Не слушай море - Мельцер Саша

– Стоять! – рявкнул я. И Мишель, видать, не ожидая столь громкого окрика, на мгновение застыл.

– Чего? – Он изумленно обернулся.

Я сам не понял, как занес кулак. Мишель со своим греческим лицом Аполлона стоял у плохо прокрашенной стены, и мне захотелось, чтобы на известке отпечаталась его кровь. Внутри билась не только ярость, но еще и обида: я действительно считал нас друзьями. В какой-то момент мне даже показалось, что мы могли бы вместе петь – в унисон, одним голосом на двоих.

Но Мишель оказался предателем.

Мне до последнего хотелось верить, что это – ошибка. Эйдлен даже оправдываться не стал, он вел себя так, словно гордился этим. А может, и вправду гордился?

И я ударил, с трудом отдавая себе отчет о последствиях. Из этой консерватории меня тоже могли выгнать – еще бы! Я сломал нос протеже ректора, исполнителю ведущих партий в студенческом оперном театре и потенциальному номинанту на «Грэмми» Мишелю Эйдлену. Такого бы мне консерватория не простила. А после московского случая я и сам бы себе такого не простил.

Мишель на миг потерял ориентацию в пространстве: он схватился рукой за косяк двери, чтобы не упасть. Не увидев крови, я ударил еще, и на этот раз у Эйдлена защитить лицо не получилось.

Из разбитого носа на пол упали бирюзовые капли, а Мишель, толкнув меня в плечо, быстро исчез в дверном проеме.

Глава 16

Я растирал пальцами случайно попавшие на них капли бирюзовой крови и хлопал глазами, не в силах поднять взгляд на то место, где только что стоял Мишель. Он словно испарился, исчез, и духа его в туалете не было. Он оставил после себя только едкий запах табака, раздражавший ноздри, и полное опустошение от осознания ошибки. Это Алиса была жертвой, терявшей голос, связанной с сиреной по воле случая и собственной судьбы.

«Надо ее найти», – решил я мгновенно, но мысли путались. Я не мог понять, неужели это воздействие сирены – такое ядовитое, проникавшее в самые дебри разума? Никто не знал, на что способны эти существа. То ли они просто завлекали пением, то ли, судя по Алисе, умели подавлять рассудок. На мгновение закрыв глаза, я уткнулся лбом в холодную кафельную плитку, но ее прохлада не остудила. Тело ломило от жара, в ушах звучало пение моря: явно из форточки, которую забыли закрыть. Меня тянуло к берегу, но я упрямо сопротивлялся, понимая, что это морок. Мишель наверняка решил испытать и на мне свои способности, а стать его марионеткой, подобно Алисе, я не мог: кто тогда будет с ним биться? Про сирен, кроме меня и Кристины, толком не знал никто.

Я глубоко вдохнул. В туалете стало совсем холодно из-за морозного ветра. Меня знобило. Похлопав себя по щекам, я медленно развернулся к двери и еще раз посмотрел на пальцы. Кровь уже засохла, и я все еще не верил в то, что она принадлежала Мишелю.

Дверь туалета я толкнул так, что она отлетела в сторону и ударилась ручкой о недавно выкрашенную стену. Известка осыпалась на пол, но я не придал этому никакого значения. У нашего курса шли пары по вокалу, репетиции «Орфея и Эвридики». Значит, искать Алису надо было или в репетиционном зале, или в большом зрительном: в последнее время педагоги все чаще собирали нас именно там.

Туда я и рванул первым делом. Коридоры были пусты, я бежал, громко топая. С трудом тормозя, еле вписывался в повороты. Консерватория – сплошной лабиринт, и даже за три месяца учебы я здесь не освоился до конца. Бежал больше по наитию, чем по памяти. Облегчение пришло тогда, когда я увидел табличку с надписью: «Большой зрительный зал».

Оттуда и правда доносилось пение, но голоса точно принадлежали не Алисе и Мишелю. Приоткрыв дверь, я увидел на сцене наш курс. Они распевались перед репетицией, и Геннадий Аристархович, заметив меня, окликнул:

– Елизаров, где тебя носит?! Мишель отпросился, сегодня ты за Орфея…

– Я не могу! – выкрикнул я с порога. – Извините, ужасно себя чувствую, голос сорвал!

– Вы сговорились, что ли? У нас до премьеры осталось всего ничего, а вы! – возмутился педагог, велев аккомпаниатору перестать играть. – Ты же сам хотел петь Орфея, так вот иди на сцену и пой!

– Извините, Геннадий Аристархович! Не могу! – Я выскочил из зала как ошпаренный, слыша негодование преподавателя себе вслед.

Алисы в зале не было. Мишеля – тоже. С трудом соображая, я понимал, что они уже ушли или вот-вот выйдут из здания консерватории. Я не знал, сколько времени провел в туалете, пытаясь очнуться после драки и морока, но теперь понимал: я опоздал. Бросившись к выходу, я чуть не врезался в однокурсницу: она шла с ведром, наполовину полным, и держала в руках тряпку. Несколько капель расплескались вокруг ведра.

– Аккуратней, Родь! – воскликнула она.

– Ты Алису не видела? – Запыхавшись окончательно, я привалился плечом к стене. – Мне она срочно нужна.

– Эйдлены только что ушли, вдвоем. Поэтому можешь попробовать их догнать, конечно… Но я не знаю, успеешь ли.

– Спасибо! – на ходу бросил я, огибая ее.

В голове мысли бились только про Алису. Но я не представлял, как ее спасать? Мишель – сила неведомая, могущественная, всевластная. С ним бороться все равно что бросить вызов Балтийскому морю, но я обязан был попробовать. Ради жизни Алисы, пока ее окончательно не лишили голоса и не утащили на морское дно.

Сбежав по ступенькам на первый этаж, я понял, что опоздал окончательно. Эйдленов нигде не было, по холлу разве что вахтерша сновала туда-сюда, пытаясь блюсти порядок. Подбежав к гардеробу, я занервничал от того, как долго гардеробщик тащился до моей куртки, оглушающе громко шаркая ногами. Наконец, вырвав из его рук заветный пуховик и услышав недовольное бурчание, я вылетел на улицу. Куртку я все еще сжимал в руках, не удосужившись надеть сразу, и на рукава фиолетовой толстовки тут же начали опускаться снежинки.

Я достал телефон, на экран сразу опустились хлопья снега. Под пальцами они таяли, и я пытался скользить по сенсорному экрану. Гаджет постоянно зависал, но я все-таки набрал Кристину. Метель усиливалась, и чем дальше я уходил от консерватории в сторону набережной, тем сильнее снег бил мне в лицо. Кое-как накинув пуховик, я зажал трубку между плечом и ухом. Гудки были слишком долгими, и каждый раз я надеялся на ответ, но его не было.

Крис сняла трубку, когда я уже хотел сбросить звонок.

– Я работаю, Родь, руки в масле. Че надо?

– Эйдлен сирена, – с надрывом выпалил я, задыхаясь от собственных мыслей. – Понимаешь?

– Родь. – Она понизила голос. – Мы вчера об этом говорили, про Алису… Я знаю…

– Мишель! – закричал я. – Мишель! Не Алиса! Я знаю это точно, и Алису надо спасать, Крис!

На другом конце трубки повисло сдержанное, тягостное молчание. Я слышал только тяжелое дыхание и шмыганье носом. Потом – нецензурную брань.

– Я знала, что он мутный! – будто с торжеством в голосе выдала Кристина. – Мутный и какой-то нечеловечески, блин, притягательный! Таких людей просто не бывает, но это логично, он ведь не человек…

Рассуждения Крис лились нескончаемым потоком, половину фраз я пропускал мимо ушей, и в итоге мне это надоело.

– Замолчи! – рявкнул я. – И послушай, пожалуйста! Нам надо спасать Алису, он увел ее с собой. А еще Мишель понял, что я все знаю, поэтому ей точно грозит опасность…

Крис и правда замолчала, переваривая мною сказанное. Я слышал, как на заднем фоне громкие мужские голоса пытались вернуть ее к работе, но Крис быстро послала их, не церемонясь. Я уже дошел до середины набережной.

– Я еду к Эйдленам, – сказал я.

– Не совершай глупостей, Родь, пожалуйста, – взмолилась Крис. – Ты не представляешь, что с этой силой делать. Не лезь под удар…

– Я постараюсь.

Я соврал: первое, что я собирался сделать, – полезть под удар, чтобы попробовать освободить Алису. Я бы себе никогда не простил, если бы не попытался ей помочь.

До Эйдленов добираться было долго, и я впервые влез в морельскую маршрутку. Погрузившись в свои мысли, я не замечал ни давки, ни толкотни и поднял голову, только когда меня окликнул водитель, потребовав оплатить проезд. Найдя в карманах мелочь, я прижался лбом к перилам и закрыл глаза. Впереди было еще несколько остановок, но маршрутка летела, словно реактивный самолет, поэтому и десяти минут не прошло, как я уже снова вышел на холод.