Эхо черного леса - Владимир Павлович Беляев

— Таким образом, Советская власть тебя воспитывала до июня 1941 года примерно двадцать пять лет, — сказал председатель, — а его — всего двадцать два месяца. Оттого у тебя хребет крепче, и под Курском ты дрался хорошо.

— А что с тем гостем ночным, что по вашу душу приходил? — спросил Кидалов.

— Поймали его, наверное, после моего заявления, — проронил бывший Фарнега.

— Вы кончили, Мелетий Иванович? — спросил инженера председатель.

— Что же еще говорить? — и Гуменюк устало махнул рукой. — Может, вопросы еще будут?

Не подозревал он, что все это время внимательно слушал его исповедь одетый в штатское полковник Туровцев. Неведомо бывшему Фарнеге, что еще вчера долго обсуждали его судьбу в партийном комитете завода вместе с Туровцевым ведущий сегодня собрание его председатель Комаров — худощавый литейщик в синей безрукавке с парой рукавиц, засунутых за пояс.

— Дай-ка мне, Коля! — попросил слова, поднимаясь с опоки, Кидалов.

— Ну давай, пока ребята вопросы обдумают!

— Больше всего, мне кажется, обдумал эту историю сам инженер, — сказал Кидалов. — Обдумал и перестрадал. А то, что он помог нам задержать вражеского агента и на ножи с ним пошел, как бы искуплением его грехов является. И бередить ему сердце лишними вопросами, я думаю, не стоит. Я был, товарищи, в его краях еще до войны, когда в пограничниках служил. По Станиславщине ездил, в Бурштын заезжал, Карпаты хорошо знаю. Народ живет в тех краях хороший, работящий, но всякие гады долгое время мозги им мутили — галичанам. Нами пугали, против нас настраивали. И не удивительно, что кое-кто поддался на вражескую удочку. Ведь на добрых двадцать лет отстали в своем развитии от нас те молодые граждане Советского Союза. А потом пришел Гитлер и свою баланду закрутил. Очень невыгодно ему было, чтобы украинцы, русские, поляки против него единый фронт держали. Разъединять их стал, натравливать друг на друга. А националисты украинские ему помощниками верными были. Вот и Фарнега, простите, то есть Гуменюк, попался к ним на кукан. Попался, но вовремя сорвался. Работу свою он любит. Другие дома уже припухают на постелях, а он все еще по цеху бродит. Помните, сколько ночей инженер провел в цехе, когда «козел» в первой вагранке приключился? Он работяга, человек стоящий, а начинка вражеская, что в его душу пробовали заложить, давно уже выветрилась. Ведь он сам, с повинной явился и рассказал все. Это очень важно! Что я предлагаю? Попросим власти, чтобы ему тот грех простили, да и поможем нашему украинскому брату с еще большей отдачей трудиться для общего дела!

— Голоснем, товарищи! — весело предложил Комаров. — Кто за предложение Кидалова?

Один за другим поднимают крепкие, мозолистые руки запорошенные графитом литейщики, медленно поднимает руку и Кучугурный.

— Спасибо вам, товарищи… побратимы! — дрогнувшим голосом сказал Гуменюк и, не в силах сдержать подступившие слезы, отвернулся. Тут он увидел стоящего за машинкой Туровцева. Улыбался полковник. Приветственно махнул бывшему Фарнеге рукой. Хотел было что-то крикнуть ему Гуменюк, но заводской гудок заглушил его взволнованный голос…

***

…Продолжая свой путь по маршруту, заданному Хмарой, не отклоняясь от него ни на шаг, Кравчук в это время уже шагал по улице Кришьяна Барона в латвийской столице. Он впервые был в Риге и теперь с интересом вглядывался в большие дома этой центральной улицы, где, по-видимому, еще так недавно жили только зажиточные люди.

У дома 109 Кравчук задержался и, еще раз проверив адрес, прошел под аркой во двор. Квартиру восемь он нашел без труда.

Как было обусловлено, Кравчук позвонил четыре раза.

Долго не открывали, наконец раздался за дверью легкий шум, и Кравчук понял, что кто-то изнутри пристально разглядывает его в глазок. Потом звякнула цепочка, дверь тихо открылась, и Кравчук увидел высокую седую женщину, всю в черном.

— Я из Дзербене, — сказал Кравчук, снимая шляпу и кланяясь старухе. — Мне надо повидать Яниса Карловича.

Старуха пропустила Кравчука в переднюю, пропахшую нафталином и залежалой одеждой, захлопнула дверь и, вглядываясь в лицо Кравчука, спросила тихо, с латышским акцентом:

— Простите, а вы кто?

— Я двоюродный брат артистки Херты Саковской. Мы…

— Вы рижанин?

— Да, но я был в ссылке и сегодня вернулся!

— Значит, вы еще ничего не знаете?

— Янис уехал?

— Янис убит в октябре на этой же улице неизвестными лицами. С этими словами старуха отвернулась и поднесла к глазам платок.

— Боже, какое горе!.. Простите, я не знал… Мы были так дружны.

— Я его мать. Может, вам нужно чем помочь?

— Пока, спасибо, не надо… А где похоронен Янис? Я положу цветы на его могилу…

— Пройдите, будьте любезны, в комнату, я напишу вам номер кладбищенской аллеи и начерчу место памятника, — предложила старуха…

И уже через час Кравчук, отыскав среди многочисленных прекрасных памятников удивительного рижского кладбища очень скромную могилу Яниса Карловича Линиса, 1913 года рождения, сфотографировал ее. Теперь оставалось выяснить, что же стало причиной смерти этого опасного человека?

«КАША» ПО ОСОБОМУ РЕЦЕПТУ

…И была еще одна ночь в особняке Загоруйко. Все окна снова занавесили. Теперь уже не только хозяин, Загоруйко, но и Прудько и Паначевный внимательно слушали прибывшего из далекой поездки Кравчука.

— Итак, порешили, — сказал Прудько, — сигнал — зеленая ракета. А случится что-либо непредвиденное, даете знать через «мертвый» пункт. Лейтенант будет наведываться туда ежедневно с наступлением сумерек. Только очень прошу вас, Николай Романович… Минимум жертв!

— Кому же умирать хочется? — сказал Кравчук и, обращаясь к хозяину квартиры, спросил: — Ваня, а карточка?

— Вот она! — И, достав из бумажника завернутую в конверт фотографию, Загоруйко подал ее Кравчуку.

Подполковник посмотрел на оборотную сторону карточки и сказал:

— Надеюсь, он не забыл еще ее почерк?

Тем временем Паначевный начал собирать со стола папки с оперативными разработками, укладывая все это в портфель.

— Я сейчас говорил по телефону с латышскими товарищами, Николай Романович, — сообщил Прудько. — Вы себе представить не можете, как благодарили они нас за эту весть. Кто такой Янис? Ведь родные его, чтобы замести следы его прошлого, распустили тогда слух, что это уголовное убийство. Теперь же ясно, что его убрали бывшие сообщники либо…

— Близкие тех, кого этот палач убивал в годы оккупации? — сказал Загоруйко.

— Возможно и такое, — согласился Прудько. — А может, зная об убийстве Яниса, те, за кордоном, по чьему приказу его убрали, нарочно дали этот адрес, чтобы проверить Дыра?

— Конечно, — сказал Кравчук.

— Теперь латышские чекисты развяжут и этот узел! — продолжал Прудько не без удовольствия. — У них отличные традиции. Ведь в первые годы революции совсем еще молодой чекист, бывший офицер, Эдуард Берзин сумел провести и