Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский

Солнце выкатывалось прямо из океана, будто красный плавник огромной рыбы. Теплый воздух струился от нагретых замшелых камней, и пахло свежей травой из распадков.

Бойко и Исхаков стояли над самым обрывом, вслушиваясь в отдаленный гул прибоя, любуясь ленивыми складками океана. Вздрогнули, услышав за спиной грузные шаги. Обернулись, вытянулись: к ним подходил коренастый немолодой человек с погонами капитана. Подходил неторопливо, крепко ставя слегка кривоватые ноги.

— Это и есть новое пополнение? Что ж, служить будем вместе. Давайте знакомиться: начальник заставы капитан Майоров. Как тут у нас острят — фамилия не соответствует званию…

У капитана оказалось загорелое до черноты морщинистое лицо. На коротко стриженных висках поблескивала седина. Голос был негромкий, с хрипотцой, но говорил внятно, каждое слово запоминалось. Поздоровался с каждым за руку, быстро оглядел чуть прищуренными, спокойными глазами. «Славный старик», — подумал Бойко.

Капитан сел на камень, жестом показал, чтобы садились рядом.

— Любуетесь нашими местами? Правильно делаете. Застава у нас особая. Дальше нас во всем Союзе никого нет. Вон там — Америка, там — Япония. Соседи серьезные. Участок у нас большой. Все обещают разукрупнить, но эту зиму придется прожить по-старому.

Помолчал, прислушиваясь к резким крикам чаек, оглядывая голубое небо.

— Места у нас, правда, красивые. Прямо хоть туристов вози. Но погоды не балуют. Видите вон ту арку?

Въездная арка была обычная, деревянная, выкрашенная зеленой масляной краской, с красной звездой наверху. Под аркой они проезжали на вездеходе этой ночью по скрипящему гравию.

— Зимой под ней согнувшись проходим, — продолжал Майоров, — столько снегу наметает. Да и ветра настырные. В общем, трудности имеются. Вопросы есть?

Вопросы, возможно, были. Но деликатно промолчали. Дух захватывало от суровой красоты, от грохота океанских волн. А капитан, словно почувствовав их настроение, сказал:

— Ничего, привыкнете. Все мы так начинали. Служить можно. Вареников с вишнями, правда, не обещаю.

Пружинисто встал, давая понять, что разговор закончен.

— Личные дела ваши просмотрел. Ближе познакомимся на службе. У нас народу не так много, все на виду. Встречаться будем часто. А сейчас походите, посмотрите заставу, а то потом времени не будет. Старшина покажет.

…Старшину они нашли в глубине двора, за казармой, возле маленького парника. Парничок был самодельный, косоватый, но стекла весело блестели, на грядках проклевывалась какая-то зелень. Старшина сидел перед ней на корточках в одной майке, китель висел рядом. Руки у него были в земле, на лице блуждала улыбка, что-то насвистывал себе под нос.

Увидев их, выпрямился, сгоняя улыбку. Был он тонок в талии, сухощав. Могучие грудные мышцы, широкие покатые плечи и длинные кисти выдавали бывшего гимнаста. Лицо было твердое, крепко обтянутое кожей. Глаза серые, даже белесые, не вязались с длинными девичьими ресницами. Глядел в упор, не мигая. Бойко даже внутренне поежился, когда старшина уставился на него, словно оценивая. «Ну и манера», — подумал. Но старшина уже отвернулся, надевая китель.

— Как отдыхали? — спросил.

— Нормально, — сказал Бойко сдержанно.

— Что это у вас, товарищ старшина? — Рашид улыбнулся, указал пальцем на парниковую грядку.

Отсвет только что согнанной улыбки снова прошел по лицу Дятлова.

— Лук. Только вот стрелу, бедняга, не выгоняет: солнца маловато.

«Нашел игрушку, — снисходительно решил Бойко, — наверное, из крестьян».

— Здесь любой зелени рад будешь, — добавил старшина и зашагал к казарме, не оборачиваясь, словно выдерживая невидимую дистанцию между собой и ними. «Приветлив, ничего не скажешь», — чуть не сорвалось с языка у Бойко.

Белобрысый солдат в синем комбинезоне красил рамы, высунув язык от усердия. Увидев шествие, крикнул:

— Товарищ старшина, краска кончается!

— Ты что ее на хлеб мажешь? — недовольно буркнул Дятлов, останавливаясь. — Дома небось каждую каплю считаешь, а здесь льешь почем зря. Больше не дам.

— Товарищ старшина…

— Все, Сысоев. Кончай базар. — И зашагал дальше. Белобрысый солдат крикнул вслед:

— Новеньких давайте в помощь, товарищ старшина. Они бережливые. — И подмигнул. Рашид ответил ему улыбкой.

* * *

Честно говоря, впечатление от самой заставы было разочаровывающим. Ожидал увидеть что-то вроде бастиона, маленькой крепости. А здесь — несколько одноэтажных домиков под железными крышами, придавленными сверху большими камнями (чтобы не снес ветер). Прожекторный пост возле скрюченной сосны. По кромке обрыва укреплен толстый трос вроде леера на корабле. На площадке — турник, столбы с волейбольной сеткой, точно на школьном дворе.

В углу двора находился и живой уголок, вернее целое хозяйство. Была там корова Марица, рыжая, медлительная и важная. Для нее выстроили специальный сарай под толевой крышей. Марица паслась поблизости в распадках и на жизнь, видимо, не жаловалась.

Был бурый медвежонок. Медвежонок молока не давал, но сам любил лакать его из миски, особенно если добавляли кусочек сахара. Сидел он на цепи и охотно боролся со всеми желающими, за что получил прозвище «Михаил Поддубный». Как он поведет себя зимой — станет сосать лапу или активно отдыхать, было неизвестно: подарили его пограничникам местные охотники всего месяц назад.

Была чайка Вера, которую с разбитым крылом подобрал на маяке Дятлов. Крыло срасталось медленно. Вера храбро вперевалку бродила по двору или сидела на плоской крыше, охорашиваясь, и хрипло кричала, увидев старшину.

Были на заставе еще ездовые и служебные собаки. Но к ним посторонних не допускали. Там имелись свои начальники, проводники и инструкторы, люди суровые и необщительные.

В отдельном домике жил начальник заставы с женой. Домик имел удивительно мирный вид — с цветничком, на окнах занавесочки. Жену капитана видели мало, говорили, болеет. «Капитанская дочка» заканчивала медицинский институт в Чите. Те, кому довелось побывать у начальника, видели ее большую фотографию над столом — дочка была красивая, похожа на актрису Извицкую.

В другом домике — поменьше — жил старшина. Сейчас холостяковал: два месяца назад отправил жену на материк, в родной Магнитогорск, а недавно получил известие о рождении сына. Говорят, в этот день выбежал во двор, подскочил к турнику и начал крутиться так, что тросы заскрипели. Вокруг собрались любопытные, цокали языками от восхищения, даже стали аплодировать. А старшина крутил «солнце», взлетая к небу, словно не чувствуя усталости. Потом спрыгнул, улыбнулся необычной для себя смущенной улыбкой, махнул рукой и побежал к домику. Так он отпраздновал рождение первенца…

Но сейчас, видно, частенько тосковал. В такие минуты на него находило, рявкал на всех — то пряжка на боку, то подворотничок пришит криво.

Заместитель начальника заставы старший лейтенант Козыренко был холост и жил в комнате при штабе. Недавно уехал на какие-то курсы. Солдаты отзывались о нем с веселым уважением. Учился он заочно в педагогическом институте, знал наизусть пропасть стихов, хорошо играл на баяне.