Пластинка на винчестере - Михаил Петрович Лаптев
Пластинка на винчестере читать книгу онлайн
«В обычном увидеть необычное» — таков творческий принцип Михаила Лаптева, молодого прозаика из Миасса.
Ничего героического не совершили семнадцатилетние пареньки из рассказа «Мартовский снег». Просто им дали учебные винтовки и поручили охранять линию связи. Но ребята почувствовали в этот день, что они как бы встали в один строй, плечо к плечу, с огромной заснеженной Родиной, только что скрутившей коричневого фашистского зверя. И это чувство сделало мальчишек взрослыми.
А вот рассказ «Пластинка на винчестере». Старый проводник погиб, ценой своей жизни спас геологов. Подвиг? Да. Но для проводника подвиг был повседневной работой, риск вошел в привычку, впитался в кровь. Он пошел на смерть, потому что иначе не смог бы сделать свое дело. Подвиг был логическим завершением жизни старого проводника, последним взлетом горного орла.
Михаил Лаптев скупо, но точно лепит характеры, не гонится за словесными эффектами ради эффектов, и эта сдержанность почерка соответствует облику героев — мужественных, внешне суховатых, но прекрасных в своих делах и помыслах.
«Пластинка на винчестере» — первая книга М. Лаптева.
Я вспомнил время, время золотое…
И сердцу стало так легко-о!..
Сейчас он точно знал, что от него требуется. Нельзя спускать глаз с Соболя. Надо постараться в Благодати незаметно сообщить агенту гепеу на вокзале все, что он знает от Кустова, и потом в неприкосновенности сдать в банк шесть тысяч рублей магазинной выручки. Надо подольше сидеть, не вызывая подозрений, забираться наверх только в случае крайней необходимости и беречь портфель от дядьки с резко пахнущими сапогами. «И чего он вылупился на меня, — гадал Акимов, — что ему от меня?»
* * *
Как волк, логово которого начинают со всех сторон обкладывать, Соболь давно понял, что пора менять место.
Все труднее становилось брать и хранить платину, редел круг надежных людей. Скоро вольное старательство прикроют, придет на речку драга, тогда и вовсе не поживешься.
Неисповедимым, тонким чутьем зверя он понимал: пора уходить. Там, в Свердловске, он сбудет последнюю партию крупы, этих невзрачных, тяжелых, дорогих кристаллов, получит за них деньги, про которые кто-то сказал, что они не пахнут. О нет, особенно новые хрустящие бумажки пахнут, пахнут волнующе и сладко. Соболь возьмет уже накопленное и присоединит новую выручку. Это будет не мало, даже очень не мало. Кое-кому такие деньги и не приснятся, а если приснятся, так человек обрадуется и испугается. Сначала обрадуется, а потом испугается. Соболь купит себе маленький домик с огородом где-нибудь на тихой окраине и станет жить незаметно и скромно. Женится, выведет в люди своих детей…
Соболь усмехнулся. Детей! Подумать только, до чего размяк. А что, разве он хуже других?
…Пришел проводник и сменил в фонаре свечку, старая почти сгорела и только чадила. На каком-то полустанке по-собачьи вякнул колокол, по окнам поползли размытые дождем пятна огней и снова навалилась бархатная темь.
* * *
Колыванов после длинного дня допросов в Таволожском сельсовете вымылся в бане. Потом выпили с председателем водки, закусили грибочками, посоленными с особым домашним секретом.
После чая Колыванов застегнул рубаху, вытер полотенцем пот и взял полевую сумку. Хотел перечитать протокол, подумать, но тут в горницу робко вошел Алеха, сельсоветский рассыльный.
— Тебе чего? — не очень приветливо спросил его хозяин.
— Там к телефону просют, — помявшись, сказал Алеха, — срочно. Из уезду какой-то говорил…
— Сейчас оденусь, — буркнул председатель и тоже стал застегивать рубаху.
— Не тебя, Захар Иванович, а вон их просют, — Алеха кивнул нечесаной головой в сторону гостя.
— Так что же ты мямлишь? — с досадой проговорил хозяин. — Так бы и сказал сразу.
— А я и сказал, — равнодушно ответил Алеха и поскреб за ухом.
Оба натянули сапоги и пошли в сельсовет. Кустову наконец-то удалось разыскать начальника милиции. Крупка, Соболь, Голов, старый бухгалтер, два билета и шесть тысяч рублей не могли сразу уложиться в голове, но уже через пять минут Колыванов понял, что надо срочно скакать в Ковшово. Там, на узловой станции успеть подготовить милиционеров и сесть в поезд. Брать Соболя в Ковшове не имело смысла. Все равно его надо было везти в Свердловск. Алеху послали будить милиционера, который приехал с Колывановым. Председатель отправился доставать лошадей, а Колыванов пошел за сумкой и наганом.
Крепкие лошади, разбрызгивая грязь, умчали двоих человек в ночь…
Дождь перестал. По верхушкам деревьев потянул свежак. В самом зените облака́ как бы раздвинулись, образовав промоину, на дне которой мелкой платиновой крупкой мерцали звезды. Лес кончился. Дорога вывела к железнодорожной насыпи. В колеях поблескивала вода. Всадники отряхнули с плащей воду, опустили капюшоны и перевели лошадей на крупную рысь.
Но им не суждено было задержать Соболя. Из-за поворота насыпи долетел гудок, и вскоре выскочил поезд с тускло освещенными окнами вагонов.
Колыванов выхватил наган, поднял его над головой. Бабахнул выстрел. Лошади забеспокоились, запрядали ушами.
Поезд шел дальше. Они посмотрели на красный убегающий фонарь, выругались, закурили и молча повернули обратно.
* * *
Едва за окнами вагона начало брезжить, проводник пришел и задул свечку в фонаре.
Прокоротав ночь, Акимов временами забывался, но вторым чутьем чуял все. Мрачный дядька храпел, как лошадь, Соболь внизу как будто спал, откинувшись в угол и прикрыв лицо щегольской серой кепкой с хлястиком наверху. Осторожно подвинувшись, Акимов увидел, что женщина тоже спит, но ее дыхания совсем не слышно. Прядь темных волос выбилась из-под платка и делила щеку надвое.
Сдерживая вздох, Акимов перевернулся на спину и стал думать, кто же все-таки едет с Соболем, на кого тот брал второй билет? А может быть, спутник Соболя сел совсем в другой вагон? И что это за человек? Возможно, платиновая крупка вовсе и не у Соболя, а у того? От этой мысли Акимов похолодел. Вот он незаметно сходит в Благодати, взбулгачивает там гепеу, они хватают Соболя, а у того ничего нет… Как же тогда? Стыд-то какой! Ведь какой бы ни был Соболь, его надо брать с поличным. Иначе — все впустую. Но самое главное, зачем он позволил себя впутать в эту историю? Полеживал бы себе спокойно теперь и в ус не дул. Ан, нет, все это бесхарактерность, безволие, неумение твердо и решительно отказаться. А теперь вот переживай и мучайся, и думай, и не спи. Да еще и терпи потом срамоту. Конечно, Соболь не свят человек, но… Что, если крупка не при нем? Как тогда быть, какими глазами смотреть людям в глаза, а?
До сих пор Акимов не позволял себе сомневаться в собственной честности, как не позволял сомневаться в ней никому. Всей своей жизнью не позволял. Он не знал, что будет делать, если ему не поверят.
…Поезд подходил к Благодати. Мрачный дядька проснулся, кашлял, вертел непослушными пальцами цигарку и ухитрялся одновременно чесаться. Соболь не двигался. Женщина уже посматривала в окно.
Акимов решил выйти на станцию без портфеля, чтобы не вызвать подозрения. Спустился с полки, наклонился к женщине:
— Гражданочка, посмотрите здесь за моим портфельчиком. Мне надо сбегать.
— Ладно, ладно. Иди. — Она улыбнулась ему, и он в ответ улыбнулся с готовностью. Женщина посмотрела ему вслед. Соболь из-под кепки поглядел в спину Акимову и снова задремал.
* * *
Акимов добежал до крана с надписью «Кипятокъ», ни на миг не забывая о шести тысячах, оставшихся в вагоне. Обогнул мастерские, рысью побежал в вокзал. Запыхавшись, распахнул дверь дежурки и крикнул:
— Ребята, в ружье! Там, в вагоне, Соболь, он везет крупку, там деньги у меня остались в портфеле, шесть
