Юность моя заводская - Леонид Семёнович Комаров

что-то удерживало. У выхода Лена сама приблизилась ко мне.

— Здравствуй, Сергей! Тебя можно поздравить! — она взглядом указала на грамоту, которую я держал свернутой в трубочку. Вместе очутились на улице. Был тихий летний вечер. Легкий ветерок играл над землей. Деревья полнились сыпучим шорохом.

— Как мы давно не виделись, — сказала Лена так просто, будто не было у нас размолвки. — Ты повзрослел, возмужал.

— Ты тоже. Только похудела немного.

— А ты куда убежал в перерыв? Я тебя искала. Не разучился еще танцевать?

— Пока нет…

Лена рассказывала о новых «стильных» пластиночках, о каких-то любимых кинозвездах и о прочих пустячках. Я ее не узнавал. Это была совершенно другая Лена, совсем не та, которую я знал раньше. У новой Лены появилась небрежная манера разговора. Не было той прежней застенчивости, непосредственности, которые делали ее милой и красивой. И эта прическа…

О наших прошлых взаимоотношениях мы не обмолвились ни словом.

— Сергей, а ты помнишь Тамарку? — спросила Лена после недолгого молчания. — Она замужем за летчиком. Он так ее любит! Такие подарки дарит!

Это был разговор обо всем и ни о чем.

— Ну, а ты? — спросил я. — Окончила десятилетку?

— Да… Сдавала в медицинский. Не прошла по конкурсу. Снова занимаюсь в десятом классе, в вечерней школе.

— Так ты работаешь?! — обрадовался я.

— Нет.

— Как нет?.. А как же ты поступила в школу рабочей молодежи?

— Папа устроил. У него там какой-то знакомый.

Она произнесла это обыденным тоном, будто говорила о билетах в кино, которые ей устроила знакомая кассирша. Я смотрел на нее и не верил, что это та самая Лена… Она была совсем чужой — я это почувствовал сердцем. Развязные манеры, небрежный тон…

— Да, ты знаешь, Галочкин приехал!

— Откуда?

— Он учится в военном училище. Красавец стал, можно влюбиться.

Мы подошли к подъезду ее дома.

— Приходи завтра. У меня бывает весело. Собираются девчонки, мальчики. Танцуем. Коля завтра должен прийти. Он про тебя спрашивал.

Я молчал.

— Придешь?

— Не знаю. Посмотрю…

Я ушел, полный тревожных, противоречивых чувств. Ночью мне приснился странный и неприятный сон: я видел Лену вместе с двумя крикливо одетыми парнями. Они вели ее под руки. Лена смеялась неестественным, нервическим смехом… Утром проснулся с нехорошим осадком на душе. «Отчего это? Лена вчера приглашала к себе… Да, приглашала. Идти или не идти?.. Какая она странная стала, совсем чужая…»

Эти мысли будоражили целый день. Я перебирал в памяти события последних лет, знакомство с Леной, начало дружбы и… разрыв. Почему разрыв? Из-за Семки? Нет, ревности не было. С Леной у нас все кончено, но все-таки было неприятно, точно я в чем-то провинился. Лена вспоминалась то простой и близкой, какой я видел ее в день знакомства и в первое свидание, то далекой и чужой, как сейчас. Потом вдруг вместо Лены вставало передо мной улыбающееся лицо Тани Ковалевой… Таня! Она хорошая. С ней можно запросто говорить о чем угодно. И Саша…

«Идти или не идти?» — спрашивал я себя в сотый раз, и внутри начинали спорить два голоса. Один требовал: «Иди!» Другой отказывался. А почему бы, собственно, не сходить? Что тут особенного? Ничего. Пойду просто так, ну, хотя бы для того, чтобы Галочкина увидеть.

И я направился к Лесницким.

Дверь квартиры распахнута настежь. Из комнаты вырываются звуки джазовой музыки. Я остановился в нерешительности. Из кухни с папиросой во рту вышел Галочкин в военной курсантской форме, в начищенных до блеска сапогах.

— А! Серега! Салют! Сколько лет, сколько зим! Вот хорошо, что пришел.

— Здравствуй, Колька! — Я искренно обрадовался встрече, забыв о прошлой обиде. — Как в училище?

— Ничего, нормально. В будущем году чин присвоят. Вообще, я тебе скажу, офицеры живут — дай боже! — он щегольским движением поправил гимнастерку под ремнем, собрав складки назад. — Чуть не женился там на одной студенточке. М-м! Девочка, если б ты знал! Как-нибудь потом расскажу. А теперь пойдем. Тут такое веселье! Ленка молодец! Папа с мамой на курорте, а она тут вовсю хозяйничает.

Коля взял меня за рукав и потянул в комнату.

— Представляю нового гостя!

Первым ко мне шагнул Семка.

— Мы, кажется, когда-то вместе учились? — спросил он насмешливо.

— Кажется.

— Очень рад пожать вашу мозолистую руку.

Семка манерно склонил свою прилизанную голову. На нем широченный рыжего цвета пиджак и узкие голубые брюки, отчего его фигура казалась треугольной, смешной.

Затем меня познакомили с накрашенной девицей по имени Мила. Она похлопала своими донельзя налепленными ресницами и опустилась на стул, поджав под сиденье длинные тонкие ноги. Таких было много и всех я не запомнил: они, по-моему, сшибали на одно лицо.

Посредине комнаты стоял стол с тремя винными бутылками и закуской. Лена суетливо скользила по комнате, глаза ее возбужденно блестели.

— Семик, поставь ту пластиночку.

— Какую, милочка?

— Ну, эту, как ее? Па-пара-пап!

Лена подошла ко мне.

— Пойдем, потанцуем.

Мне не хотелось, но я согласился, чтобы не обидеть Лену. Танцевал я на этот раз без желания.

Как сильно переменилось у Лесницких. Вместо письменного стола стоял буфет, диван заменился тахтой. Огромный книжный шкаф, так притягивавший меня, теперь непонятно почему был отодвинут в самый дальний угол и загорожен ширмой, будто хозяева стыдились его показывать. И эта пирушка… Новые друзья…

— Ой, Сережка, — прервала Лена мои мысли, — ты танцуешь по-древнему. Давай я тебя поведу.

Она начала топтаться на одном месте, переступая с ноги на ногу.

— Нет, ты не умеешь, — заключила она. — Вот посмотри, как мы с Семой будем танцевать. Сема, иди ко мне.

Семка подскочил, согнулся угодливо.

— К вашим услугам!

— Веди меня.

Семка обхватил Лену гораздо ниже талии и они судорожно стали топтаться на одном месте. Неужели они не понимали, что это отвратительно? Я подумал с недоумением: «И зачем меня принесло в эту странную и дикую компанию? Что это за жизнь? Что за веселье? Это же сплошная пошлость. И вообще на что они способны, эти «зюзи», и Лена вместе сними? Ни на что! Уж какой ни есть тип Гришка Сушков, и тот лучше их. Хоть он торгаш и воришка, но он знает, как зарабатываются деньги. А эти?!»

Страшно захотелось отхлестать по щекам Семку, до того нагло он себя держал.

Колька толкнул меня в бок:

— А Ленка ничего стала, как скажешь?

— Дурак ты! — непроизвольно вырвалось у меня. Я подскочил к радиоле и остановил пластинку. Лена с Семкой застыли. Мила захлопала налепленными ресницами. Галочкин опешил. Все с удивлением уставились на меня.

— Лена, выйдем на минуточку… — сказал я дрожащим