Алчность - Анита Берг

что некоторое время занимался покупкой металла на лом, но, заработав кругленькую сумму, бросил это дело, решив, что оно не вяжется с его честолюбивыми планами. Зато он рассказал, что в хаосе послевоенной Европы было довольно легко покупать различные ценные вещи — мебель, живопись, серебро. Софи легко поверила, что свою лавку антиквариата он приобрел на доходы от удачных операций — хотя на самом деле на это пошли деньги, вырученные от продажи бриллиантов.

— Я собираюсь открыть магазин побольше. На этом сейчас так легко делать деньги!

— Я уже и забыла, как это — зарабатывать деньги.

— Здесь все такое серое и скучное! Как ты все это выносишь?

— Привыкла.

— Правда?

— Ну конечно. Я вполне довольна своей жизнью, — с чуть слышным вызовом в голосе ответила Софи.

— А где Боб? Он все еще в армии?

— Нет, он уволился при первой же возможности. Работает привратником в одном колледже. Ему очень нравится эта работа, — поспешно добавила она. Дитер ничего не ответил — он не знал, что здесь можно сказать. После жизни в замке его отца смириться с таким? Тут надо было или восхищаться матерью, или жалеть ее.

Услышав, что в замке повернулся ключ, они дружно подняли головы.

— Ба, вот уж кого не ожидал увидеть! Дитер, это ты?

На пороге стоял Боб Кларксон — краснолицый, мужиковатый на вид, одетый в мешковатый костюм, из-под которого выпирало приличное брюшко. Дитер понял, что мать надо жалеть.

Посещение родных обернулось для Дитера сплошным испытанием. Он всегда недолюбливал Боба, а теперь и вовсе возненавидел его за то, что тот обрек его мать на такую жуткую жизнь.

Тот ужин показался ему бесконечным, а еда — отвратительной.

— Дитер, это немного подзарядит тебя, — загоготал Боб. — Бифштекс и почечный пудинг, старая добрая английская еда. — Он раздулся от гордости.

— Это она помогла нам победить в войне, ведь так, папа? — произнес Даррен, хитро глянув на Дитера, но тот, к очевидному разочарованию мальчика, не клюнул на эту приманку.

— Даррен, перестань. Мы не хотим разговаривать о войне, правда, Дитер?

Юноша лишь холодно посмотрел на отчима и брата.

— Боб, ты знаешь, что дела у Дитера идут отлично? Он открывает уже второй антикварный магазин, — быстро вмешалась Софи.

— Ну что ж, прекрасно, сынок Меня только удивляет, что на старинные вещи есть спрос. Мне казалось, что после того, как мы надрали немцам задницу, у них еще долго не будет денег на такие штуки.

— Наоборот: мои сограждане хотят как можно быстрее вернуться к нормальной жизни, — возразил Дитер.

— Твои сограждане? А я думал, что ты француз.

— Нет, Даррен, я немец, — холодно ответил Дитер брату.

— Знаешь, на твоем месте я не стал бы хвастаться этим, — бросил Даррен и, резко отодвинув стул, вышел из комнаты.

После этого Дитер отвечал на все вопросы односложно. Боб, извинившись, объявил, что собирается в клуб, на партию в «дартс», которую он просто не может пропустить. Это только обрадовало Дитера.

— Ты заночуешь у нас? — спросил Боб, надевая плащ.

— Боюсь, не могу. Мне надо уехать.

— Дитер, ну как же так? А я надеялась, что ты останешься, — сказала Софи.

— Прости, мама, но завтра утром мне надо встретиться с одним человеком в Норфолке — покупаю у него кое-какие картины. А в полдень я должен сесть на паром, отплывающий из Гарвича.

— Это надо запретить: наши ценности не должны уплывать из страны, тем более в Германию! — громко объявил Боб.

— Но вы и так выиграли войну, разве вам этого мало?

Боб остановил на юноше долгий внимательный взгляд, и Дитеру даже показалось, что отчим сейчас бросится на него. Или он просто подыскивал подходящие слова для ответа?

— Я ухожу! — наконец бросил мужчина.

— Дитер, разве можно так раздражать Боба? Это нечестно, ведь он не так умен, как ты, — упрекнула его Софи, когда они наконец остались одни.

— А меня раздражает их тупая английская гордость. Эта страна — просто отстойник, совсем не то, что Германия. О, мама, ты бы не поверила своим глазам: жизнь там буквально кипит, и скоро нам вновь будет чем гордиться. Мы полны решимости опять стать лучшими. Тебе следует вернуться в Германию!

— Чего ради? — засмеялась Софи. — Я вполне довольна здесь. — Но как это может быть? Как ты можешь быть довольной с такими людьми, в таком доме и в такой стране? — пылко проговорил Дитер.

— Я признаю, денег у нас немного. Но мы всегда сыты и обогреты, а другие вещи, которые я считала важными, утратили для меня свою значимость. У меня нет серебра, но зато мне не приходится его чистить. Мой гардероб невелик, но так мне меньше приходится стирать, гладить и латать одежду. Я могу за день навести в доме идеальную чистоту. У меня нет слуг, но когда они были, мне приходилось мириться с тем, что они шпионят и ссорятся между собой.

— Но Англия? Я имею в виду…

— Меня целиком устраивает жизнь здесь. Мне нравятся здешние люди. Они обязательно придут в себя. Ты уж мне поверь, — добавила «она, когда Дитер покачал головой. — Здесь я чувствую себя в безопасности — впервые за много лет. Ты спросишь меня, почему? Благодаря Бобу. Я знаю, что он кажется тебе немного вульгарным, но он хороший, добрый человек, и он любит меня так, как никто никогда не любил.

— Но после отца… — озадаченно проговорил юноша.

— Твой отец… — Софи опустила взгляд, на ее лице появилось мечтательное выражение.

«Я был прав, — подумалось Дитеру. — Другого такого, как отец, быть не может».

— Я знаю, что так, как я любила Генриха, я никогда уже не полюблю. Он был красив, очарователен и любезен, а я была так молода. Но с ним я не чувствовала себя в безопасности, и он никогда меня не любил — и в этом он проигрывает Бобу.

— Мама, я не могу в это поверить.

— Тогда почему он на мне так и не женился? — грустно улыбнулась сыну Софи.

— Он обязательно женился бы — после войны.

— Нет, Дитер, ты ошибаешься. Я сама убедила себя в том, что мы поженимся, но в глубине души всегда знала, что это лишь мечта, которая дает мне силы жить. Я была его любовницей, и после того, как моя красота увяла бы, он обязательно бросил бы меня.

— Ни за что! — энергично возразил Дитер.

— Милый, милый мой мальчик, ты всегда так предан памяти отца. Но подумай вот о чем: неужели ты думаешь, что если бы нашего блестящего графа Генриха не убили, если бы твой отец уцелел