Пластинка на винчестере - Михаил Петрович Лаптев

Пластинка на винчестере читать книгу онлайн
«В обычном увидеть необычное» — таков творческий принцип Михаила Лаптева, молодого прозаика из Миасса.
Ничего героического не совершили семнадцатилетние пареньки из рассказа «Мартовский снег». Просто им дали учебные винтовки и поручили охранять линию связи. Но ребята почувствовали в этот день, что они как бы встали в один строй, плечо к плечу, с огромной заснеженной Родиной, только что скрутившей коричневого фашистского зверя. И это чувство сделало мальчишек взрослыми.
А вот рассказ «Пластинка на винчестере». Старый проводник погиб, ценой своей жизни спас геологов. Подвиг? Да. Но для проводника подвиг был повседневной работой, риск вошел в привычку, впитался в кровь. Он пошел на смерть, потому что иначе не смог бы сделать свое дело. Подвиг был логическим завершением жизни старого проводника, последним взлетом горного орла.
Михаил Лаптев скупо, но точно лепит характеры, не гонится за словесными эффектами ради эффектов, и эта сдержанность почерка соответствует облику героев — мужественных, внешне суховатых, но прекрасных в своих делах и помыслах.
«Пластинка на винчестере» — первая книга М. Лаптева.
Ночью ей приходила мысль искупаться, и Федор просил ее не кричать так громко, чтобы не тревожить уставших за день людей. Самому ему не хотелось лезть в холодную воду, он, похохатывая, неловко защищался от летящих брызг.
Однажды Тамара появилась у шалаша не в старенькой кофточке, и сатиновых брюках, а в ослепительном желтом платье с крупными черными горошинами. После обеда она хохотала, долго кружилась и была похожа на огромный живой цветок. Даже пожилые не могли оторвать от нее глаз. Девчата улыбались натянуто и криво. Феня толкнула в бок онемевшего Федора, ехидно подмигнула, спросила шепотом:
— Приколдовала, небось?
Он даже не сообразил, что ответить.
Весь этот вечер Федор чувствовал себя маленьким, слабым и неимоверно глупым. Он что-то бормотал, когда они остались одни, пробовал клясться в любви, неуклюже целовал ей руки и злился на себя. А Тамара усаживала его рядом с собой, мягко, по-кошачьи ворошила жесткие светло-русые волосы длинными прохладными пальцами и целовала в губы, целовала долго, по-бабьи, как она сама сказала. И тогда же вечером Федор стал казаться себе большим и сильным, самым красивым на свете.
Когда Федор поднимал ее на руки, она притворно вскрикивала и шептала, чтобы он остановился, отдохнул хоть немного.
Федор провожал Тамару через три дня до пристани и шел обратно пешком тридцать километров. Це́лую неделю он видел ее во сне, ждал письма и мысленно писал ей ответы, на каждый из которых не хватило бы и ученической тетради. Письма не было через неделю и через десять дней, через две недели и через месяц. Письма так и не было.
Однажды, засыпая с надеждой увидеть ее во сне, Федор увидел девушку и стал догонять ее. А когда догнал, то очень близко увидел задорное круглое лицо Фени.
…Федор глубоко вздохнул и отбросил цветы в сторону. Он отлично помнил эту ленточку, снятую Тамарой с коробки шоколадных конфет, купленных им в сельмаге.
— Пусть все будет крепко, как этот узел, — сказала она, перетягивая цветы голубой лентой.
— Пусть, — тихо ответил он.
Резкий птичий крик заставил Федора вздрогнуть. Щеголеватая сорока нахально уселась на дядимитин воз и бесстыжими глазами уставилась на Федора. Он подобрал палку и с силой запустил в сороку. Та испуганно взмыла и исчезла за кустами. С дрожащих веток долго осыпался куржак.
Поворачивая на дорогу, Федор еще раз увидел темный отпечаток в снегу, оставленный сухими цветами, и усмехнулся про себя.
ПЛАТИНА
Посвящается Н. К. Пестову
Николай Кустов уже ложился спать, когда в окно осторожно, но настойчиво постучали. Он рывком поднялся с кровати и подошел к столу. Не зажигая света, отодвинул край занавески. Луна освещала мужчину со спины. Кустов ожидал увидеть кого угодно, только не Голова. Тот стоял в двух шагах от окна. Потертая кожаная куртка, лопнувшая кое-где по шву, и хромовые сапоги на складках тускло поблескивали.
— Чего тебе? — крикнул в окно Кустов, готовый при первом подозрительном движении того, за окном, спрятаться за простенок.
— Открой, поговорить надо.
Кустов услышал на затылке теплое дыхание жены. Он кое-как натянул штаны, вытащил из-за подушки наган и, сняв предохранитель, сунул в карман.
— Паша, открой ему, — тихо сказал он.
— Боязно, как бы…
— Тогда отойди. Не мешайся.
Левой рукой открывать тугой крючок было неудобно, а правой нельзя: в ней наган, крепко зажатый в кармане. Кустовым дали комнату в самом торце барака, дверь открывалась прямо на лесную дорогу.
«В случае чего, буду стрелять из кармана», — решил про себя Кустов и резко толкнул дверь.
Голов широко шагнул через порог, заметил, как отшатнулся Кустов, хмыкнул:
— Ты не пугайся. Я к тебе не с плохим.
Паша тем временем засветила керосиновую пятилинейку и стала у занавески, не сводя с пришельца настороженных глаз. Голов, скрипя половицами, прошел к столу, сел на табуретку.
— Ну, слушаю, — хмуро сказал Кустов.
— Скажу только с глазу на глаз, Николай Кузьмич. — Голов глянул в сторону Паши. — Важное дело…
— Ила спать, Паша, — как можно строже выговорил Кустов. В эти минуты он немного охрип.
Жена скрылась за занавеской. Не вынимая рук из карманов, Кустов сел на другую табуретку.
Голов потянулся к хозяину:
— Соболь увел крупку.
Кустов сразу подался вперед, в глазах дрогнуло. Но тут же скривил губы, усмехнулся:
— Ври больше! Я его сегодня вечером видел.
— Час тому назад он выехал. Верхом. К ночному поезду.
Кустов подумал с минуту. Рассказ Голова здорово походил на правду.
— Ты меня не разыгрывай. Вместе таскаете крупку, да чтобы ты на него капать пришел!
— Я говорю правду. Его надо поймать, Соболя. Он не взял меня в долю, а я не хочу отвечать за его делишки.
— Почему ты не пошел в милицию, к Колыванову? Это по его части.
— Колыванова нет, он в Черном. Но дело не в этом. Ты здесь партийный секретарь. Не меньше милиции. А Колыванова я видеть не хочу. Сейчас прикажет в клоповник и будет всю ночь допросы снимать, зудить да чаек попивать, водохлеб нижегородский!
Кустов решил все же отпустить наган, вытащил руку из кармана, и они закурили. Голов загорячился.
— Почему ты мне не веришь? Этот гад Соболь сказал, что не даст мне ни копейки. А если он попадется, я не хочу за него подставлять свою башку. Она у меня одна. А всей гепеу известно, что я и Соболь — одна компания.
Кустов, обогнув Голова, подошел к телефону.
— Не звони при мне. Я тебя не видел, ты меня не слышал. А в случае чего, не забудь — я у тебя был.
Он поднялся и, немного согнувшись, вышел. Паша тут же метнулась за ним и накинула крючок.
* * *
Кустов вертел ручку телефона, кричал «Але, але!», слушал писки слабого тока, гудение проводов и припоминал Соболя. У этого человека не было ни имени, ни фамилии. Для всех он был просто Соболь и всегда откликался на прозвище. Невысокого роста, гибкий, смуглый, с сильными руками. Над маленькими глазками — черными полудужьями редкой красоты брови. Вероятно, за эти брови и получил кличку молчаливый и старательный человек, про которого рассказывали маловероятные
