Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

бы я исчезла в день вашего отъезда, Янь-ван непременно выслал бы погоню. Поэтому лишь несколько дней спустя я потихоньку вывела тысячеверстного скакуна вана, вскочила на него и уже через два дня догнала вас на земле Ханьдань. Тут как раз вы и окликнули меня. Следовало бы тогда же рассказать вам обо всем, да слишком много было рядом глаз и ушей, поэтому я и взяла грех на душу. Так что переоделась я, чтобы обмануть преследователей, а нынче ночью, уступая настойчивой просьбе Сом Воль, поступила как некогда Чжан Цзи[52]. Хоть вы и перестали подозревать Сом Воль, она еще долго трепетала от страха. Теперь, когда вы убедились в ее невиновности и не подозреваете ее в низости, если вы позволите поселиться нам с ней в тени высокого дерева, мы будем вместе служить вам, а как только вы обзаведетесь мудрой и добропорядочной супругой, мы поздравим вас и покинем ваш кров.

– Красотой души сударыню Чок можно, пожалуй, сравнить с той кисэн, что носила траур по некоему Яну, и мне приходится только стыдиться, что я не обладаю талантами полководца и флотоводца Ли Вэй-гуна, – отвечал Ян Со Ю. – Вы только что предложили жить дружно всем вместе, так мы что-нибудь придумаем.

Кён Хон стала без конца благодарить Яна, а Сом Воль сказала:

– Ты уже побыла с господином, заменив меня, точно так же я вполне могу отблагодарить его вместо тебя.

Она вскочила и стала кланяться.

Эту ночь Ян Со Ю провел с обеими, а светлым утром сказал:

– В дальней дороге повсюду глаза и уши, поэтому путешествовать вместе нам невозможно. Но после свадьбы мы непременно встретимся.

И он отправился дальше.

Ян Со Ю отвечает яшмовому тансо принцессы Нан Ян

Возвратившись в столицу, Ян Со Ю поспешил на доклад к государю. Как раз к тому времени подоспели повинная Янь-вана и дань от него золотом, серебром и шелками. Сын Неба остался очень доволен. Отметив заслуги Ян Со Ю и похвалив его за усердие, он выразил желание пожаловать ему титул удельного князя. Глубоко потрясенный, Ян Со Ю пал ниц перед государем и стал упорно отказываться. Это еще больше растрогало государя. Он взял Ян Со Ю за руку и назначил его первым министром Палаты обрядов и церемоний, а также присвоил звание придворного академика. Щедро наградив его, Сын Неба устроил ему прием с почестями, чем выразил свое глубокое уважение. И достиг Ян Со Ю славы, в веках небывалой.

Когда придворный академик вернулся домой, наместник и его супруга встретили его на террасе, поздравили с достижением успеха в опасном деле и порадовались тому, что он стал важным сановником. Весь дом ликовал. А в саду Яна ждала Чхун Ун. И уж говорили они – не могли наговориться и о тоске в разлуке, и о безмерной радости встречи. Да разве можно рассказать здесь обо всех их сокровенных чувствах!

Сын Неба, высоко ценя литературный талант Ян Со Ю, часто приглашал его во дворец и обсуждал с ним книги конфуцианского канона, исторические записки. Почти ежедневно приходилось бывать первому министру во дворце. Однажды, пробыв у его величества до поздней ночи, Ян Со Ю возвращался на ночное дежурство в Придворной академии. Яркий свет луны настраивал на лирический лад, спать не хотелось. Со Ю поднялся на высокую башню, сел, опершись на перила, и стал читать стихи о луне. Вдруг что-то коснулось его слуха: слабые звуки тансо, витая где-то среди облаков, еле-еле достигали башни. Мелодию разобрать было нельзя, но звуков таких среди простых смертных не услышишь. Ян позвал чиновника и спросил:

– Эти звуки слышатся из-за дворцовой стены. Неужели во дворце может кто-нибудь так играть?

– Не могу знать, – ответил чиновник.

Тогда Ян достал свое яшмовое тансо и заиграл. Его песня тоже устремилась в небо и приостановила полет облаков. Вдруг со стороны дворца вылетела пара журавлей и закружилась в танце под его музыку. Все чиновники Придворной академии были изумлены. «Ванцзы Цзинь[53] – в нашей академии», – говорили они.

У вдовствующей императрицы было два сына – государь император и князь Вольван и одна дочь – принцесса Нан Ян. Перед тем как появиться на свет принцессе, ее матери во сне явилась фея и положила ей на грудь жемчужину. Когда Нан Ян подросла, она и впрямь напоминала полевую орхидею[54]. Воспитанная по всем правилам дворцового этикета, Нан Ян не ведала житейских тревог и волнений. В то же время к литературе она проявляла необыкновенные способности и в шитье была изумительная искусница. Императрица-мать ее очень любила. Однажды принцесса получила в дар из западного великого княжества Цзинь тансо, украшенное белой яшмой. Тансо оказалось необыкновенным: сколько ни пытались играть на нем музыканты, оно не издавало ни звука. Но однажды ночью принцессе во сне явилась фея, обучила ее мелодии и раскрыла секрет инструмента. Пробудившись, Нан Ян решила испытать яшмовое тансо: полились чистые и стройные звуки. Вдовствующая императрица и Сын Неба отнеслись к этому как к чему-то само собой разумеющемуся и похвалили Нан Ян, посторонние же ни о чем не догадывались.

Принцесса каждую ночь играла одну и ту же мелодию. На музыку ко дворцу слетались журавли и заводили пляску. Однажды императрица сказала своему венценосному сыну:

– В старину дочь циньского князя Му – Лун-юй славилась игрой на тансо, а теперь одна песня Нан Ян не уступает таланту Лун-юй. Право же, ее можно назвать первой после Сяо Ши.

По этой причине, когда принцесса подросла, ей никак не могли найти достойного жениха.

Однажды ночью ярко светила луна. Принцесса играла, а журавли кружились в пляске. Когда же мелодия оборвалась, молодые журавли полетели в сторону Придворной академии и закружились над ее садом. А после по дворцу прошел слух, что журавли плясали под звуки тансо первого министра Яна. Это дошло до Сына Неба и показалось ему странным. «Знать, судьба принцессы в этом человеке», – подумал он и сказал матери:

– Ян Со Ю и по возрасту подходит принцессе, и пригож, и талантлив, как никто при дворе. Вот бы сделать его императорским зятем!

Мать засмеялась.

– Я постоянно озабочена тем, что мы до сих пор не сыскали нашей Со Хва достойного супруга, и вот слышу: Ян Со Ю – ее суженый. Однако я хотела бы сама посмотреть на него и решить, – ответила она.

– Это нетрудно осуществить, – сказал император. – В ближайшие дни вызову его под каким-нибудь предлогом и стану говорить с ним о поэзии, а