Моё розенкрейцерское приключение: вклад в новейшую историю магии и исследование методов теургии - Израэль Регарди

глубины прошлого и уводящее к истокам физиологической преемственности». Центральное положение между двумя этими фигурами на рисунке «Сад Эдема» занимает Адам, опирающийся на воплощенную в Еве «коренную» силу. Адам — это Руах, или Эго, еще не пробудившееся и не осознавшее заложенных в нем сил и возможностей. С более общей точки зрения он олицетворяет весь род человеческий в целом и является «персонификацией коллективного Логоса — “Сонма”, а также Владык Мудрости или Небесного Человека, воплотившегося в человечестве». Наконец, его можно понимать и как символ соискателя на той стадии Пути, когда, образно выражаясь, никто еще не разбудил спящих в его душе собак.

Под этими тремя фигурами дремлет свернувшийся кольцами многоглавый Дракон— непробужденный, безмолвный и неподвижный. Ни один из персонажей рисунка, по-видимому, не осознает присутствия этой затаившейся в глубине могучей силы. Сила эта, титаническая и прометеева, есть заключенная в человеке активная магическая энергия, его либидо, само по себе нейтральное, пребывающее по ту сторону добра и зла.

Рисунок, используемый при посвящении в степень Философа, во многом схож с вышеописанным. Но в Ритуале Воды демонстрировался безмятежный покой Эдема, а на стадии Философа главная роль отводится силе Огня, вызывающей катастрофу. Гидроглавый Дракон, прежде покоившийся под корнями Древа, пробудился и занял положенное ему место. На рисунке, именуемом «Грехопадение», его рогатые головы вздымаются до самых ветвей Древа Жизни, достигая сефиры Даат. Соблазнившись плодом древа познания (а здесь следует вспомнить, в каком значении употребляется в Библии слово «познать»), Ева (низшее «я») устремилась вниз, в «мир, преисполненный темного великолепия, вероломную глубь без конца и края», и в результате Адам утратил опору. Ева не смогла воспротивиться неотразимой притягательности пробуждающегося подсознания. Упасть куда легче, чем подняться в горние выси. И все-таки считать Грехопадение катастрофой следует только с одной точки зрения, с другой же — пробуждение Дракона даровало человеку сознание силы, а сила есть жизнь и прогресс. Дракон символизирует не только врага, которого необходимо победить, но и великую награду, которая достанется победителю.

Каббалистическая сефира Даат помещается в точке соединения сефирот Хокма и Бина со стволом Древа Жизни и олицетворяет знание — дитя Мудрости и Понимания. Даат соотносится с символической сферой, образующейся внутри или над Руах по мере накопления опыта: усвоенный опыт превращается в интуицию и мыслительные способности. Однако изначально сефира Даат обязана своим существованием подъему Дракона (или, если угодно, одержимости пробуждающимися архетипами Бессознательного). Самосознание — результат Грехопадения. «И теперь доказано, — утверждает Блаватская, — что Сатана или Красный Огненный Дракон, “Владыка Фосфора” <…> и Люцифер, или "Светоносец” находится в нас; это наш Ум, наш Искуситель и Искупитель, наш разумный Освободитель и Спаситель от чистого анимализма»[75].

Согласно оккультной теории эволюции, Грехопадение случилось из-за того, что некий Высший Разум вступил в тесный контакт с новорожденным человечеством, пробудив тем самым его коллективную душу. Ритуал посвящения позволяет воспроизвести этот процесс в рамках индивидуальной сферы сознания: оплодотворяющие силы стихий пробуждают Красного Дракона. Когда магия таким образом берет на себя божественные прерогативы и активизирует Даат, то поначалу это влечет за собой катастрофические последствия, поскольку адекватно понять роль пробужденного подсознания удается не сразу. Некоторое время кандидат злоупотребляет обретенными дарами, используя их в узко эгоистических целях. Однако сама эта катастрофа, сами эти злоупотребления помогают сформировать самосознание. Страдание и понимание его причин неизменно побуждают соискателя вступить на путь Великого Делания (даже в том случае, если сначала ему придется обратиться за помощью к психоаналитику). Это побуждение и новорожденное самосознание суть первые проявления сефиры Даат. Даат олицетворяет высшую форму сознания и начало духовного возрождения. Она действует как самопроизвольно установившаяся связь между Высшим Гением, безмятежно покоящимся в Божественном Эдеме, с одной стороны, и человеческой душой, которую Грехопадение приковало к миру иллюзий, чувств и материи, — с другой. Но до тех пор, пока обретенные знания и самосознание не обратятся на достижение благородных и альтруистических целей, неизбежными следствиями пробуждения Даат будут страдания и скорбь. Красный Дракон — оборотная сторона силы эроса — будет опустошать малое царство нашего «я» до тех пор, пока мы не возвысимся до божественных частей нашей человеческой природы и не победим врага, водворив его на законное место. Тогда мы сможем использовать весь жизненный опыт и его плоды, не игнорируя и не подавляя ни одну из его составляющих, и это поможет нам преодолеть индивидуальные ограничения.

В связи с последствиями Грехопадения, в результате которого опора, поддерживавшая Руах, низверглась в область оболочек[76], а Малкут отделилась от остальных сефирот, позволю себе процитировать несколько особенно уместных строк из Юнга: «Сознание, оторванное от корней и более неспособное опираться на авторитет прообразов, обрело прометеевскую свободу, но вместе с нею и безбожную hybris[77]. Оно воспаряет над землей и над самим человечеством, однако этот полет чреват опасностью падения — разумеется, не для отдельного человека, а в коллективном смысле — для самых слабых членов такого сообщества, которое, опять же подобно Прометею, приковано к скале Кавказа цепями бессознательного»[78]. Таким образом, Адепту ни в коем случае нельзя отрываться от своих корней. Его задача — объединить и интегрировать все уровни Древа, воспитать и развить «титанические» силы своего бессознательного, дабы превратить их в могущественное, но покорное ездовое животное.

Сюжет двух вышеописанных рисунков получает дальнейшее развитие в Ритуале Младшего Адепта. Претендента вводят в Склеп и показывают ему Гробницу Осириса — Пастос, в котором покоится Отец наш, Христиан Розенкрейц. Изображение на крышке пастоса завершает историю, начатую предыдущими иллюстрациями. Рисунок разделен на две части. В нижней половине помещена фигура Адама, сходная с изображением на рисунке, используемом в Ритуале Практика, однако головы Дракона здесь уже опускаются вниз, и перед нами — символ Оправданного, символ просветленного Адепта, который своим самопожертвованием вырывает падшее царство естественного «я» из тисков свирепствующего эроса. В верхней же половине находится изображение, олицетворяющее истинную природу вещей, скрытую за обманчивой наружностью. Эта благородная и величественная фигура так описана в тексте ритуала: «И, обратившись, увидел я семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Бен Адаму[79], облеченного в подир[80] и по персям опоясанного золотым поясом: глава его и волосы его белы как снег; и очи его как пламень огненный; и ноги его подобны блестящей меди, как раскаленные в печи; и голос его как шум вод многих. Он держал в деснице своей семь звезд, и из уст его выходил Меч Пламенеющий, и лице его было как солнце, сияющее в силе своей»[81].

Итак,