Жизнь зовет - Владислав Александрович Колчин

— В этой одежине моя теща смолоду щеголяла, так что вещь историческая. — Он кинул ее Андрею: — Одевай.

— Да ты что?.. — прыснул Андрей, на лету подхватив кацавейку.

— Ладно… Ладно… Не в пальто же модном твоем дрова рубить, — ответил Борис, продолжая копаться в одеждах. — Я тоже такую вот подыщу себе.

Они оделись, подпоясались. В легкой и непривычно мягкой и теплой кацавейке Андрей почувствовал себя очень уютно. Выйдя на мороз, он похвалил:

— А ничего салопчик-то теплый.

— То-то. А я тебе что говорил? Самая для работы подходящая униформа. Эх, и распотешимся же мы сейчас. Люблю побаловаться такой вот работкой. А надоест — бросим.

Они взвалили на козлы толстенное березовое бревно. Пила со звоном вгрызалась в дерево, сея по обе стороны снежно-белые струи опилок.

В работе разогрелись, употели. К полудню перепилили весь ворох наваленных под навесом дров, и Борис одобрительно хмыкнул, опуская к ноге пилу после последнего реза.

— А ладно мы поработали. Считай, что двух кубометров как не бывало.

Отдуваясь, посидели на чурках, покурили, молчаливо оглядывая внушительную гору чурбанов, сиявших свежими срезами.

— Ты не торопишься? — спросил Борис.

— Да нет. Что дома делать? А вечер еще далеко.

— Поколем?

— Что ж, поколем.

Поплевывая на варежки, поочередно принялись колоть. Андрей с необычайной легкостью бросал вниз руки, усиливая удар всем корпусом, и крякал весело, когда раздвоенный чурбан разлетался в стороны. Работа развеселила его, хотелось говорить, шутить, дурачиться.

— Ты, Борис, слышал я, за Петровой Лидочкой приударил, правда?

Борис побагровел:

— А что — говорят?

— Конечно. Разве утаишь в нашей деревне? А ничего, Лидочка-то, кругленькая, приятная…

— Басни все, — буркнул Пухович.

Редким белесым пухом таяли на огромной высоте узкие вытянутые облака. Сверкал облитый солнцем снег на крышах. Ломкая бахрома сосулек каймой свисала с карнизов, предвещая близкую весну.

Борис с Андреем направились в дом.

— Встречайте работников! — зыкнул в темную прихожую Борис, настежь распахнув дверь. Комнаты были убраны, стыли в праздной молчаливой торжественности.

Сбросив кацавейки, толкаясь и посмеиваясь, пошли в душ. В прирубленной к прихожей бревенчатой душевой, низкой и жаркой, пахло деревенской баней. Плавились в сучках не потемневших еще бревен янтарные слезки смолы.

— Ух, мать родная, до чего хорошо! — стонал Борис, изгибаясь под душем.

Андрей тоже по-ребячьи тешился, замирая с закрытыми глазами под журчащими струями. «Живет, чертушка, как боров, — думал он, оглядывая оплывшую жиром фигуру Бориса, — а на работе баклуши бьет. Все вопросы до прихода главного откладывает. Дурачка нашел».

— А знаешь, Андрюшка, — расслабленным голосом ворковал Борис, — какую мы затею с вашим Яшей удумали?

— Ну?

— Сад фруктовый.

— Один на двоих, что ли?

— Вот, садова голова! Женить тебя пора, тогда понятливей будешь. Коллективный сад, человек на сорок. Чуешь?

— На сорок, — присвистнул Андрей. — А где?

— За прудом, у соснового бора.

— Здорово! Только попусту, ни черта не вырастет.

— Вырастет! — убежденно сказал Борис. — Еще как вырастет. Уж если Яша берется — будет толк! Знаешь, какая у него хватка?

— Немножко, — невинным голоском пропел Андрей.

— То-то, — хохотнул Борис, — Яша такую активность сейчас развил, что ого!

Борис перешел на шепот:

— Готовит материальную базу: трубы для водопровода, напорный бак, насос и даже сборные дачки замышляет где-то там раздобыть.

— Так это в какую деньгу выскочит, сад-то?

— Хо! Деньгу! Скажет тоже. Яша за счет цеховых накладных прокатного устроит. Цех-то ваш не шутка — миллионер!

— Оно так.

— Вот. Ты к нам не хочешь пристроиться?

— Куда мне холостяку.

— А что? Сначала сад, а там и жена, смотришь, подвернется.

— Ну ее к черту, женку, коли у соседей их не перечесть.

— Ты, я смотрю, забавный парень.

— Да есть немного.

Распаренные, с мокрыми волосами, сели за стол, уже накрытый к их приходу. Руки Бориса загуляли по всему столу. Широкие рукава пижамы волочились по тарелкам, пятнались соусами и приправами, а он, не замечая, с туго набитым ртом, не переставал всматриваться в тарелки, по очереди пробуя содержимое каждой.

Андрею сделалось неприятно, и вытянутое от досады лицо его погрустнело как бы.

— Ты что, кур воровал? — с добродушной усмешкой буркнул ему Борис. Рад несказанно был Андрею. С тех пор, как завязал роман с Лидой, стало ему дома скучно, и зазывал он к себе все время дружков.

— Видимо, да, — густо покраснел Андрей.

— Нервы… — качнул головой Борис и посоветовал: — А ты по утрам холодной водой обливайся, поможет. — Это было сказано заботливо и по-домашнему, как близкому человеку.

Торопливо дожевав, Андрей рывком поднялся из-за стола, на ходу утирая платком губы.

— Уже?!. — удивился Борис.

— Да, мне пора идти.

— Стой! Да ведь мы еще соснуть должны часика по два. А потом еще ликерчику бутылку вытянем, слышишь?

— Ну, нет, — поморщился Андрей. — Это дело женатых, а я пойду.

— Эх, тоже мне! — с огорчением покачал он головой.

Андрей простился.

После обеда Борис завалился на диван.

— Славно, — бормотал он между тяжелыми вздохами, — два кубометра распластали…

Неслышно вошедшая Женя зазвякала тарелками, убирая со стола.

— И распилили, и раскололи… все… Слышишь? — приподнимаясь на локте, похвастался Борис.

— Хорошо, — безучастно отозвалась Женя.

— «Хорошо»! — капризно передразнил он, недовольный ее холодностью. — Не хорошо, а отлично.

— Снова хвастаешь, — лукаво метнулись в его сторону Женины глаза.

— Не хвастаю, а говорю. Два кубометра ей разделали, а она и ухом не ведет, словно не видит.

— Почему «ей»?

— Ну, поехала… — грубо и зло отрезал Борис, рывком уронив голову в подушку, — вечная история.

— Молодцы, молодцы, — добрея, засмеялась Женя. — А почему Андрей так быстро ушел?

— Холостяк, а в воскресенье все холостяки, как с цепи сорвавшись, бегают, — презрительно усмехнулся Борис.

— Почему?

— Почему… — Глаза Бориса замаслились, лицо расплылось. — Да потому, что не женаты.

— А я тебя, хоть ты и женат, в кино буду собирать.

— Э, нет, — Борис лениво покачал головой. — Устал я. Иди одна.

Зимнее солнце закатилось. За окнами сразу посерело, на стекла вновь ложился стаявший за день морозный узор. В жарко натопленные комнаты вползали сумерки, заплетая невидимой паутиной дальние углы.

Борис уснул, и вскоре раздался в тишине тяжелый храп. В соседней комнате бубнила с соседкой теша, глухо чакали старинные часы, не спеша отбивая никому не нужное здесь время.

Женя, оглядев развалившегося на диване Бориса, тихо оделась и вышла…

Услышав сигнал машины, Лидочка дважды нажала выключатель настольной лампы. Торопливо пробежала в глубь комнаты, набросила пальто и остановилась на миг у зеркала.

Шагнув было к двери, метнулась назад, еще раз к зеркалу, и обрызнула лацканы пальто духами. У выходной двери снова задержалась, подумав с минуту, решительно шагнула к двери и негромко постучала.

— Федосья Ивановна! Я скоро, не запирайтесь.

В сенцах, сбегая по ступенькам