Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

со взъерошенной бородкой? – пытается угадать Пиннеберг.

– Какого седого? – Яхман смеется. – Ах, Пиннеберг, да я же вас просто разыгрывал. Неужели не поняли?

– Нет, – говорит Пиннеберг. – И я вам не верю.

– Ну, как хотите. Вот увидите. А в кино мы сходим сегодня вечером все вместе. Хотя нет, сегодня вечером мы лучше спокойно поужинаем – что у вас на ужин?

– Жареная картошка, – сообщает Пиннеберг. – И копченая селедка.

– А что будете пить?

– Чай, – говорит Пиннеберг.

– С ромом?

– Моя жена не пьет алкоголь!

– Верно! Она кормит грудью. Вот она – семейная жизнь. «Моя жена не пьет алкоголь». Значит, и я не пью. Бедняга!

– Но я не люблю чай с ромом.

– Вам так кажется, потому что вы женаты. Будь вы холостяком – любили бы, это такие семейные штучки. Ах, не спорьте, я никогда не был женат, но точно знаю. Если я жил с женщиной и у меня появлялись такие симптомы, как ром без чая…

– Ром без чая, – серьезно повторяет Пиннеберг.

Яхман не замечает:

– Да, вот именно, тогда я ставил точку. Окончательную. Даже если мне было тяжело. Итак, жареная картошка, селедка…

– Копченая.

– Копченая и чай. Знаете, Пиннеберг, я быстренько заскочу вон в тот магазин. Но это точно в последний раз…

И Яхман исчезает в гастрономе.

Когда он возвращается, Пиннеберг твердо заявляет:

– Теперь скажу вам вот что, господин Яхман…

– Да? Кстати, вы могли бы взять один пакет.

– Давайте. Нашему Малышу всего три месяца. Он еще ничего не видит, не слышит, не играет ни с чем…

– Зачем вы мне это рассказываете…

– Так что если вам взбредет в голову зайти в игрушечный и купить моему сыну плюшевого мишку или железную дорогу – вы потом не найдете меня у двери!

– Игрушечный… – мечтательно говорит Яхман. – Мишка… Железная дорога… Послушать только, прямо папаша говорит! Мы ведь еще пройдем мимо игрушечного?

Пиннеберг начинает смеяться.

– Я сбегу, господин Яхман, – говорит он.

– Вы и вправду дурачок, Пиннеберг, – вздыхает Яхман. – А я-то вам как отец!

Посещение против воли. Яхман открывает для себя хорошую, сытую жизнь.

Они обменялись приветствиями, Ягненок и Яхман, и Яхман по долгу вежливости склонился над детской кроваткой, постоял так с минуту и сказал:

– Несомненно, прекрасный ребенок.

– Весь в мать, – ответила Ягненок.

– Весь в мать, – согласился Яхман.

Затем он развернул свои покупки, и Ягненок, увидев внушительное количество деликатесов, из вежливости воскликнула:

– Но вам же не следовало этого делать, господин Яхман!

Потом они ели и пили (чай, правда, но не жареную картошку с копченой селедкой), затем Яхман откинулся на спинку стула и с довольным видом произнес:

– Так-с… А теперь самое приятное: сигара.

Неожиданно энергично Ягненок запротестовала:

– К сожалению, самого приятного не будет, потому что из-за Малыша здесь курить нельзя.

– Серьезно? – спросил Яхман.

– Абсолютно серьезно, – твердо ответила Ягненок.

Но когда Хольгер Яхман тяжело вздохнул, она предложила:

– Поступите, как мой муж: выйдите ненадолго на крышу кинотеатра и покурите там. Я поставлю вам свечку.

– Отлично, – тут же согласился Яхман.

И вот они ходят туда-сюда по крыше – Пиннеберг с сигаретой, Яхман с сигарой. Оба молчат. Маленькая свечка стоит на полу, и ее свет даже не достигает запыленных балок потолка.

Туда-сюда. Туда-сюда. Безмолвно рядом.

А поскольку сигарета кончается быстрее сигары, Пиннеберг на минутку юркнул обратно к Ягненку, чтобы обсудить этот необычный случай.

– Что он сказал? – спросила Ягненок.

– Ничего. Просто пошел со мной.

– Ты случайно встретил его?

– Не знаю. Кажется, он поджидал меня. Но я не уверен.

– Все это очень загадочно, – сказала Ягненок. – Что ему вообще от нас нужно?

– Понятия не имею. Главное, сначала у него была идея фикс, что за ним следит какой-то седой мужчина.

– Как следит?

– Наверное, сыщик. И с моей матерью он тоже поссорился. Может, это как-то связано.

– Понятно, – сказала Ягненок. – И больше он ничего не говорил?

– Говорил. Что завтра вечером хочет пойти с нами в кино.

– Завтра вечером? Он что, собирается здесь остаться? Он же не может ночевать тут. У нас нет для него кровати, а наш клеенчатый диван слишком короткий.

– Нет, конечно, он не может остаться. Ну… а может, он просто возьмет и останется?

– Через полчаса, – твердо сказала Ягненок, – я буду кормить Малыша. И если ты к тому времени ему не скажешь, скажу я.

– Придется сказать, – вздохнул Пиннеберг и снова вышел к молчаливому гуляке.

Через некоторое время Хольгер Яхман аккуратно потушил окурок сигары, глубоко вздохнул и сказал:

– Иногда я с удовольствием немного размышляю. Обычно я, конечно, предпочитаю болтать без умолку, но иногда полчаса молчаливых раздумий – это прекрасно.

– Да вы меня разыгрываете, – запротестовал Пиннеберг.

– Ничуть. Ничуть. Я просто размышлял о том, каким я был в детстве…

– Ну и? – спросил Пиннеберг.

– Да я ведь и сам не знаю… – замялся Яхман. – Кажется, я теперь совсем не похож на того, кем я был. – Он присвистнул. – Может, я все делал не так. Обычно я чертовски самоуверен, знаете ли. А начал-то я лакеем.

Пиннеберг не нашелся что ответить. Яхман тяжело вздохнул.

– Ладно, теперь говорить об этом бесполезно. Вы совершенно правы. Может, пойдем обратно к вашей жене?

И они вошли внутрь, где Яхман тут же в прекрасном настроении и начинает болтать всякую чушь:

– Ну-с, фрау Пиннеберг, эта квартира – просто безумие. Я много чего повидал на своем веку, но такого сочетания безумия и уюта… Как только жилищный надзор позволяет такое – для меня загадка.

– Он и не позволяет, – заметил Пиннеберг. – Мы живем здесь неофициально.

– Неофициально?

– Ну, эта квартира, конечно, не квартира, а складские помещения. И о том, что мы здесь живем, знает только тот, кто сдал нам эти склады. Официально мы прописаны внизу, у столяра.

– Так-так, – протянул Яхман. – Значит, никто, даже полиция, не знает, что вы здесь живете?

– Никто, – твердо сказал Пиннеберг, глядя на Ягненка.

– Хорошо, – снова сказал Яхман. – Очень хорошо.

Он еще раз оглядел комнаты, и взгляд его наполнился нежностью.

– Господин Яхман, – говорит Ягненок, принимая на себя роль ангела с мечом, – мне нужно сейчас приготовить Малыша ко сну и покормить…

– Прекрасно, – снова сказал Яхман. – Не стесняйтесь меня. А лучше всего, если мы все после этого тоже ляжем спать. Я сегодня ужасно набегался, очень устал. А пока я себе тут на диване из подушек и стульев постелю…

Супруги переглянулись. Потом Пиннеберг отвернулся, подошел к окну и принялся барабанить пальцами по стеклу, пока его плечи содрогались от смеха.

Но Ягненок сказала:

– Как вам не стыдно, господин Яхман! Я сама вам постелю.