Юность моя заводская - Леонид Семёнович Комаров

— А ты тоже МОП?

— Нет, что ты! Я — служащая!

— А?.. — сказал Юрка и пожалел, что спросил.

«Так и есть. Рыжая дразнит Мопсом. Оказывается, это не только собачья кличка, но к тому же еще и значит, что я самый младший и обслуживаю кого-то».

С этого дня Юрка возненавидел свою должность, а укромный уголок за шкафами опостылел ему. Однажды Юрка проходил по участку, где работала рыжая насмешница. Сначала хотел поскорей прошмыгнуть мимо, чтобы она не заметила. Девушка стояла к нему спиной и не могла видеть его. Тогда он решил немного понаблюдать, как она крутит маховички у станка. Полные руки ее с крупными медными веснушками двигались быстро и ловко. Вот она сняла готовую деталь, поставила другую и включила станок. Из-под резца поползла веселая фиолетовая стружка с дымком… Юрка позавидовал. Девчонка эта и ростом небольшая и, конечно, не сильнее Юрки, а работает на станке. Она не таскает, как он, бумажки, никого не обслуживает, а сама делает детали. Все, хватит с него! Завтра же пойдет к начальнику цеха и скажет, что больше не будет младшим обслуживающим персоналом, а хочет в рабочие. Так и сделал. Утром Юрка проскользнул в кабинет начальника цеха. Евгений Михайлович заметил его и сказал сердито:

— Я тебя не вызывал.

— А я по личному вопросу.

— Раз по личному, тогда другое дело.

Юрка заявил, что не хочет больше быть рассыльным, а хочет на станок. Евгений Михайлович с недоверием оглядел щуплую Юркину фигуру и сказал, что на станок ему рановато: нужно как следует «пообтереться» в цехе. Юрка хотел возразить — чего ждать, он уже хорошо «пообтерся». Но к Евгению Михайловичу пришли люди с делами, и огорченный Юрка удалился. Без всякого желания исполнял он несложные свои обязанности и все чаще с завистью присматривался к рыжей девушке. Эх, если бы стать за станок, он бы доказал ей, что никакой он не Мопс, и может работать не хуже ее.

Он по-прежнему служил на побегушках, бегал по цеху с Галиными поручениями. Ей хорошо — она служащая.

Юрка уже совсем опустил нос. Но вот Евгений Михайлович пригласил его в кабинет.

— Ну, так что? — спросил он. — Не хочешь со мной работать? Отказываешься помогать?

— Да, нет… — Юрка замялся. — Почему же? Только на станок охота…

— Уж и охота! А кто же у меня работать будет?

— Возьмите какую-нибудь девчонку! — с готовностью посоветовал Юрка. — Для них это самая подходящая работа — не пыльная.

Евгений Михайлович удивленно вскинул брови: «Вот ты какой!» и сказал:

— Ладно, отпускаю тебя на станок.

* * *

Юрка пылает от радости. Его лицо, пожалуй, сияет сильнее, чем у той девушки с прядками медных волос, вьющихся из-под платка. Она работает недалеко от Юрки и давно заметила, что он учится на токаря.

Юрка всю смену поглядывал в ее сторону. Уж теперь он докажет ей, на что способен! Стоп! Кажется, она идет к нему… Юрка замер в трепетном ожидании: что она скажет? Девушка подошла совсем близко, озорно подмигнула:

— Здорово, токарь!

— Здравствуй! — ответил ей Юрка, как старой знакомой, а сам подумал с радостью: «Хотя она и рыжая, а ничего — симпатичная».

Через несколько дней в цехе появилась новая рассыльная — худенькая девочка лет пятнадцати, с короткими косичками. Она бегала по участку с бумагами в руках, и Юрка смотрел на нее с необыкновенной высоты, распираемый чувством собственного достоинства. Его так и подмывало подразнить ее Мопсом, но он решил, что рабочему человеку не солидно обзывать младший обслуживающий персонал.

ПЛЮШЕВЫЙ МИШКА

Олина мама волновалась. До прихода гостей оставалось два часа, а тесто для пирожков поднималось очень плохо. И, конечно, виноват отец, потому что он сидел на диване и спокойно (так думала мама) читал свежий номер «Экономической газеты».

Мама вообще не переносила, когда отец сидел без дела. Она быстро нашла ему работу — велела украшать кремом торт, все-таки у него художественный вкус: недаром столько лет является редактором стенгазеты в своем конструкторском бюро.

Отец послушно отложил газету, свернул из листа плотной бумаги кулек, наполнил его кремом и стал выводить на аппетитно-румяной поверхности торта разные завитушки.

Но больше всех переживала Оля. Ведь она была виновницей торжества — ей сегодня исполнилось семнадцать лет. Уже целых полчаса она крутилась перед зеркалом, выбирая платье: зеленое марокеновое нравилось Толику, а Яше… Какое платье нравилось Яше, Оля не знала. И вообще, она еще не выбрала, кому лучше нравиться — Толику или Яше.

Все трое учились в одном классе. Оба мальчика симпатизировали ей. Толик сидел с ней за одной партой и помогал ей во всем, чтобы она ни просила. С Яшей же она бывала на многих школьных вечерах. Яша очень остроумный, знает наизусть стихи Бернса, Беранже, Константина Симонова. У Яши черные волнистые волосы и длинные, как у девочки, ресницы. Красивый он. С ним всегда весело. А Толик?.. Этот неуклюжий на вид, неразговорчивый. Но добрый и сильный, хороший спортсмен. Кто же из них лучше? Надо, в конце концов, выбрать кого-нибудь из них.

Оля надела голубое платье с рукавом три четверти, в котором как-то была на вечере в школе. Тогда Яша ухаживал за ней особенно рьяно. Она осмотрела себя в зеркале со всех сторон и с удовольствием отметила, что в этом платье она кажется выше и стройнее. А туфли с каблучком чуть побольше венского делают ее ноги красивыми и прямыми. Оле очень хотелось, чтобы Яша обязательно приметил это. Обязательно.

Она вспомнила, как однажды их класс выехал в лес за город на лыжах. Сначала ехали все вместе. Первым шел Толик, прокладывая лыжню в мягком неслежалом снеге. Он ловко отбрасывал палки, разбрызгивая снежные искры. В лесу было изумительно красиво! Словно в сказке, по пояс в снегу стояли молоденькие елочки с белыми шапками на макушках.

Держали путь к старым песчаным карьерам. Там длинные пологие спуски, и поэтому сюда и собирались любители катания с гор.

Оля отстала. Яша предложил ей пробираться к карьерам короткой дорогой, и они взяли левее. Оля разгорелась, сняла варежки и сунула за пояс брюк. Яша вышагивал рядом и вдохновенно читал стихи:

Хочу, чтоб все

                      подвластно было мне:

Моим рукам

                  и разума движенью.

Чтоб чудо-корабли

                             на океанском дне

Чертили огненные тени.

В ракете б уноситься от земли

В кромешные

                     космические дали,

В мир неизведанный, где звуки бы могли

Развеять грусть и