Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

тоже знаю «три служения женщины»[59], – отвечала Чхун Ун, – да и чувства мои несколько иные, чем у других. Мы с младенчества росли вместе с барышней, и никогда мне не давали понять, что она существо высшее, а я – низшее. Я поклялась всегда быть вместе с барышней, делить с ней счастье и горе, честь и позор. Весеннее Облачко следует за барышней, как тень следует за телом. И если тела уже нет, как же может остаться его тень?

На это Ян Со Ю возразил:

– Твою преданность хозяйке можно считать похвальной, но ваше положение неодинаково. Она может выйти замуж за кого угодно и где угодно: на востоке или западе, на севере или юге. А разве тебе ничто не помешает, согласно правилам для женщин, служить вместе с барышней другому человеку?

– Ваши слова, – отвечала Чхун Ун, – прежде всего говорят о том, что вы не знаете ни барышни, ни меня. Твердое решение барышни – не покидать родительского крова. А после того как отец и мать расстанутся с миром, она уйдет в монастырь, пострижется в монахини и станет молиться Будде, чтобы в последующей жизни никогда не превращаться в женщину. Я в точности последую ее примеру. И если вы снова захотите увидеть Чхун Ун, то говорить об этом можно будет только после того, как ваш свадебный подарок возвратится в комнату барышни. В противном случае мы разлучаемся навсегда. А я хочу лишь одного: чтобы в последующей жизни стать собакой или лошадью в вашем доме и преданно служить своему хозяину. Только прошу, берегите себя!

Отвернувшись, она села и рыдала еще полдня. Потом поднялась, дважды поклонилась и ушла.

Ян Со Ю подает прошение на высочайшее имя

После ухода Чхун Ун Ян Со Ю совсем приуныл и, устремив глаза в голубое небо, сокрушенно вздыхал, горюя об утрате. «А все-таки я подам прошение на высочайшее имя!» – сказал он себе и тут же принялся писать. Тон письма получился довольно резкий. В прошении говорилось:

«Первый министр Палаты обрядов и церемоний, ваш верноподданный Ян Со Ю сто раз бьет челом и обращается с письмом к вашему величеству.

По моему ничтожному мнению, мораль и общественный порядок – основа политики государя. А брак относится к области моральной. Стоит только раз подорвать основу брака, как сильно пошатнутся общественные нравы и в стране начнутся беспорядки. А коль скоро перестанут оберегать моральную основу брака, то и семейные устои перестанут быть незыблемыми, что приведет к разрушению семьи. Разве это не отразится на судьбе государства, его процветании или упадке? Вот почему, когда мудрый человек и просвещенный монарх хочет управлять страной, безусловно принимая все это во внимание, он в первую очередь сознает важность поддержания моральных устоев и общественного порядка в стране и стремится упорядочить семью, а основным условием этого считает честность в вопросах брака.

Поскольку ваш подданный уже преподнес девушке Чон свадебный подарок и нашел в ее семье свое пристанище, значит для него этот вопрос уже решен. Поэтому высочайший приказ об избрании его императорским зятем, последовавший столь неожиданно, отдан тому, кто не подходит для этого.

Я в отчаянии и не знаю, как совместить приказ вашего величества и распоряжение двора с существующим обычаем.

Если бы я даже не был помолвлен, и то, вследствие своего низкого происхождения и мизерных знаний, я не мог бы быть подходящим кандидатом в зятья вашего величества. Тем более, неужели вы не считаете скомпрометированным того, кто уже сделал свадебный подарок в доме Чона, и желаете выдать за него бесценную принцессу?

Неужели вы, не считаясь с обычаем, пренебрегая насмешками и презрением, хотите допустить нарушение моральных правил?

Только что, издав секретный указ, вы отменили обряд, который уже был совершен. Я, находясь на посту первого министра Палаты обрядов и церемоний, во имя долга не могу согласиться с этим. Опасаюсь, что этот случай со мной подорвет моральные устои в стране и нанесет ущерб престижу государя, а впоследствии начнут подгнивать и семейные устои. И может случиться, что ничего уже нельзя будет изменить.

Пав ниц, умоляю, государь, из уважения к основам морали и общественным нравам, поспешите отменить приказ и тем самым сохраните благополучие подданных».

Когда государь прочитал прошение и изложил его суть императрице-матери, она пришла в великий гнев и приказала заточить Ян Со Ю в темницу. А когда министры двора стали убеждать государя не делать этого, его величество сказал:

– Мы и сами знаем, что наказание чрезмерно, но императрица-матушка сейчас непреклонна, и мы не можем простить его.

И он приказал заключить сановника в темницу.

Ян Со Ю отправили в темницу, а наместник Чон, трепеща от страха, крепко запер ворота своего дома и перестал принимать гостей.

Ян Со Ю становится маршалом

В скором времени Тибет стал настолько сильным, что, отрядив стотысячное войско, стал отрезать одну за другой окраинные провинции. Его передовые отряды уже достигли Вэйцяо. В императорской столице царила паника, поэтому государь созвал на совет придворных. Они посовещались и написали всеподданнейший доклад:

«Столичное войско не превышает нескольких десятков тысяч, подкрепление извне еще не подоспело. Нам кажется, было бы правильным на короткое время покинуть столицу и направиться в Гуаньдун, а потом созвать войска со всех провинций и возвратить все потерянное».

Государь еще колебался и не мог прийти к определенному решению.

– Из всех наших подданных, – сказал Сын Неба, – лишь Ян Со Ю обладает достаточной решительностью и хитростью. Мы же наказываем его за проступки, но ценим за таланты. Ведь в том, что мы недавно заставили покориться три лагеря, целиком заслуга Ян Со Ю.

И, приказав привести Ян Со Ю, государь спросил, каковы его соображения.

– В столице – храм предков императора, его дворец, и, если теперь он покинет ее, это приведет к тому, что вера в него людей Поднебесной поколеблется. К тому же я опасаюсь, что, если сильный разбойник захватит нашу землю, трудно будет отвоевать ее вдруг. Раньше, во времена Дай-цзуна, когда совместными усилиями тибетцев и уйгуров, собравших миллионное войско, была осквернена столица Поднебесной, наша защита была куда слабее нынешней. Тогда фэньянский ван Го Цзы-и объезжал войско на одном коне. Хотя мои таланты и хитрость не достигнут и самой малости его, но думаю, если бы дали мне войско в несколько тысяч человек, я усмирил бы обнаглевшего разбойника и отблагодарил бы ваше величество за возвращенную мне свободу.

Государь очень