Алчность - Анита Берг

Анита Берг

Алчность

Предыдущим вечером Дитер фон Вайлер избил свою любовницу, а сегодня, перед тем как выехать из дому, он ударил жену. Это шокировало и изумило графиню — обычно ее муж никогда не проявлял по отношению к ней насилия. Любовница же почти не удивилась: такое уже случалось, и не раз. Обе женщины простили Дитера, ибо обе его любили.

На другом конце света, на Восточном побережье США, в шесть сорок пять утра проснулся Уолт Филдинг. Он почувствовал сексуальное возбуждение, но, разумеется, не пошел в поисках облегчения в комнаты жены. Вместо этого в час пятнадцать он посетил любовницу, однако обнаружил, что его душа абсолютно не лежит к сексу, — в последнее время это стало для него почти нормой. День выдался весьма напряженным: Уолт наконец заключил сделку, которой занимался почти год и которая должна была принести ему несколько миллионов долларов. В восемь он позвонил в бюро знакомств, но к девяти в очередной раз понял, что с сексом у него не клеится. Тем не менее, он щедро вознаградил девушку. Чтобы забыть о столь неприятном положении вещей, он до полуночи занимался делами — разговаривал по телефону, приводил в порядок документацию… В полночь он сел в свой личный самолет, который должен был перенести его в Каир. Все события дня вместе с точным их временем он фиксировал в дневнике — такая у него была привычка.

Примерно в одиннадцать утра Джеймс Грантли, известный всему миру как Джейми Грант, проснулся в своей лондонской квартире, терзаемый похмельем и сожалением о вчерашнем вечере. Рассматривая в зеркале свое мужественное лицо, он не мог не обратить внимания на следы разрушения, которые подобный образ жизни начал оставлять на его наиважнейшем достоянии. Он тут же дал себе обещание, что непременно бросит кутить — впрочем, этот зарок он давал почти каждое утро. Затем он позавтракал в своем клубе, провел довольно неприятный час со своим банкиром и еще более тревожный — со своим агентом, после чего отправился в аэропорт Хитроу и сел на рейс в Ниццу. Он был бы не прочь заняться любовью со своей женой — если бы знал, где она сейчас. Но она в очередной раз скрылась в неизвестном направлении.

Канны, осень 1992

Средиземное море, стального цвета под нависшими облаками, словно истощив свои силы во вчерашнем шторме, тихо плескалось о пустые пляжи и неровные скалы берега. Песок был усеян мусором, принесенным волнами, — казалось, кто-то высыпал на берег гигантскую корзину, набитую обрывками бумаги, обломками’ дерева, использованными презервативами и прочим хламом. Измочаленные ветром листья пальм бессильно свисали. Сине-белый мусоровоз медленно ехал по набережной Круазетт, время от времени к нему подходили мусорщики в голубой муниципальной униформе и сбрасывали в его кузов городской мусор. Людей почти не было — из-за начинающегося дождя этот день совсем не годился для прогулок. Из-под козырьков над входами в рестораны у моря с озабоченным видом выглядывали их владельцы: небо не обещало ничего хорошего, поэтому следовало максимально урезать меню и таким образом уменьшить потери, которые предвещал этот день.

На Лазурный берег опустилось уныние, и оно не просто было вызвано плохой погодой — в нем было что-то от тоски, охватывающей английские прибрежные городки в начале зимы. Обычно в это время года Канны наслаждались мягким зимним солнышком, да и температура была значительно выше нынешней. Сегодня же они ничем не отличались от какого-нибудь английского Морекамбре, улицы которого пустынны, туристические заведения работают вхолостую, а местные жители спрятались в свои зимние панцири меланхолии и ждут, когда наконец вернется лето, а с ним появятся и клиенты.

Дитер сидел в своем номере «люкс» в отеле «Карлтон» и через окно спальни наблюдал, как какая-то закутанная в плащ старая леди, пригнув голову, медленно идет сквозь дождь. В руках она держала поводки, на других концах которых угрюмо вышагивали два мокрых йоркширских терьера — собакам явно не нравилось, что в такую погоду хозяйка вывела их на прогулку.

«Наверное, англичанка», — решил Дитер, и на его лице появилась столь не характерная для этого человека искренняя улыбка — зрелище отважной старой дамы, борющейся со стихией, того стоило. В дверь осторожно постучали, и он обернулся. В комнату вошел вызванный служащий отеля. Каждый мускул его тела двигался так, словно он за что-то извинялся: Дитер явно умел производить впечатление на нижестоящих. Набирая телефонный номер, Дитер суровым тоном проговорил: «Вот!» — и указал левой рукой на свой багаж. Разумеется, о таких словах, как «пожалуйста» или «спасибо», не могло быть и речи. Сумки из прекрасно выделанной черной кожи несли на себе инициалы «Д. ф. В».

— Это Дитер фон Вайлер, — произнес он в трубку. — Это вы, Тото? Как поживают ваша прекрасная жена и дети?

Вкрадчивая улыбка на его лице соответствовала тону его голоса. Он говорил на безупречном английском с легким немецким акцентом, и этот акцент заставлял даже самых добропорядочных англичанок, дрожа от сладострастия, воображать себе сцены садомазохизма.

— Пожалуйста, передайте Его Превосходительству, что я буду у вас завтра к вечеру.

Контраст с его обращением со слугой был просто разительным — этот Тото определенно был очень важен для него. Дело в том, что Тото являлся могущественным персональным помощником его клиента, и Дитер должен был постоянно проявлять вежливость. Его Превосходительство прислушивался к мнению Тото и встречался лишь с теми людьми, которых выбирал его помощник Сейчас Дитер занимался сделкой; которая должна была принести ему пару миллионов чистой прибыли. И хотя эта сделка была незаконной, покупательная способность денег от этого не уменьшалась. Дитер решил немного поддразнить Тото, намекнув на некий подарок, который он приготовил. Когда дело касалось подарков, Тото становился настоящим ребенком. Вероятно, у него было уже несколько десятков золотых часов «Пате Филипп», но это не имело абсолютно никакого значения — он всегда любил получать последнюю модель. Разумеется, как дополнение к значительным комиссионным.

Дитер хорошо понимал, каким грязным делом был тот бизнес, которым он занимался, — в узком кругу посвящениях его называли «торговлей игрушками». Но он предпочитал не думать об этом, особенно о тех невинных людях, которых проданное им оружие стирало с лица земли. Лучше было думать о деньгах, ведь такой бизнес позволял делать их намного легче и быстрее, чем его законные предприятия.

Закончив запланированные телефонные разговоры, он разделся и на несколько секунд замер у зеркала во