Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

под ногами. Она всегда была веселой. Слова плохого никому никогда не сказала, и вы решили ее опозорить?!

– Нет, нет! – испуганно зашептал Пиннеберг.

– Ну конечно! Нет! – кричит госпожа Мюршель. – Нет! Однако! Я жду. Уже две недели жду, когда она отдаст свое белье на стирку – и ничего! Как вам это удалось, а?!

Пиннеберг не мог этого сказать.

– Мы ведь еще молоды, – мягко ответил он.

– Ах ты, – женщина еще сильнее рассвирепела, – девочку мою на такое подбил. – И она снова закричала: – Свиньи вы, мужики! Все свиньи! Тьфу!

– Мы поженимся, как только уладим все формальности, – объясняет Пиннеберг.

Фрау Мюршель отвернулась к плите. Жир в сковородке продолжает шипеть.

– Кто вы вообще такой? Можете ли вы вообще жениться? – спрашивает она уже спокойнее.

– Я бухгалтер. В зерноторговой компании.

– Служащий, значит?

– Да.

– Я бы предпочла рабочего, – фыркает она. – А сколько вы зарабатываете?

– Сто восемьдесят марок.

– С вычетами?

– Нет.

– Это даже хорошо, – говорит женщина, – что не так уж и много. Я просто хочу, чтобы моя девочка не зазнавалась. – И снова злым голосом: – Не думайте, что у нее есть приданое. Мы пролетарии. У нас ничего нет. Только немного белья, которое она сама купила.

– В этом нет необходимости, – говорит Пиннеберг.

Вдруг женщина снова сердится:

– У вас тоже ничего нет. Вы не похожи на того, кто экономит. Если ходишь в таком костюме просто так, значит, за душой ни гроша.

Пиннебергу не нужно признаваться, что она почти попала в точку, потому что в этот момент наконец возвращается Ягненок с углем. Она в прекрасном настроении:

– Заела она тебя, мой бедный мальчик? – спрашивает она. – Мама – настоящий чайник, всегда кипит.

– Не дерзи, – ругается старуха. – иначе получишь по заднице. Иди в спальню и переоденься. Мне нужно будет переговорить с твоим отцом наедине.

– Хорошо, – отвечает Ягненок. – Ты уже спрашивала моего жениха, любит ли он картофельные оладьи? Сегодня день нашей помолвки.

– Убирайтесь! – кричит госпожа Мюршель. – И чтобы дверь не закрывали, уж я прослежу, чтобы вы не наделали глупостей.

Они сидят друг напротив друга за маленьким столиком на белых стульях.

– Мама – простая работница, – говорит Ягненок. – Она всегда такая грубая, она ничего такого не думает.

– О, еще как думает, – говорит Пиннеберг и усмехается. – К тому же твоя мама в курсе того, о чем нам сегодня сказал доктор.

– Конечно, она знает. Мама всегда все знает. Я думаю, ты ей очень понравился.

– Ну, мне так не показалось.

– Мама такая – она всегда должна ругаться. В такие моменты я ее уже даже не слушаю.

На мгновение воцаряется тишина, они сидят друг напротив друга, руки лежат на столике.

– Кольца нам тоже нужно купить, – говорит Пиннеберг задумчиво.

– О боже, да, – быстро отвечает Ягненок. – Говори быстро, какие ты предпочитаешь, блестящие или матовые?

– Матовые! – говорит он.

– Я тоже! Я тоже! – восклицает она. – Я думаю, у нас во всем одинаковый вкус, это замечательно. Сколько они будут стоить?

– Я не знаю. Тридцать марок?

– Так много?

– Если мы возьмем золотые.

– Конечно, мы возьмем золотые. Давай измерим наши пальчики.

Пиннеберг приближается к ней. Они берут нитку с катушки. Это сложнее, чем казалось на первый взгляд, – нитка то повисает на пальце, то врезается в него.

– Смотреть на руки – к ссоре, – говорит Ягненок.

– Но я ведь не смотрю на них, – отвечает он. – Я их целую. Я целую твои руки, Ягненочек.

Раздается очень глухой стук в дверь.

– Идите сюда! Отец пришел!

– Сейчас, – кричит Ягненок и вырывается из объятий Иоганнеса. – Давай поскорее приведем себя в порядок. Отец будет долго ворчать.

– Какой он, твой отец?

– Боже, ты сейчас все сам увидишь. Да это и не важно. Ты женишься на мне – только на мне, не на моих родителях…

– Вместе с Малышом.

– С Малышом, да. У него будут милые неразумные родители. Они не могут усидеть на месте и побыть разумными даже четверть часа…

За кухонным столом сидит высокий человек в серых штанах, сером жилете и белой трикотажной рубашке, без пиджака. На ногах у него тапочки. У него желтое морщинистое лицо, маленькие пронзительные глаза за нависшими очками, блеклые усы и почти белая борода.

Мужчина читает «Глас народа», но, когда входят Пиннеберг и Эмма, он опускает газету и рассматривает молодого человека.

– Так вы тот самый юноша, который хочет жениться на моей дочери? Очень приятно, садитесь. Кстати, вы еще передумаете.

– Что? – спрашивает Пиннеберг.

Ягненок повязывает фартук и начинает помогать матери на кухне.

Фрау Мюршель сердито говорит:

– Где опять пропадает этот негодник? Все оладьи остынут.

– Сверхурочные, – лаконично отвечает господин Мюршель. И подмигивает Пиннебергу. – Вы тоже иногда работаете сверхурочно, не правда ли?

– Да, – отвечает Пиннеберг. – Довольно часто.

– Но без оплаты?

– К сожалению. Шеф говорит…

Господина Мюршеля не интересует, что говорит его шеф.

– Видите ли, поэтому мне рабочий для моей дочери был бы предпочтительнее: когда мой Карл работает сверхурочно, ему за это платят.

– Господин Кляйнхольц говорит… – вновь пытается Пиннеберг.

– Что говорят работодатели, молодой человек, – объясняет господин Мюршель, – мы давно знаем. Это нас не интересует. Нас интересует то, что они делают. У вас же есть коллективный договор, а?

– Уверен, что есть… – говорит Пиннеберг.

– Вера – это дело религии, с этим рабочему не по пути. Разумеется, есть. И там написано, что сверхурочные должны оплачиваться. Зачем же мне зять, которому их не платят?

Пиннеберг пожимает плечами.

– Потому что вы не организованы, вы, служащие, – объясняет ему господин Мюршель. – Потому что у вас нет единства, никакой солидарности. Поэтому с вами делают что хотят.

– Я организован, – говорит Пиннеберг угрюмо. – Я в профсоюзе.

– Эмма! Мама! Наш молодой человек в профсоюзе? Кто бы мог подумать! Такой модный – и в профсоюзе! – Господин Мюршель наклонил голову и рассматривает своего будущего зятя, прищурившись. – Как называется ваш профсоюз, юноша? Давайте выкладывайте!

– Германский профсоюз служащих, – говорит Пиннеберг и все больше раздражается.

Долговязый господин чуть ли не съеживается от смеха.

– ГэПэЭс! Мама, Эмма, держите меня, наш юноша Глупец Первого Сорта, он называет это профсоюзом! Они же желтые, на двух стульях усидеть хотят! О боже, дети, смех же, да и только…

– Ну, позвольте, – говорит Пиннеберг сердито. – Мы не желтая организация! Мы не финансируемся работодателями. Мы сами платим свои взносы.

– Большим шишкам! Желтым бонзам! Что ж, Эмма, жениха ты выбрала подходящего. Настоящий гэпээсовец! Настоящий глупец! Крахмальный воротничок!

Пиннеберг с надеждой смотрит на Ягненка, но она не обращает на него внимания. Возможно, она к этому привыкла – если она не обращает внимания на такое, ему