Молния в черемухе - Станислав Васильевич Мелешин

Тепло стало в груди. Анюта рядом сидит, родная, печальная, милая!

— Не сердись! Тяжело мне.

Искры летят в синюю ночь, пропадают за оврагом, за камнями. Пламя освещает темную зеленую траву. Сердце стучит, стучит, стучит… Что же это такое?.. Больно на сердце и радостно… Разве может так быть?

Чудится суровое и гневное лицо отца; мать плачет…

Позвать ее — мама, мама! Как в детстве. Никто не откликается. Холодно, пусто кругом, в низинах ветер шумит. Пламя высоко взметнулось в небо, осветило землю. Синий воздух полон искр — летят, трещат, тухнут на лету… А там, на взгорье, плотная стена тумана. Выходит оттуда отец, сутулый, маленький Хантазеев, вот он кричит: «Хола! Хола! Чарэма не мой сын. Нет у меня сына Чарэмы!»

Грозит кому-то рукой старый Хантазеев, зовет на помощь к матери, шепчет: «Плохо ей, плохо». Идет к костру… Отец! Отец! Эх! Плохой я! Люль-лойка! Не могу я…

— Прости, Анютка! — говорит Чарэма. — Эту ночь я не забуду. Я понял, ты пришла помочь мне, как друг и человек. И я дурак! Прости меня, не сердись на меня, чайка моя. Посмотри! — кричит Чарэма, и далеко-далеко откликается эхо. — Пос-мо-три, облака вокруг. А под ними — земля. Горы, камень, вода… Скоро засияет она электрическим светом. Это наши столбы стоят на ее гранитной груди. Да?! Тысячи лет холодна была тундра. Мы несем ей свет и тепло.

Идут Чарэма с Анютой низиной, идут, будто широкой улицей, по траве и мерзлой земле, уходят вдаль, вперед.

II

…Роды закончились благополучно. Родился мальчик, как и ожидал Хантазеев. Впрочем, появление ребенка на свет он отнес за счет умелых действий врача Беловой, во власти которой, по его мнению, было мальчику родиться или девочке.

Весть о том, что выздоровела Ильча и родился мальчик, быстро обошла пауль. Поздравлять Хантазеева с прибавлением рода приходили многие. Навезли подарков. Для Хантазеева эти дни были самыми радостными, и он на некоторое время забыл о Чарэме, о своей обиде.

Он ходил гордый, показывая всем новорожденного, обстоятельно рассказывал, как он ждал мальчика, как болела Ильча, и он решил поехать на рудник за врачом, хвалил Белову, оберегая священный покой матери — Ильчи.

Его наивная искренность и благодарность трогала Наташу, и Хантазеев казался ей большим ребенком.

Она отказалась от всех подарков, которые он ей предлагал: от малицы, от красивых женских унт, расшитых синими и красными полосками, от живого оленя и только, чтоб не обидеть Хантазеева, взяла на память отполированную березовую дощечку с выжженной на ней тамгой — родовым знаком Хантазеевых: рога оленя, стрела.

— Ты, милка-дочь, теперь самый почетный родич в нашем роду. Ты Хантазеева Наталья, — сказал ей Хантазеев. — Ты манси теперь. Совсем наша будешь. Тундра примет тебя. Любой манси узнает тебя. В каждом стойбище ты почетный гость. Родной человек.

И он, обняв ее, произнес ласково:

— Паче, рума! Паче, рума!

Наталье было стыдно чувствовать себя столь искренне и щедро одаренной, принятой мансийским обычаем.

Наталья знала, что Хантазеев в обиде на своего взрослого сына Чарэму. Всякое упоминание о нем вызывало в Хантазееве раздражение.

— Чарэма уже не мой сын. Он покинул семью. Чужой человек. Отца и мать бросил, — говорил Хантазеев и хмурился.

Наталья почувствовала глубокую боль и обиду отца.

К Хантазееву приходил справляться о здоровье Ильчи и посмотреть новорожденного пожилой грузный манси с умным лицом.

— Это рума Акрынов! Наш директор совхоза, — сказал Хантазеев Беловой, знакомя их.

Акрынов уважительно наклонил голову и подал Наталье крепкую руку.

— Здравствуйте, здравствуйте, врач товарищ Белова! Вы принесли счастье в юрту моего лучшего оленевода.

— Ну, что вы, — застеснялась Наталья, — зачем так громко? Это моя работа.

Акрынов кивнул на занавеску:

— Хороший сын! Вырастет, оленеводом будет. Да?! Ружье дадим, охотником станет. Да?!

Акрынов говорил, радостно улыбаясь, хлопал по плечу Хантазеева.

— А может быть, мальчик будет ученым или… поэтом, — возразила Акрынову Наталья.

Акрынов удивился, прищурился, подумал немного, развел руками и, кивая, громко воскликнул:

— Ученый, ученый — тоже хорошо! А поэтом будет обязательно! Каждый манси у нас… поэт, каждый песни поет…

Наталья улыбнулась. Акрынов заметил ее улыбку и притронулся к руке Беловой.

— В совхоз приходи. Да?! Оленей смотреть. В гости приди… Жена пельмени сварит. Вкусно!

— Спасибо. Приду, — сказала Наталья, подумав: «Какой милый человек!»

— Пауль Селиванова ждет. Директор к директору приехать обещал.

Наталья вздрогнула, хотела спросить, когда приедет, произнесла глуховато:

— Да?

— В совхозе к празднику готовятся. Рудник свет в наш пауль проводит. Вчера на трассе я был. Скоро бригады придут. Чарэма придет!

Хантазеев отошел в сторону; чтобы не выдать тихую радость, снял со стены карабин, делая вид, что проверяет затвор. Наталья почувствовала, как сердце ее сжалось, хотелось закрыть глаза и вспомнить лицо Селиванова, и она подумала, что очень обрадована новостью, о которой сообщил ей Акрынов — добрый, милый человек.

Когда Акрынов ушел, она тут же решила, что останется на Суевате и вместе с фельдшером Язевой проведет медицинский подворный обход, сделает детям прививки против дифтерии и брюшного тифа.

«Вот я надеюсь на встречу, — думала она, — а ведь мы с ним поссорились! Я обидела его. Ушла, глупо разозлившись, узнав, что у него была жена… Ну и что же? Это было давно… Ведь он сказал мне, что между ними все уже кончено… и он свободен. А ведь он меня тоже любит! Любит по-настоящему… Любит ли?! Это нужно проверить… Милый мой человек! Проверить. А как? Одних встреч мало. Вот если бы он догадался и приехал сюда сегодня же, бросив все… Вот тогда — любит! И приедет, и приедет, только «скоро», как сказал Акрынов…»

Наталья смотрела в окно юрты, видела старую лохматую оленуху, возле которой стоял олененок, поводя головой, чувствовала, как на глаза набегают непрошеные слезы.

«Родной мой человек, злая любовь моя… Ты остался там опять и опять один. У нас так мало было времени! Приезжай. Я жду! Я рада, что ты скоро будешь со мной. Я остаюсь, чтобы сказать тебе о своей любви».

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Юрта Хантазеевых каждый день полна людей. Приходят погонщики-оленеводы обсудить маршруты перегона оленьих стад на летние пастбища, приезжают родичи из дальних стойбищ посмотреть новорожденного и поздравить Хантазеева с прибавлением рода. Пока еще не выздоровела Ильча, по хозяйству в доме помогают соседки.

Сам Хантазеев с утра уходит в свою бригаду сортировать стада,