала и на минуту расставаться с ней.

В тот день, когда Чхэ Бон вместе с императрицей отправилась во дворец «Явление феникса» и по приказу императора вместе с другими придворными сочинительницами принимала стихи от первого министра Яна, могла ли она не узнать, что этот первый министр государя – тот самый молодой господин Ян, о котором она не забывала ни на одну минуту! А ему было невдомек, что Чхэ Бон жива. К тому же в присутствии государя он и глаз поднять не смел, лишь писал стихи. Чхэ Бон же как взглянула на него, так душа ее вспыхнула огнем, а тело будто растаяло. Опасаясь, как бы кто не заподозрил ее, пряча грусть, скрывая горе, она печалилась о невозможности высказать чувство и вздыхала украдкой о том, как трудно забыть прошлое. Но сердцу не прикажешь, и, страдая, Чхэ Бон держала перед собой веер и читала-перечитывала его стихи. Но легче ей от этого не становилось. А в стихах говорилось:

Веер круглый из шелка, схожий с луной,

Спорит с ручкой красавицы нежностью, цветом…

И поет комунго, теплым ветром полно.

Отдохнуть хоть бы миг ветру времени нету!

Веер круглый из шелка, и лунный диск,

И красавицы ручка во всем ли похожи?

Заслонила стыдливо рукой ясный лик —

И никто увидать цвет весенний не может.

Чхэ Бон прочитала вслух первую строфу и вздохнула: «Господин Ян не знает о моих переживаниях. Я во дворце, но как найти повод проникнуть к государю?» Потом прочла вторую строфу и снова вздохнула: «Лица моего он не мог видеть, но в душе господин Ян не должен забыть меня. Вот и дух стихов говорит об этом. Мы находимся совсем рядом, а будто тысяча ли лежит между нами». Потом она вспомнила, как жила дома, вспомнила, как обменялись они одами «Плакучей иве», и не выдержала: горькими слезами омочила ворот платья. Вдруг в голове возникли стихи, и она приписала их на веере под его стихами. Прочитала вслух и опять вздохнула. Вдруг слышит: евнух по приказу его величества собирает веера со стихами. Она растерялась, задрожала вся и только повторяла:

– Что же делать? Убьют меня теперь, убьют!

По высочайшему указу наместник Чон возвращает Ян Со Ю свадебный подарок

– Государь император желает еще раз почитать стихи, написанные его первым министром Яном на веерах, – обратился евнух к фрейлине Чин.

– Я, злосчастная, – со слезами взмолилась Чхэ Бон, – нечаянно ответила на эти стихи и записала ответ на веере. Знаю, что совершила смертный грех. Если государь прочитает их, он обязательно прикажет убить меня. Право, лучше покончить с собой, чем быть казненной. Когда я наложу на себя руки, то похоронить себя я поручаю тебе. Умоляю тебя, не отдай меня на съедение воронью!

– К чему такие слова? – отвечал евнух. – Император милосерден и великодушен, он не накажет строго. Правда, бывает, что и святой человек прогневается, но тогда я уж постараюсь уговорить его и выручу тебя. А теперь следуй за мной, госпожа придворная сочинительница.

Госпожа Чин последовала за ним, но у дверей остановилась, а евнух вошел к императору и передал ему стихи. Сын Неба стал читать их одно за другим и наконец дошел до веера Чхэ Бон. Увидев, что под стихами Ян Со Ю появились другие, он с удивлением осведомился у евнуха, что это значит, и тот доложил его величеству:

– Госпожа Чин призналась мне. Полагая, что ваше величество не станет снова требовать стихи, она своевольно сочинила ответ и приписала внизу, а теперь, боясь, что ей не избежать смертной казни, решила покончить с собой. Но я отговорил ее и привел сюда.

Государь перечитал ее стихи. В них говорилось:

Схож веер круглый с ясным

      луны осенней диском.

Из башенки смущенный

      взор помните ли вы?

В ту пору не пришлось нам

      узнать друг друга близко.

Теперь я вновь вас встретила

      лишь на беду, увы!

– У нее определенно к кому-то глубокое чувство. Где-то с кем-то она встретилась – таков, насколько я понимаю, смысл этих стихов, – задумчиво произнес государь. – За талант ее можно пощадить и даже поощрить.

И он приказал евнуху позвать госпожу Чин. Чхэ Бон вошла