Не слушай море - Мельцер Саша

Орфография была дореволюционной, но не мешала понимать напечатанное: домыслив, я понимал каждую фразу. Витиеватый шрифт так и струился по страницам вниз. От старости некоторые буквы исчезли, некоторые почти стерлись, но разобрать написанное оказалось нетрудно. Крис, видать, тоже это поняла: ее глаза с легкостью бегали от строчки к строчке.

– До этого я еще не дошла. – Крис покачала головой. – Тут целая глава, посвященная сиренам. Там не только о них рассказывается, но и о других морских существах. Только я все еще не знаю, насколько это правда.

Она закурила. Я мысленно выругался из-за того, что Кристина внаглую курила у меня в комнате. Но в последнее время я и сам злоупотреблял разноцветным ###[15], предпочитая сиреневые сигареты. И желтые в плохом настроении. Под удивленным взглядом Кристины я вытащил пачку из-под кровати. Она хмыкнула, а я склонился к ее губам и прикурил от ее сигареты.

– У нас все равно нет выбора, – вздохнул я и перевернул очередную страницу. – Придется верить хоть во что-то, а то мы совсем безоружные.

Крис устроилась на полу у софы, а я удобно откинулся на подушки, сжимая в руках книгу. Бегая глазами по строчкам, я правда удивлялся тому, сколько всего обитает на дне морском: автор книги уверял, что там живут нереиды, тритоны и русалки – бывшие утопленницы. На мгновение я задумался, стали ли Даша с Тасей тоже русалками, но вовремя понял: их тела нашли. Значит, вряд ли.

– Сирены тесно связаны с водой, ты сказала? – протянул я.

– Там так написано. – Крис перелистнула страницу и ткнула в нужный абзац. – Сирены не могут жить без воды.

– Значит, нужно сделать так, чтобы сирена не приближалась к воде. И тогда она умрет, – решительно заявил я, но Крис почему-то рассмеялась.

– И что ты собираешься с ней делать? Запрешь Алису в подвале без воды? И потом, представь на мгновение, что мы ошибаемся, и она – человек. Представляешь, что будет?

На самом деле я вообще не представлял, что делать. Алиса была мне дорога: то ли она меня приворожила, то ли я впервые за двадцать лет по-настоящему влюбился. Но, даже зная о ее сущности, не мог перестать симпатизировать ей. Она все еще казалась обычной девушкой, совсем несчастной на фоне яркого Мишеля.

– Давай сначала разберемся с Мишелем? – предложила она. – Тут сказано, что сирены часто выбирают себе жертв-слуг. Они вливаются в уже существующие семьи и подчиняют чье-то сознание. Подозреваю, что Алиса так и внедрилась к Эйдленам.

– Она говорила, что их отец утонул…

– Скорее всего, она его утопила. Они уничтожают тех, кто им мешает. Думаю, талантливый Мишель нужен ей для поддержания голоса, а вот отец – лишняя деталь в этой схеме. Слишком энергозатратно. Поэтому она подчинила только Мишеля. И его надо спасать в первую очередь.

– Как?

Крис перевернула страницу. Из нее выпал засушенный цветочек, оставленный неизвестно каким читателем. Я медленно растер его в пальцах, и крошки лепестков осыпались на пододеяльник. Крис ловко их стряхнула одним движением руки.

– Оградить его. Чем чаще он рядом с ней, тем сильнее их привязанность. Они почти сливаются. Кроме того, я не уверена, что Алиса не качает из него жизнь: вдруг, если они расцепятся, Мишель умрет? Или останется без голоса?

Вздохнув, я посмотрел на окно. Там лежала непроглядная темень, и даже звезд сквозь темные, нависшие над землей облака видно не было.

– Для него потеря голоса равносильна смерти.

В холле возле Дашиной фотографии, уголок которой был перетянут черной траурной лентой, стояли цветы. Все, кто хотели почтить ее память, несли сюда букеты с четным количеством цветов. Украдкой наблюдая из-за гардероба, я видел, как даже преподаватели клали к фотографии студентки гвоздики. Я тоже положил. Правда, пару веточек хризантем. Гвоздики казались холодными, чуждыми, дежурными. Букет Мишеля – опять розы – тоже лежал рядом, и мой казался совсем невзрачным.

У фотографии толпилось много людей. Возложив цветы на парту, я сделал несколько шагов назад и почувствовал прикосновение к своему локтю. Алиса, зацепившись пальцами с белым маникюром, потянула меня за рукав.

– Ты вчера не отвечал, – прошептала она. – И не написал ни одного сообщения.

– Был занят… – уклончиво ответил я. – Приболел… Голова была не своя.

Со вздохом она уткнулась мне лбом в плечо, и я с трудом сдержался от того, чтоб ее не отстранить.

– Не могу на нее смотреть. – Алиса махнула головой в сторону фотографии. – Она живая мерещится, как наяву.

«Это ты ее убила!» – хотел рявкнуть я, но терпеливо молчал, прикусив зубами кончик языка. Мы с Крис решили не совершать резких движений, а сначала все взвесить. Мы так и не нашли способ убить сирен, но из тех крох информации, которые выцепили, поняли некоторые вещи. Во-первых, водные твари зависимы от жемчуга. Во-вторых, гипнотизируют своим голосом. В-третьих, рядом с ними нельзя оказываться в воде: море – их территория.

В грудной клетке бешено колотилось сердце. Я не сомневался, что Алиса уже это почувствовала, потому что медленно взяла меня за руку, переплетая наши пальцы.

– Роденька. – Она подняла на меня свой гипнотизирующий взгляд голубых глаз. – Все хорошо?

– Да, – ответил я шепотом и запечатлел легкий поцелуй на ее лбу. – Все еще болит голова.

– Будешь таблетку?

Я отрицательно помотал головой: мне не хотелось ничего брать из ее рук. Эйдлен вглядывалась в меня так пристально, словно пыталась рассмотреть правду на моем лице и выцарапать ее вместе с душой. Поэтому я непринужденно улыбнулся и приобнял ее за талию.

Будто ступая по тонкому лезвию, грозясь вот-вот порезаться, я вспоминал важную заповедь: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе».

– Само пройдет. Чего организм химией травить? – улыбнулся я. – Пойдем на занятия. А где Мишель?

Алиса медленно обвела коридор взглядом. Она словно с луны свалилась: я едва ли мог ручаться за то, что она осознавала, где находится. Так удивленно Алиса осматривалась в поисках брата.

«В воде привычнее», – жестко процедил я про себя.

– Был здесь… – пробормотала она.

Но старшего Эйдлена нигде не было. Грудь сдавливала паника. В нашем с Кристиной плане важнее был Мишель: спасать нужно было его и уже потом пытаться расправиться с сиреной. Но он так ловко ускользал каждый раз, когда я пытался с ним поговорить. Алиса наверняка его прятала, руководила им и плотно держала за жемчужный ошейник.

– А что? – поинтересовалась она, выведя меня из раздумий. – Зачем он тебе?

– Хотел обсудить парочку вокальных приемов, – соврал я, крепче сжимая ее талию. – Это не к спеху. Как-нибудь позже.

Мы шли по коридору к репетиционному залу. Перед Новым годом, в конце декабря планировалась премьера «Орфея и Эвридики» в исполнении студентов, поэтому все наши занятия по специальности были отданы под репетиции. Поскольку на сцене блистал Мишель, я пел от случая к случаю, в основном заседая в зрительном зале или играя роль рабочего сцены.

Хотелось, конечно, петь. Мне даже снилось, как я выходил на сцену вместо Мишеля, но чем ближе был концерт, тем больше я понимал: неосуществимо. Когда-нибудь я спою Орфея – в другом месте, в другое время, но точно не сейчас. Я почти сдался и ненавидел себя за это. Надо было биться до конца, а я отдал Эйдлену роль, почти не сопротивляясь.

– Мне кажется, меня снимут с Эвридики, – пробормотала Алиса. – Мишель говорит, у меня ничего не выходит.

У нее и правда получалось паршиво. С каждой репетицией Алиса слышала все больше замечаний, все чаще останавливали музыку для комментариев педагога. Из зрительного зала и я слышал, как она беспросветно фальшивила, не могла применить ни один толковый мелизм и вытянуть хотя бы соль третьей октавы.

Но я никак не мог понять – почему так? Она же сирена. Только у Мишеля голос становился краше с каждым днем, а ее – слабел. На прошлой репетиции Алиса почти сипела, пытаясь взять верхнюю ноту партии, и преподаватель с досады закончил прогон. Но все понимали: замены нет. И если маленькая Эйдлен не придет в норму, то провал неизбежен. А если мы с Крис придумаем, как сгноить сирену на дне морском, то опера просто не состоится.